Пока Михаил расчищал площадку и устилал ее ветвями с подветренной стороны, Ленька смастерил из сучьев четыре щита. Два щита были поставлены по бокам, третьим покрыли верх и все это завалили снегом. Четвертый щит служил дверью. Получился утепленный шалаш.

Закончив работу, Ленька сказал:

— Хорошо! Лучше, чем в Шанхае. Там я жил на улице. Михаил улыбнулся.

— Ты же говорил, что в Шанхае тепло…

— Тепло, но не всем. Мне было холодно. Буржуям тепло.

— Здесь тоже морозом пахнет, — показывая на шалаш, сказал Михаил.

— У меня на родине есть пословица: «Если у человека тепло на сердце, он не замерзнет от холода». А тепло на сердце бывает там, где есть хорошее дело, хорошие друзья.

— Значит, тебе такая жизнь нравится? — спросил Михаил.

— Я китайский рабочий. Мне нравится все, что нравится русскому рабочему. — Ленька блеснул белыми зубами. — Кончим буржуев у вас — за наших возьмемся. Так и будем воевать, пока люди в России и Китае не будут свободными. Мы вам помогаем, вы поможете нам, разве от этого не станет тепло на сердце.

Михаил долго думал, потом со вздохом ответил:

— Далеко до вас. Но раз дело связано с мировой революцией, мы обязательно поможем. Ты смело можешь написать об этом своим товарищам. Так и скажи, что красный боец Редькин Михаил берет на себя пролетарское обязательство искоренить мировую гидру во всем Китае. Я так скажу, что эту идею коммунизма обязательно поддержит товарищ Ленин.

Друзья съели по куску хлеба и, поговорив еще о делах мировой революции, полезли в шалаш. Там они, плотно прижавшись друг к другу, вскоре уснули.

Утром отряд нагнали бойцы, оставленные Алексеем для наблюдения за противником. Они пробыли у разъезда около суток. Оставшихся в живых колчаковцев погнали на восстановление железной дороги.

В этот день с Михаилом случилась история, чуть было не стоившая ему жизни.

В середине дня отряд подошел к ущелью, заканчивающемуся крутой гранитной стеной. Преодолев снежные завалы, передовые бойцы отряда вплотную подошли к тупику. Первым на стену полез Михаил, за ним Ленька. До верха осталось совсем немного, когда небольшой каменный уступ обломился под ногой Михаила, и он, обрывая на руках ногти, заскользил вниз.

Ленька мгновенно подставил падающему плечо. На этой опоре Михаил задержался какую-то долю секунды и снова скользнул вниз. Но Ленька успел схватить друга за воротник полушубка и громаднейшим напряжением удержал его. Так они и повисли на десятисаженной высоте. На небольшом уступчике Ленька, в руках у него без всякой опоры Михаил.

Прошла минута, и у Леньки начали дрожать ноги, неметь руки. Потом ноги стали предательски подгибаться, в глазах потемнело. Казалось, пройдет еще немного времени и Ленька должен будет или выпустить из рук друга, или лететь вместе с ним. Так думали смотрящие на них снизу.

Спас их Алексей. Подобравшись снизу, Алексей подпер ноги Редькина плечом, затем взобравшийся на стену второй боец бросил Михаилу веревку.

…Много трудностей пришлось преодолеть партизанскому отряду, прежде чем он пересек Уральские горы. Но ни трудные подъемы и спуски, ни снежные завалы, ни голод, ни холод не остановили бойцов отряда.

Они настойчиво двигались навстречу новым, еще более трудным боям с противником.

Линию фронта отряд пересекал туманной мартовской ночью. Продвигаясь в авангарде отряда, Редькин с группой бойцов неожиданно наткнулся на вражескую батарею и захватил ее. Не ожидавшие нападения с тыла колчаковцы до того растерялись, что не сделали даже ружейного выстрела.

Нащупав при помощи пленных артиллеристов проход, Редькин забрал орудийные замки и провел отряд без единого выстрела до самой реки. Только когда партизаны спустились на почерневший от весеннего ветра лед, колчаковцы открыли стрельбу, но, не зная толком, куда стрелять, не нанесли партизанам никакого вреда.

Первым советским бойцом, на которого наткнулись Михаил с Ленькой, оказался чех Вальдек из интернациональной пулеметной роты.

