Перемахнув через загородку, беглецы спрятались в двухметровых зарослях конопляника. За селом началась ружейная и пулеметная стрельба. Бой шел за гумнами. Оставив Машутку в коноплянике, Фома вернулся к изгороди, раздвинул плетень и, высунув голову, стал осматриваться. С правой стороны по большаку двигалась четырехорудийная батарея. Шли раненые, ехали обозные телеги. Слева, из улицы, вышла колонна солдат. Рассредоточившись, она исчезла в лесу. Вслед за колонной из улицы тянулись отдельные солдаты, многие были без оружия.

«А мы вовремя вышли из леса, — подумал Фома, прислушиваясь, как за селом стихали пулеметные и винтовочные выстрелы. — Фронт бросили, нас могли прихлопнуть».

Он уже хотел было пойти обратно, как вдруг заметил идущего около изгороди офицера. Согнувшись, Фома побежал по меже, в сторону от Машутки.

Сзади прогремел выстрел. Фома почувствовал сверлящую боль в ноге. Обернувшись, он упал на землю, приподнял винтовку и почти в упор выстрелил в бегущего к нему офицера. Опасаясь преследования, Фома, несмотря на жгучую боль, отполз по меже еще сажен пятнадцать и, завалившись в канаву, спрятался между огуречным парником и грядкой гороха.

Паника среди отступающих колчаковцев была настолько велика, что они не только не обратили внимания на выстрелы в огороде, но и не заметили исчезновения офицера.

Через час Машутка увидела окапывающихся между огородами и опушкой леса красноармейцев, а еще через несколько минут разыскала истекающего кровью Фому. Раненому нужна была срочная помощь. Машутка побежала в улицу и у первого встречного красноармейца стала расспрашивать, где перевязочный пункт. Почесав затылок, молодой с белесыми бровями красноармеец ткнул пальцем в открытые ворота соседнего дома.

— Вон, только сейчас заехал Митрий Митрич, беги скорее, он мигом все сделает.

Вернувшись в огород, Машутка подняла Фому на руки и, изнемогая от тяжелой ноши, понесла на пункт. Перевязав ногу, Митрий Митрич уныло посмотрел на свой жалкий скарб, покачал головой и сказал, что раненого нужно срочно отправить в полковой лазарет. Машутка наняла за сапоги Фомы подводу и повезла его в соседнее село. Сразу же за поскотиной подводе с раненым нужно было пересечь маленькую речушку. У небольшого мостика, перекинутого на скорую руку красноармейцами, сгрудилось до сотни подвод, ожидающих переправы. Видя, что ей не пробиться к мостику, Машутка попросила подводчика помочь ей перенести раненого через речку. Потом снова взяла его на руки и пошла к селу, удивляясь, откуда у нее берется столько сил.

Лазарет, вернее полковой перевязочный пункт, только что прибыл в село, и Машутке стоило немало труда упросить сейчас же загипсовать ногу. Успокоившись за друга, Машутка спросила врача, как ей найти штаб полка.

— Штаб не знаю, где будет, а командир здесь, — ответил врач. — Я только что видел его у командира батальона. Это недалеко, на соседней улице.

Штаб батальона помещался в доме богатого кожевника. Во дворе и на улице толпились военные. С высокого тесового крыльца с резным шатром то и дело сходили командиры. В воротах Машутку задержал дежурный красноармеец.

— Вам, барышня, куда, — прищелкнув каблуками и загораживая дорогу, спросил дежурный, при этом он состроил такую уморительную рожу, что Машутка невольно улыбнулась.

— Вот туда, — показывая на крыльцо, ответила она.

— На прием, значит… Так, здорово… А к кому?

— Мне нужен командир полка.

— Ого! Самого, значит, товарища комполка. Здорово! К командиру полка пропустить не могу.

— А мне нужно и немедленно… Требую сейчас же пропустить.

— Сейчас же? Здорово. Вот это да. Товарищ комиссар! — обратился дежурный к появившемуся на крыльце высокому подтянутому военному. — Вот тут товарищ женщина просится к самому товарищу комполка.

Человек, к которому обратился дежурный, внимательно посмотрел на Машутку, сошел с крыльца, приложил руку к козырьку.

— Комиссар батальона Валь дек. Что вам нужно?

— Я хочу, чтобы меня провели к командиру полка.

— Разрешите знать, для какой цели?

