Зарип по пути заглянул на завод. Дуня зашла в депо железнодорожников.

Через несколько часов нужные люди были оповещены.

Но пока в Карабаше шло все по-старому. Несмотря на приближение фронта, Рихтер медлил.

По пути в Челябинск полковник Темплер остановился на одну ночь у Петчера. Они проговорили до самого утра. За последние несколько недель Темплер очень постарел. Обычно молчаливый, теперь говорил не умолкая. Он стремился в разговорах забыться от всего того, что его мучило. Полковник не оставил у Петчера в отношении Урала никаких сомнений.

— Судьба Урала решена под Бузулуком. Чтобы повернуть красных назад, нужно немедленно включить в борьбу союзные войска, но я сомневаюсь, что это будет вовремя сделано, могу сказать вам лишь одно: спасайте все, что успеете, — заключил Темплер. Если бы эти слова сказал Уорд или даже сам генерал Нокс, то и тогда Петчер не был бы так встревожен, как теперь, когда он услышал их от Темплера, которого хорошо знал и считал пророком в русских делах, особенно, когда дело касалось Урала и Сибири.

Он не мог не верить Темплеру, но в мозгу никак не укладывалось, почему он должен потерять все, что многие годы принадлежало его дяде и ему самому. Это же невиданная и неслыханная наглость, грабеж священной собственности иностранцев!

Он готов был бросить все и мчаться к Ллойд-Джорджу, Клемансо, Вильсону и категорически потребовать от них немедленного объявления войны советам, настоять на посылке в Россию такого количества дивизий, чтобы задержать, а потом и опрокинуть эту страшную лавину, называемую Красной Армией. Но всегда на смену такому решению сейчас же приходило другое: нужно ехать в Москву и там любыми средствами добиться встречи с Лениным и сказать прямо в глаза, что его дерзкая затея с конфискацией частной собственности рано или поздно приведет к столкновению со всеми деловыми людьми и он в конце концов будет ими уничтожен.

Однако «решительные действия» Петчера на этом заканчивались. Веря Темплеру, он в то же время не мог решиться на то, чтоб издать приказ о демонтаже машин и отправке их в Сибирь. Кончилось тем, что удивленный его бездействием Уркварт прислал телеграмму, упрекая племянника в желании оставить заводы красным.

Петчер забил тревогу. По проводам полетели срочные телеграммы, по дорогам поскакали гонцы с требованием сейчас же начать и срочно закончить работу по разоружению предприятий.

Ознакомившись с первой телеграммой управляющего корпорацией, Рихтер позвал к себе Жульбертона.

— Нужно немедленно взорвать завод, — выслушав приказ Петчера, категорически заявил Жульбертон. — Говорят, красные будут здесь через несколько дней.

Рихтер с удивлением посмотрел на Жульбертона, взял из его рук телеграмму и бережно положил в карман.

— Я не понимаю, господин Жульбертон, как вы можете так говорить? Здесь ясно сказано, что мы должны делать, — холодно сказал Рихтер.

— А я еще раз заявляю, что завод нужно взорвать, — настаивал Жульбертон. — Распоряжение написано без учета обстановки. Если не хотите вы, то я сам сегодня же добьюсь его отмены. Завод должен быть взорван, господин Рихтер.

Рихтер решил не спорить и подождать еще сутки. «Дьявол с ним, пусть добивается, — думал Рихтер. — Все равно Петчер не согласится. Но я под этим предлогом могу подождать. А за это время может поступить сообщение об изменении положения на фронте, и вся эта затея отпадет сама по себе».

Но на следующий день на завод под усиленной охраной явился Петчер. Взбешенный медлительностью Рихтера, все еще не отдавшего распоряжения о выполнении его приказа, он потребовал, чтобы в контору сейчас же вызвали Жульбертона, председателя управы Кучеренко и лесничего Плаксина.

Как и следовало ожидать, разговор начался упреком Петчера управляющему, что тот «вольно или невольно, как выразился Петчер, льет воду на колеса мельницы наших врагов».

— Еще небольшая затяжка, — продолжал Петчер, — и мы подарим большевикам целехонькое предприятие. Мне приходится только удивляться, господин Рихтер, тому, что вы до сих пор не выполнили моего распоряжения.

