Характерно, что рассмотрение тех же параметров по Петербургу 1999 г. и Москве 2004 г. показывает, что средние оценки деятельности власти возросли только в сфере торговли, организации благоустройства и отдыха (в Питере торговля оценивалась гораздо ниже средней). «Работа» властей по борьбе с преступностью и наркоманией, по решению проблем жилья оценивается более негативно по отношению к началу 90-х гг. в обоих мегаполисах. Остальные подсистемы на том же уровне. И при этом в Москве 2004 г. оценки политикам за выполнение ими властных функций «зашкаливают» на «5+» у Лужкова и Путина, хотя около 13 % продолжают ставить «колы» и «двойки», невзирая на лица[94]. На третье место в Москве 2004 г. по рейтингу выходит Алферов (неистребима принимающая причудливые формы мечта-иллюзия об умной власти). В Таганроге 1969 г. 19 % хотело бы уехать из города. Из страны в 1991 г. напрочь хотело уехать 12 % населения, 28 % заявляли, что проблемы их региона решены не будут. В Касимове 1994 г. 17 % заявляли о желании уехать и 49 % говорили, что не надеются на решение проблем. В 1997 г. 10 % сельских жителей хотели бы покинуть Россию. В Питере 1999 г. 46 % говорили, что проблемы города не будут решены. Из Москвы 2004 г. хотят уехать 20 % опрошенных и 50 % говорят, что проблемы не будут решены. И рад бы бежать народ, да некуда.
В 1971 г. Борис Андреевич Грушин задал вопрос во Всесоюзном исследовании: «Почему, по-Вашему, люди пьют?» В 2003 г. на презентации в Доме журналиста второго тома своей книги «Четыре эпохи жизни России в зеркале социологии – эпоха Брежнева» он посетовал, на то, что вразумительного ответа от масс он не получил. Я задал этот же вопрос в 1990 г. более чем 10 000 респондентов и среди тысяч написанных людьми ответов обнаружил довольно много буквально совпадающих: «От безысходности существования».
Итак, проекция мировоззренческих форм сознания людей, накладываясь на определенные ситуации, практически мгновенно вплетается в социальную реальность. В диаграмме состояния дел в 1991 г. не получили, однако, отражения конкретные формы двух важнейших сфер жизни – материального потребления и досуга. Между тем они играли наиважнейшую роль в самоспасении огромных слоев населения.
Динамика уровня благосостояния и досуга в конкретных формах
При анализе активности различных возрастных групп в сфере присвоения материальных благ (рис. 3.6) мы рассматривали количественные параметры (число товаров длительного пользования, находящихся в семейном владении). При этом в целях корректного сравнения был взят один и тот же перечень наименований потребительных стоимостей. Среднее число товаров из списка в 23 позиции за 10 лет по всему населению страны (массивы перевзвешены на генсовокупность) возросло с 8,3 до 11,4 «вещи» на человека (по диапазону возраста 18 – 75 лет несколько ниже :с 8,1 до 11,2). Активность в сфере досуга по 21 форме проведения свободного времени несколько упала: в целом с 4,8 до 4,5, а по выделенному возрастному диапазону с 4,6 до 4,2 формы на человека. При этом распределение по числу товаров длительного пользования в семейном владении стало плотнее и острее. Коэффициент вариации здесь упал с 42,3 % до 27,5 %. Сфера же досуга стала размываться по формам проведения свободного времени. Здесь вариация поднялась при падении средней с 58,5 % до 65,2 %.
В то же время список товаров длительного пользования, предлагавшийся в исследовании образа жизни 1981 г., хотя и давал по числу вещей распределение близкое к нормальному, был довольно ограничен. Были введены в список «референты» достатка («хрусталь», «картины» и т. п.), которые не вводились в ряд других исследований. Между тем, список в 63 наименования потребительных стоимостей, отобранный на основании «Грушинско-Петровского» исследования мира вещей населения СССР 1971 г. практически универсален. Б. А. Грушин и Т. Б. Петров, проводя исследование по заказам нескольких министерств и ведомств, в том числе и министерства торговли СССР, «спросили» людей, в частности, о количестве и наименованиях 91 «вещи» (от дома до столовой посуды), находящейся в личном и семейном пользовании[95]. Тем самым был взят в первом приближении практически исчерпывающий срез человеческих потребностей в вещах, позволяющих людям осуществлять обмен свойствами. В 70-х гг. я тщательно переработал информацию этого исследования и получил оптимальный вариант съема информации в этом срезе с помощью списка в 60 – 70 товаров, апробированного в совете по социальной статистике Госкомстата СССР. С помощью этого полного списка были произведены замеры по стране 1991 г., в Касимове 1994 г., в Тамбове 2004 г.[96]Прежде чем сопоставлять данные отдельных исследований по уровню благосостояния на «пересекающихся» переменных, следует указать, как падали и возрастали объемы владения определенными вещами за последние 15 лет.