— Это я могу сказать только ему одному.

Комиссар снова внимательно посмотрел на Машутку, что-то подумал, потом сказал:

— Хорошо, идемте.

Оставив девушку в приемной, Вальдек ушел в соседнюю комнату. Машутка слышала, как он говорил о ней и как другой голос сказал:

— Неужели наши кого обидели?

— Ну, на вас я надеюсь, — отозвался третий, как показалось Машутке, знакомый голос. — Интернациональный батальон не будет обижать мирных жителей, а впрочем, лучше давай ее сюда.

Машутка не верила своим глазам. За столом, рядом с военным китайцем, сидел их сосед, Михаил Редькин. Уставившись на девушку, он широко развел руки.

— Неужели это ты, соседка?

— Вроде я, дядя Михаил.

— Да теперь я и сам вижу, что ты, а вначале думал, что почудилось. Ты ведь, кажется, с белыми спелась, чтобы против революционного пролетариата…

— Если бы спелась, то здесь не была бы… — обиделась девушка.

— Оно, может, по-твоему, и так, но я, как командир обязан спросить тебя об этом.

Машутка стояла, опустив голову, не зная, что ответить.

«Михаил Редькин — командир, — думала Машутка, — это просто чудо… Даже в уме не укладывается». Но, вспомнив, зачем она здесь, подошла к столу и сказала твердо:

— Як вам, товарищ командир, по военному делу. О прошлом поговорим потом. Вы должны выслушать меня один на один.

Михаил отрицательно тряхнул шапкой волос.

— Говори при всех, от комиссара и командира Интернационального батальона я скрывать ничего, не стану.

Мальцева взяла табуретку, подсела к столу, сняла с ноги ботинок и, к великому недоумению командиров, бережно поставила его перед самым лицом Редькина.

— Я принесла вам план восстания челябинских рабочих, — показывая на ботинок, сказала она. — Восстание должно начаться, как только вы подойдете к городу. Вот здесь, — и девушка снова ткнула пальцем в ботинок.

Ленька схватил обувку, быстро завертел в ловких руках. Его зоркие глаза сразу определили, где нужно искать план. Схватив с подоконника кухонный нож, он через несколько секунд извлек из-под стельки ботинка врезанную там тонкую, спаянную из белой жести коробочку.

Осмотрев документы, Редькин хлопнул друга по плечу.

— Обнимай, Ленька, соседку, целуй, разрешаю. Вот она, пролетарская солидарность! Мы еще не успели подойти, а они план действия прислали. Надо немедленно сообщить комдиву. Пусть Алексей, наш товарищ Карпов, знает, как ждут нас в Челябинске. — Он вскочил на ноги, хотел само лично обнять девушку, но так и замер с распростертыми руками. Машутка, как подбитая, повалилась на пол. Организм, выдержавший огромное напряжение, отказал в тот момент, когда почувствовал, что все страшное осталось позади.

Очнувшись от обморока, Машутка, увидела, что лежит на кровати в маленькой комнате с распахнутым окном. На лбу мокрое полотенце, у изголовья стоит пожилая озабоченная женщина. Увидев, что Машутка открыла глаза, женщина ласково улыбнулась и, ничего не сказав, вышла из горницы.

На улице затарахтел мотор. За перегородкой кто-то сказал:

— Вот он. Приехал…

Машутка поднялась с кровати, прислушалась. В соседнюю комнату вошли люди, слышался голос Михаила.

— …и сдержал бы. А ты думаешь как? Если бы не план, я бы ей всыпал, да так…

— А, Юсуп? Ах, да-а. Ты ведь об этом не знаешь.

Машутка кинулась в распахнувшуюся дверь. Перед ней стоял Алексей.

Поезд всю ночь шел на восток. Утром в вагоне собрались Уркварт, Темплер и Петчер. Поджидая Нокса, собравшиеся слушали доклад Рихтера о неудавшемся плане вывоза машин и оборудования из Карабаша.

— Кто-то разобрал дорогу, и мы не смогли увезти многое даже из того, что удалось подготовить, — поглядывая в сторону Темплера, докладывал Рихтер. Им удалось вбить всем в голову, что завод принадлежит теперь рабочим, — продолжал Рихтер. — Они защищали его, как сумасшедшие. К сожалению, на их стороне оказались военнопленные. Я был бессилен еще и потому, что местные власти помогали нам только на словах.