Рихтер решил сослаться на совет Жульбертона, надеясь, что это поможет ему свести дело к простому недоразумению, возникшему из его особых чувств к хозяевам. У него и в мыслях не было, что Жульбертон может отказаться от своих слов. Каково же было его удивление, когда Жульбертон с холодной улыбочкой заявил:

— Я никогда не говорил вам, господин Рихтер, о том, что не нужно демонтировать оборудование. Это вы просто-напросто выдумали. Правда, я предлагал другое, но это другое не исключило первого.

Ошеломленный заявлением Жульбертона, Рихтер резко изменил тактику и стал бурно доказывать, что допущенная им ошибка не так уж велика и ее нетрудно исправить; за какую-то неделю можно отправить с завода все оборудование.

Неожиданно в разговор вмешался угрюмо молчавший Плаксин.

— Боюсь, что мы опоздали, — сказал он, боязливо оглядываясь по сторонам, — сегодня мои лесники заметили между Карабашом и Кыштымом каких-то вооруженных людей. Если это партизаны, то наше дело пропащее. Железно дорожники только этого и ждут.

Но тут с места сорвался уязвленный Кучеренко.

— Не выдумывайте, господин Плаксин, чего не следует, — воззрившись на лесничего, кричал Кучеренко, по привычке ухватившись за разросшуюся веником бороду. — У нас милиция, дружина. Партизаны к Карабашу на сто верст не подойдут. Поезда как, ходили, так и будут ходить. За это я ручаюсь. У меня порядок не так, как у других. Если чего, я сам поеду во главе милиции. Если потребуется, так мы… — но, увидев насмешливый взгляд Рихтера, он умолк, отошел к стоящему у двери шкафу и оттуда значительно тише добавил:

— Нам не привыкать порядки наводить, грузите и никаких разговоров. Отвечать буду я…

Заканчивая разговор, Петчер снова подтвердил свое намерение разоружить завод и затопить шахты. Но взрывать что-либо все же запретил. Он все еще на что-то надеялся.

Как только кончилось совещание, Рихтер немедленно взялся за выполнение приказа Петчера. По заводу забегали курьеры, в будках затрещали телефонные аппараты, по всему Карабашу поднялся переполох. Через несколько минут к конторе потянулись начальники цехов, шахт, мастера. Получив указание управляющего, они торопливо возвращались на свои места, чтобы совершить предательское дело.

Успокоенный заверениями управляющего заводом и председателя управы, Петчер вышел из конторы и, попыхивая трубкой, пошел по берегу пруда. Всюду, куда достигал его взгляд, он замечал быстро идущих людей. Одни шли к конторе, другие на завод, третьи еще куда-то. И ему казалось, что в движениях каждого из них видна необыкновенная торопливость, покорность и нетерпеливое желание выполнить его приказ.

На Карабаш спускался с окружающих гор тихий летний вечер.

Тяжело шагая по береговой тропинке, Петчер прислушивался к рокочущему заводу. Всюду, куда хватал глаз, его окружала голая, выжженная ядовитыми газами, земля. Обнаженные, изрезанные потоками воды горы, серая, покрытая толстым слоем копоти, набережная и мертвый пруд. Но не это заботило Петчера. Он думал лишь о предстоящих убытках.

«Проклятье, — шептал Петчер, прислушиваясь к умолкающему рокоту завода, трясясь от охватывающей его ярости. — Они думают, что я уступлю им то, что принадлежит мне. Они еще не понимают, с кем имеют дело. Но ни-; чего, я еще не раз заставлю их каяться. Вы еще узнаете, что значит настоящие люди, которых вы гоните. Пройдет совсем немного времени, и вы будете просить, на колени встанете…»- мстительно думал он.

А утром к Петчеру прибежал запыхавшийся Рихтер. С трудом сдерживая озноб, он, заикаясь и путаясь, доложил, что почти все рабочие, от кого зависит демонтаж машин и оборудования, не вышли на работу.

— Почему! Почему!!! — сжимая кулаки, закричал Петчер. — Да понимаете ли вы… Вы, господин управляющий, что это… это… провал наших планов. Что я вынужден наказать в первую очередь вас, как пособника, как… как… — не найдя подходящего выражения, Петчер разразился ругательством.