Он возвращался из разведки как раз в тот момент, когда белые открыли стрельбу по партизанам. Одна из пуль ранила Вальдека в ногу. Добравшись до своего берега, он сел за камнем и стал делать перевязку.

Увидев вынырнувших из тумана партизан, Вальдек схватился было за оружие, но два штыка заставили его поднять руки.

Не зная, с кем они имеют дело, Михаил спросил:

— Кто такой? Какой части?

Вальдек зло посмотрел на Редькина и ничего не сказал. Он выжидал удобный момент, чтобы выхватить из кармана гранату.

Догадавшись о намерении Вальдека, Михаил схватил его за руку и тут увидел на шапке крошечную звездочку.

— Мы партизаны, — сказал тогда Михаил, — идем на соединение с Красной Армией. Помогите нам связаться с кем-либо из командиров.

Вальдек еще раз осмотрел партизан и заметно успокоился.

— Сколько вас? — спросил он у Михаила.

— Двести человек.

— А-а-а, — неопределенно протянул Вальдек.

— Проведите нас к своему командиру, — повторил Редькин.

— Двоих проведу, двести нет, — потупившись в землю, ответил Вальдек.

— Конечно, двоих, — обрадовался Редькин, — зачем же двести, двести потом.

Вальдек сел на пенек, ребята помогли перевязать ему ногу. Потом они с Михаилом пошли вперед, а Ленька вернулся с докладом к Алексею.

Командир роты Ревес встретил сообщение Михаила с недоверием. Откуда партизаны. Он ничего не слышал о них Почему они вышли на его участке, а не в другом месте? После долгих расспросов, Ревес разрешил прийти к нему только одному командиру, остальные должны оставаться за селом. В огородах Ревес расположил все свои пулеметы.

— Чем вы докажете, что вы партизаны? — спросил он пришедшего к нему Алексея.

— Я могу это легко доказать, если вы свяжете меня с командиром дивизии Калашниковым или комиссаром Маркиным. Ведь в вашем селе есть телеграф…

— Маркиным, с Калашниковым? — переспросил Ревес. — Но они сейчас в штабе армии, едемте, я попытаюсь связать вас с ними через штаб дивизии.

Лишь при содействии особого отдела дивизии Ревесу удалось связаться с армией.

Обрадованный Данила Иванович после переговоров с Алексеем предложил Ревесу помочь партизанам устроиться на отдых. Алексею было приказано после отдыха явиться в штаб армии.

Отряд разместился в нескольких верстах от линии фронта в большом чувашском селе. Весь первый день бойцы приводили себя в порядок. Стирали белье, чинили обувь и одежду, мылись в банях.

Ленька исхлестал два березовых веника, задыхаясь, несколько раз выбегал в предбанник, а Михаил все просил «вдарить еще разок».

— Леня! Милый, — который уж раз окатываясь холод ной водой, просил Михаил, — ну еще одну запалку. Вдарь как полагается, чтобы тово… пролетарское сердце от радости замерло.

И Ленька, внимая мольбам друга, обжигая руки, еще и еще раз принимался бить его горячим, как кипяток, веником.

Подставляя под веник то спину, то ноги, то бока, Михаил стонал от удовольствия.

Вечером к Алексею пришел Ревес. Веселый, но озабоченный, он спросил, может ли он поговорить откровенно…

— Конечно, конечно, — заулыбался Алексей, довольный приходом Ревеса.

— Вы партизаны, — начал Ревес без всяких обиняков, — самые стойкие бойцы. Вы едете в штаб армии, и я решил кое-что вам сказать. Почему отдельные командиры полка ведут переговоры с врагом? Почему в полку нет дисциплины? Я, как командир боевой единицы, веду разведку, достаю важные сведения, а штаб полка говорит: не нужно…

Сами знаем. Враг будет скоро наступать, мы не готовы. Как можно воевать при таком командовании полка? Пропадет полк, пропадут люди. Враг много выиграет.

Алексей слушал Ревеса с большим вниманием, беспокойство командира роты за судьбу полка невольно передавались и ему. «По-видимому, в полку что-то неладно, — думал Алексей, — иначе Ревес не стал бы говорить так».

— В вашем распоряжении есть телеграф. Доложите командиру дивизии, — посоветовал Алексей.