Прежде всего сравнение по полному списку показывает, что резко падает уровень владения кино– и фотоаппаратурой домашнего обихода, электропроигрывателями, громкоговорителями, некоторыми спорттоварами, кроме лыж, остающихся при своем удельном весе, рядом электроприборов, металлической примитивной мебелью; в Тамбове резко падает уровень владения швейной машиной. Не меняют своего удельного веса во владении радиоприемник, пианино. Резко (в 1,5 раза) растет, приближаясь к 100 % или достигая его, удельный вес владеющих холодильниками и стиральными машинами, пылесосами, фотоаппаратами, телевизорами, магнитофонами, мебелью, в том числе мягкой. В Касимове к 1994 г. и Тамбове 2004 г. резко возрастает доля имеющих охотничьи ружья и взрослые велосипеды. Кроме того, касимовцы увеличивают долю владельцев мотороллеров и лодок, а тамбовчане – музыкальных инструментов.
В целом идет замена устаревающего товарного мира на вновь появившийся, при том что по ряду товарных позиций при достижении насыщения и полном охвате потребителя (холодильник, телевизор) начинается модификация потребностей в более развитые. В качестве необходимого предмета появляется морозильная камера, второй, третий телевизоры, компьютеры и т. п. При этом среднее число вещей домашнего обихода растет медленно, а дифференциация по их видам наряду с формами досуга в разных по благосостоянию слоях четко свидетельствует об образе жизни людей, у которых возрастает и начинает главенствовать забота о пропитании или физическом выживании.
Если брать сравнительно широкую группировку товаров, охватывающих мир благосостояния людей и дифференцировать население от среднего числа присваиваемых в обиходе вещей, то распределение будет довольно близким к нормальному. Это удобно для дифференциации на три группы «бедных», «умеренного достатка» и «зажиточных» людей. Мы рассмотрели эти три группы на сквозном ряду в 18 вещей, представленных в замерах 1971 – 1981 – 1991 – 1997 гг., и на несколько большем ряду 1993 г. Они представлены в табл. 4.2 в количественных параметрах и табл. 4.3 в распределении в них (только по сельчанам) некоторых вещей из списка. Должен сказать, что ограничение списка несколько искажает симметрию нормального распределения. Так, на отобранном списке в 61 потребительную стоимость распределение 1971 г. в целом по стране выглядит так: 18 % – «бедные», 64 % – «умеренного достатка», 18 % – «зажиточные». Число вещей в зафиксированном пределе – 52[97]. Но нам важно динамическое сопоставление в ряду лет.
Таблица показывает, во-первых, резкую дифференциацию сельского и городского населения по уровню благосостояния. При этом стоит обратить внимание на характер различий. Среднее число вещей из списка остается практически одним и тем же не только у сельчан и у горожан в целом, но и в соответствующих слоях «бедных», «середняков» и «зажиточных» в каждом периоде. А вот удельные веса «бедных» и «богатых» дифференцируются чрезвычайно резко, сильно колеблются. В 1971 г. мы имели соотношение: вес «бедных» на селе в 2,5 раза выше, чем в городе, а «зажиточных» в городе почти впятеро больше, чем на селе. При этом на селе «бедная» одна пятая часть владела тем же объемом вещей, что и «богатая» семнадцатая часть. В городах соотношение всей массы товаров длительного пользования у 8 % «бедных» и 29 % «богатых» было ужасающим: 2 % к 41 % всех вещей в семейном и личном владении. К 1981 г. дифференциация между городом и деревней несколько снизилась, спала полярность слоев по достатку у городского населения, но нищета и контраст в деревне возросли. Теперь уже 25 % сельчан имели лишь 5 % массы потребительных стоимостей, находящихся в пользовании на селе. В противоположность им 9 %, т. е. меньше десятой части, владели 18 %, т. е. почти пятой частью. К 1991 г. ситуация начинает выравниваться, а в 1993 г. горожане начинают «усредняться», а сельчане как раз наоборот выравниваются и богатеют за счет среднего слоя.
