Политактивисты, обратившиеся к депутатам Советов, завышают степень совпадения решений местной власти с мнением населения, а рядовые жители, разговаривавшие с депутатами, в такой же степени занижают ее. Те же политактивисты снижают оценку активности населения в канале «личный прием у депутата», а рядовые, беседовавшие с депутатом, повышают ее с 95 % вероятностью. Политактивисты, выступившие на собраниях, скептически оценивают компетентность населения в решении проблем, а вот рядовые оценивают ее выше средней и в предложениях на собраниях, и в обращениях и к депутатам и к работникам местных органов власти. Оценка компетентности населения снижается только у рядовых, обратившихся к власти с письмами. Выше, чем политактивисты, обратившиеся к депутатам, оценивают побывавшие на приеме у депутата рядовые и осведомленность руководящих органов о мнениях населения. По другим оценкам параметров органов власти и населения в контуре выражения общественного мнения и решения социальных проблем картина оказывается в результате обращения политактива и рядовых четко поляризованной. Условно говоря причинно-следственным языком, результаты обращения политактива (с коммуникативными целями) приводят к высоким оценкам ряда параметров и прямо противоположным оценкам этих параметров у рядовых граждан, обратившихся с целью решения проблем и общественно значимых вопросов. Мы не можем растягивать изложение до бесконечности, приводя цифры, но в ряде случаев оценка параметров власти у рядовых, прошедших «горнило» властных приемных, ниже, чем у тех, кто не обращался в этот канал. Здесь кузнец-бюрократ сам «кует» негативное к себе отношение. И прямо противоположные факты на другом полюсе. Политактив в ряде случаев дает оценки параметров органов власти более высокие, чем сами работники руководящих органов города, генеральная совокупность которых была проинтервьюирована по тем же параметрам. Вспомним оценки ФРГ: «звонарь» хочет быть православнее патриарха и в 1969, и в 1991 гг., и ныне, и присно, и во веки веков.

Картина становится еще более четкой к 1991 г. Здесь даже комментировать не хочется. Хотя отмечу, что, помимо «зеркальности» политактивистов и рядовых граждан в информационном контуре (отмечены соответствующими заливками в табл. 8.21), возникла новая тенденция: у рядовых «не хватило духу» дать власти и населению ни одного отклонения оценок в положительную сторону в деле информационного взаимодействия. И это 1990/91 гг., при эйфории «перестройки» и «свободы». Правильно делает нынешняя власть, что не позволяет проводить подобных исследований и натурных экспериментов. Многим бы стало не по себе. Но и без исследований без всякого вооруженного социологией и статистикой взгляда видно фанаберию обалделого от всевластия и вседозволенности чиновника и полное бесправие людей, потерявших даже зачатки институтов представительной власти. Теперь информационное воздействие той или иной партийной аппликации призвано «завоевать» оценки. Но это делается решением проблем, а не бесконечными заявлениями о намерениях, о желании принести пользу народу, ежедневно звучащими от власть имущих. Народ прекрасно видит этот балаган, но лишен реальных инструментов воздействия на ситуацию. Уже треть века назад мы выяснили эти факты в типичном среднем русском городе, уже 30 лет как мы положили выводы об этих фактах на столы властителей. Они могли принять любое решение и приняли самый худший из всех возможных паллиативных вариантов. Худший для людей и лучший для себя.

Прежде чем перейти к резюме по поводу того, что информированность складывается не только из потоков СМИ, но и более прочно из характера взаимодействия, которое должно иметь институциональное оформление в виде механизмов перераспределения активности, труда, стоимости, свойств людей, отметим реальные представления населения о характере советской власти в те еще далекие времена.

И жителям города, и депутатам Советов было предложено определить социальную роль депутата из шести вариантов:

1) «депутат – это государственный деятель, основная задача которого – активное участие в выработке решений Совета и руководстве по их исполнению»;

2) «депутат – это представитель власти, олицетворяющий мнение работников руководящих органов, призванный разъяснять населению решения партии и правительства, мобилизовывать массы на выполнение этих решений»;

3) «депутат – это избранник народа, представляющий и выражающий волю избирателей в выступлениях на сессиях Совета, заседаниях исполкома, в печати и т. п.»;

4) «депутат – это человек, принимающий участие в голосовании, утверждении на сессиях Совета тех или иных решений»;

5) «депутат – это человек, занятый прежде всего оказанием помощи отдельным избирателем, тем, кто обращается к нему с личными просьбами, жалобами и т. п.»;

6) другие определения.

Сочетание первого и второго ответов и представляет собой по сути определение Советской власти как вида государственного устройства. Все остальные определения являются сопутствующими этим двум слитым и центральным. Вопрос с этими «закрытиями» был предложен и депутатам, и населению, а для страховки было спрошено не только о том, что из себя представляет депутат по реальному положению вещей, но и что он должен представлять, по мнению и народа – субъекта власти, и людей, которым народ делегировал властные полномочия. Мы разбили ответы опрошенных по модели города (в 1000 опрошенных) и всех депутатов в городе (539 человек) на сочетания из этих шести ответов по два: «да – нет». И вышел конфуз. Наше сочетание, олицетворяющее Советскую власть на каждую 1000 населения существующим назвали 11(1,1 %), а на каждую тысячу депутатов – 8 (0,8 %) человек. Как должно быть? На каждую 1000 населения это сочетание назвали 24 (2,4 %), а на каждую 1000 депутатов – 13 (1,3 %) человек. Зато роль представителя исполнительной власти «в чистом виде» (я не разбираю сейчас различных сочетаний, хотя и они не исправят положения дел) отведена населением депутату в 11,4 % случаев, а депутатами себе – в 17,5 %. Больше всего было ответов, что депутат избранник народа без упоминания государственной власти. Конечно, это было еще до принятия закона о статусе депутата, но он не изменил дела. И зачем было устраивать такую помпу при свержении того, чего не было? Да если б Советская власть была властью, на политическом горизонте не появилось бы ни одной из тех колоритных политфигур, которым народ подчинялся с 1929 г. И население, и народные избранники, оказывается, прекрасно все понимали, надеялись на лучшее, но так как перекраивалось и перешивалось нашими политпортными с усердием небывалым то, чего не было, то и заступиться оказалось за это некому. Виртуальный мир, свободное духовное производство с некоторыми элементами социальной гарантии. Но картинки говорят о некотором отрезвлении.

Итак, агитируй – не агитируй, информируй – не информируй, а если не будешь делать для управляемых тобой лучше, поставят тебе для начала «двойку», а потом и вовсе выгонят вон из классной комнаты. И предсказать, как выгонят, слава Богу, невозможно. То есть то, что выгонят – ясно, но вот как – просто непредсказуемо. Конечно, чем меньше информированность населения, тем дольше лаг проверки решения, принятого властью, и его соответствия жизни. Но и информированные, повышая культуру (это только неучи говорят, что революции делались маргиналами), не будут терпеть балаганную власть. Мы видели, что первый фактор активности – знание, затем – соответствие мотивов и целей результатам деятельности, а если последнего нет, то никакое знание не окажется деятельностным сознанием, ведущим к активной жизни. Если отнято поле смыслов построения нормальной духовной жизни, а не ее суррогатов и фетишей, то заканчивается человеческая активность, теряется смысл общественного существования в рамках данной институциональной структуры. Рушатся уже не только правовые, но и нормативные поля поведения и смыслов, и ситуация становится в социальном плане непроходимой нажитыми обществом методами.