«Хамви» подпрыгнул, забуксовал, колеса заскользили, но Оуэн в последнюю минуту сумел справиться с машиной.

– О Господи, старик, – выдохнул Оуэн. – Хоть предупреждай, что ли, когда в следующий раз крыша поедет!

Генри потер лицо ладонями, вдохнул и медленно выпустил воздух из легких.

– Я знаю, куда мы направляемся и что будем делать…

– Уже лучше.

– …но должен сначала рассказать историю, так что ты поймешь.

Оуэн искоса глянул на него.

– А ты? Ты понимаешь?

– Не все, но больше, чем раньше.

– Валяй. До Дерри еще час. Времени хватит?

По мнению Генри, времени было более чем достаточно, особенно если общаться мысленно. Он начал с самого начала… с того, каким, по его разумению, это начало было. Не с нашествия серых, не с байрума, не с хорьков, а с четырех мальчишек, мечтавших увидеть фото королевы бала выпускников с задранной юбкой, только и всего. Ни больше ни меньше. Оуэн машинально продолжал крутить руль, хотя голова его наполнилась множеством связанных между собой образов, скорее как во сне, чем в кино. Даддитс, первая поездка в «Дыру в стене», Бивер, блюющий в снег. Утренние походы в школу, Даддитсова версия игры: они выкладывают карты, а Даддитс вставляет колышки. Как они повезли Даддитса смотреть Санта-Клауса… ну просто полный улет! И как обнаружили фото Джози Ринкенхауэр на доске объявлений накануне выпускного вечера. Оуэн увидел, как они подъезжают к дому Даддитса на Мейпл-лейн в машине Генри – мантии и шапочки свалены позади, они здороваются с мистером и миссис Кэвелл, сидящими в гостиной с пепельно-бледным мужчиной в комбинезоне с эмблемой газовой компании «Дерри Газ» и плачущей женщиной: Роберта Кэвелл обнимает за плечи Эллен Ринкенхауэр, уверяя, что все будет хорошо: Господь не допустит, чтобы с дорогой малышкой Джози что-то случилось.

Они в самом деле сильны, восхищенно думает Оуэн. Боже, ну и дают! Как такое может быть?

Кэвеллы почти не обращают внимания на пришедших: все четверо стали почти своими на Мейпл-лейн, а Ринкенхауэры слишком погружены в бездну ужаса, чтобы заметить гостей. Они не прикоснулись к кофе, поданному Робертой. «Он в своей комнате, мальчики», – сообщает Элфи Кэвелл с грустной улыбкой. Даддитс, занятый оловянными солдатиками (у него их целая армия), вскакивает, едва завидев их на пороге. Даддитс никогда не носит ботинки дома: только шлепанцы в виде забавных кроликов, подарок Генри на день рождения, он любит эти шлепанцы настолько, что будет носить, пока они не превратятся в розовые плюшевые отрепья, подклеенные со всех сторон пластырем. Но сейчас на нем ботинки. Он ждал их, и хотя улыбается так же солнечно, как всегда, глаза его серьезны.

– Уда ем? – спрашивает Даддитс. «Куда идем?»

И…

– Так вы все были такими? – прошептал Оуэн. Правда, Генри уже говорил что-то в этом роде, но до сих пор он не представлял, о чем идет речь. – Еще до этого? – Он касается тонкой полоски байрума на щеке.

– Да. Нет. Не знаю. Помолчи, Оуэн. Лучше слушай.

И сознание Оуэна вновь наполняется образами из восемьдесят второго.

К тому времени, как они добираются до Строфорд-парка, на часах уже половина пятого, и по софтбольному полю рассыпались девочки в желтых блузках, волосы у всех забраны в хвостики, продетые через резинки бейсболок. У многих пластинки на зубах.

– Батюшки мои, да у них руки не тем концом вставлены, – говорит Пит, и, возможно, так и есть, но веселятся они на полную катушку. В отличие от Генри, у которого в желудке свернулся комок дурного предчувствия. Он даже рад, что Джоунси выглядит точно так же: напуганным и притихшим. Если у Пита с Бивером воображения – ноль, то на них со стариной Гэриеллой его чересчур много. Для Пита и Бива все это игра, как в киношках и книгах про детективов-вундеркиндов, но для Генри… Не найти Джози Ринкенхауэр – это само по себе ужасно. Но найти ее мертвой…

– Бив, – говорит он.

Бив, увлеченно наблюдающий за девочками, оборачивается к Генри:

– Что тебе?

