— Ну ты, батя, мели, мели, да конец знай, — огрызнулся Илюшка. — А вот этому, Щербе, работнику твоему, который три десятины твоей земли засеял, я ведь только кавычку поставил, плетями али шомполами, а ты кавычку зачеркнул и два крестика своей рукой написал. Повесить, значит, чтобы… Уж чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Половина списка по твоей указке была написана. Думаешь, я буду скрывать?

Перепуганный поп только крестился и шептал молитву. А когда среди мужиков поднялась ругань, встал на колени и признался во всех своих грехах. Он просил только одного, чтобы ему дали возможность отмолить их. Примеру попа последовал и председатель. После того, как поп повинился, запираться дальше было бессмысленно. Начальник милиции тоже во всем сознался, но на колени не встал. Перечислив фамилии, которые были занесены в список по его указанию, он объяснил:

— Такие у моего отца усадьбу сожгли, землю и весь инвентарь отобрали, но все равно убивать их я не думал и не просил. Я хотел только их изолировать на время, чтобы не мутили народ там, где я отвечаю за порядок.

— Хороша сволочь, порядки строил, — не стерпел сидящий рядом с Алексеем пожилой партизан-башкирин. — Такой порядка тюрьма мала.

Поднимаясь с лавки, Алексей спросил у присутствующих селян.

— Все ли, товарищи, ясно?

— Ясно! Ясно! — закричали со всех сторон. — Кровопийцы, что еще разговаривать…

— Если ясно, тогда будем решать, что с ними делать.

Беззаконничать нам не след, простить им все это тоже нельзя. Давайте создадим трибунал, пусть он рассудит, как с ними быть.

Мужики пошумели и выбрали в трибунал двух партизан и трех мужиков. Через два часа трибунал вынес приговор.

В этот же день несколько десятков мужиков подали заявление о вступлении в отряд. Они поняли, на чьей стороне правда и сознательно пошли защищать ее.

— Ничаво, — прощаясь с мужиками, сказал пожилой башкирин, — не тужи, ребята, еще мало-мало терпи. Скоро колчаковский могилка всем аулом осиновый кол колотить будем.

Окруженные со всех сторон врагами, рабочие Миньяра, Сима, Златоуста и многих других заводов Южного Урала с трудом отбивали усиливающиеся атаки белогвардейцев.

Не переставая наращивать силы, колчаковцы стремились зажать партизан в кольцо, чтобы потом, сжимая это кольцо, уничтожить их.

По предложению Карпова партийная организация решила готовить отряд к прорыву и переходу через горы на соединение с Красной Армией.

В два конца вышли разведчики. Одну группу возглавлял Редькин, вторую — Карпов. Нужно было нащупать слабое место для прорыва.

В эту же ночь группа Карпова пробралась в ближайший заводской поселок и, благодаря тому, что один разведчик был жителем этого поселка, благополучно укрылась в двух домах.

Утром Алексей в волчьем тулупе, в расшитых красной шерстью пимах, в меховой шапке ходил по базару и под видом не то представителя военного ведомства, не то просто купца, выспрашивал, у кого он может купить партию пароконных саней.

Торговцы разводили руками.

— Вот поди ты, — размахивая большими рукавицами из косматой собачьей шкуры, говорил широкобородый, с заплывшими глазами на мясистом лице торговец. — Кто думал, что пароконные потребуются. Знать, так я такие бы и заказал Якову Степановичу. Да ведь черт вас знает, сегодня вам одно подай, завтра другое поднеси. Если повременишь, я покалякаю с ним, может, и сделает. Да сколько тебе их надо-то?

— Сотен семь, даже восемь.

— Ишь ты, сколько… Делами, вижу, не малыми ворочаешь. Кому же такая прорва понадобилась?

— Ну это, брат, секрет.

Торговцы загалдели, и все, как один, предлагали ехать к Якову Степановичу. Широкобородый схватил Алексея за руку.

— Ну так и быть, едем. Сам повезу. Пусть знает, ка кого покупателя я ему приискал.

Не успел Алексей еще как следует поговорить с другими купцами, как был усажен в санки и вместе с широкобородым уже катил по поселку.

Хозяина дома не оказалось, и Алексей согласился поехать за пять верст в лес в мастерские… Он рассчитывал в беседе с торговцами выведать нужные ему сведения о колчаковцах.

Вышедший навстречу приехавшим толстенький старичок с розовым личиком оказался тем самым человеком, чье имя с таким уважением произносили местные торговцы.

— Вот, Яков Степанович, — залебезил торговец, — оптового покупателя приволок. Целая прорва саней ему нужна пароконных, — и, заискивающе улыбнувшись, добавил: — Видишь, не даром кредит у тебя получаю. К Митрю Митричу не повез ведь его.

Розовое личико хозяина расплылось в улыбке, неожиданно он заговорил густым басом:

— Милости прошу в горницу. Чайку попьем, там и по калякаем.

Алексей вошел в помещение, снял тулуп, но снимать борчатку отказался.

— Нездоровится мне что-то, — сказал он озадаченному хозяину. — Согреюсь потом разве.

Вместо чая пили самогон. Яков Степанович наливал его прямо в чайные стаканы. Видя, как пьянеет гость, хотя и пил он немного, хозяин и торговец добросовестно поддерживали компанию.

Сделка на сани была заключена после долгих споров. Яков Степанович заломил тройную цену. Алексей стал давать половину.

— Бога побойся, Яков Степанович, — убеждал он старика, — разве можно с военного ведомства такую цену брать?

— Молодой еще ты, видать, без опыта, — басил Яков Степанович, — с кого же брать, как не с казны. Тут разуметь надо. Одно дело, скажем, частное лицо. С ним баловаться не смей. Веди дело честно. Потому что это частная собственность. Святая святых. Совсем другое дело казна. Здеся и хапнуть не зазорно, потому она вроде придорожной яблони с созревшими плодами: ты не возьмешь — другие заберут. Мое предложение такое: сделку подпишем по сорок рубликов на штуку, а заплатишь по тридцать. Вот нам обоим и будет хорошо. А казна что? Казна стерпит.

Поторговавшись еще немного для приличия, Алексей согласился купить восемьсот саней на условиях Якова Степановича. Срок изготовления тоже был указан Яковом Степановичем. Но когда дело дошло до задатка, Алексей уперся и больше половины запрошенной суммы давать отказался. На этот раз уступил хозяин. Он понял, что сибиряк знает свое дело крепко, деньгами зря не бросается, поэтому и спорить дальше не стал.

После заключения сделки разговор перешел на другие дела. Алексей посетовал на то, что война затянулась.

Яков Степанович лукаво улыбнулся.

— Пусть воюют. Нам от этого одна польза. Вот партизаны только, подлые, мешают.

— Не понимаю, почему вы их не уничтожите, — удивился Алексей. — У нас в Сибири с ними не церемонятся. Чуть что, к стенке. В Омске восстание хотели сделать, так верховный велел всех расстрелять. Рука у адмирала твердая…

— А у нас, думаешь, не так? — мотая головой после очередной порции самогона, ответил порядком опьяневший хозяин. — Тем, которые попадут, пощады тоже нет, да много их, сволочей, всех не перебьешь.

— У вас что, солдат не хватает?

— Вроде бы хватает, не мало их. У нас только две роты стоят, да в соседних селах по роте. Выходит на волость немало.

— Боятся, значит, вот так и получается…

— Нет, не боятся. Кто попался, всем каюк.

— Не верится что-то, — пристукнув стаканом, сказал Алексей.