– Как, по-твоему, она еще жива?

– Я… – Улыбка Бива меркнет, сменяется встревоженным взглядом. – Не знаю, старик. Пит?

Но Пит качает головой.

– Там, в школе, я думал, что жива… черт, ее фото только что не говорило, но теперь… – Он пожимает плечами.

Генри смотрит на Джоунси, но тот тоже пожимает плечами и разводит руками:

– Понятия не имею.

Тогда Генри делает шаг к Даддитсу. Тот смотрит на них сквозь то, что называет «ои оки» – узкие полусферические темные очки с зеркальными стеклами. По мнению Генри, в них он похож на Рея Уолстона в фильме «Мой любимый марсианин», но Генри никогда не высказывает этого вслух. И старается не думать о таком в присутствии Даддитса. Дадс напялил также шапочку Бивера: ему ужасно нравится дуть на кисточку.

Даддитс не обладает избирательным восприятием: для него алкаш, роющийся в мусорных ящиках в поисках пустых бутылок, девочки, играющие в софтбол, и белки, прыгающие по ветвям деревьев, одинаково увлекательны. Именно это и делает его особым. Не похожим на других.

– Даддитс, – начинает Генри, – помнишь девочку, с которой ты ходил в Академию? Джози. Джози Ринкенхауэр.

Даддитс слушает с вежливым интересом, только потому, что к нему обращается друг, но имени, разумеется, не узнает. Еще бы, ведь он не помнит даже, что ел на завтрак, не говоря уже о какой-то малявке, с которой ходил в школу три-четыре года назад!

Генри захлестывает волна безнадежности, странным образом смешанной с горькой иронией. О чем они только думали?

– Джози, – повторяет Пит, тоже без особой надежды. – Помнишь, мы еще подшучивали над тобой? Называли ее твоей подружкой? Карие глаза… светлые волосы дыбом, целая грива… и… – Он устало вздыхает. – Мать твою…

– Ень оой емо се о зе, – отвечает Даддитс их любимой фразой, «день другой, дерьмо все то же». – Ет отяк, ет игы.

– Верно, – кивает Джоунси. – Нет костяшек, нет игры. Что ж, отведем его домой, парни, все равно…

– Нет, – вмешивается Бивер, и все смотрят в его горящие взволнованные глаза. Он так энергично жует зубочистку, что она то и дело подпрыгивает во рту.

– Ловец снов, – говорит он.

– Ловец снов? – переспрашивает Оуэн, и голос звучит, словно из далекого далека даже в его собственных ушах. Огни фар скользят по бесконечной снежной пустыне, имеющей некоторое сходство с дорогой только из-за уходящих вдаль желтых фонарей. Ловец снов, думает он, снова возвращаясь к прошлому Генри, почти захлестывающему его пейзажами, картинками, шумом и запахами того дня, на пороге лета.

Ловец снов.

– Ловец снов, – говорит Бив, и они понимают друг друга, как иногда бывает и, как они считают (ошибочно, и Генри позже это поймет), присуще только друзьям. Хотя они никогда не обсуждали тот, приснившийся им одновременно, в первую охотничью поездку, кошмар, все же знали, что Бивер считает, будто его каким-то образом навеял Ловец снов Ламара. Никто не возражал – отчасти потому, что не хотели высмеивать суеверный ужас Бивера перед безвредной веревочной паутиной, но в основном потому, что вообще не желали говорить на эту тему. Но сейчас все отчего-то осознали, что Бивер наткнулся на истинную причину. Ловец снов действительно связал их, только не тот. Не принадлежащий Ламару.

Даддитс. Вот кто настоящий Ловец.

– Ну же, парни, – тихонько говорит Бив. – Вперед, и ничего не бойтесь. Хватайте его.

И они слушаются, хотя все же боятся… Пусть и немного. И Бивер тоже.

Джоунси берет Даддитса за правую руку, так ловко умеющую управляться со станками в училище. Дадди немного удивлен, но все же улыбается и сжимает пальцы Джоунси. Пит стискивает левую. Бивер и Генри заходят сзади и обнимают Даддитса за пояс.

Все пятеро стоят под толстым старым дубом, в пятнистой тени листьев, словно собираются затеять новую игру. Девочки в ярко-желтых блузках не обращают на них внимания. Белкам и трудолюбивому алкашу, тяжкими стараниями добывающему ужин из мусорных контейнеров, тоже не до мальчиков.