Домохозяйки сохраняют высокий уровень благосостояния и рождаемость до середины 70-х, затем резко проигрывают в достатке и начинают снижать показатель детности. Чтобы учиться, надо иметь в массе высокий уровень достатка, уметь проводить свободное время с шиком, гулять, пока гуляется, и это правило с некоторым ослаблением к началу 90-х остается неизменным.

Пенсионеров отличает всплеск информационной активности к началу 90-х в каналах выражения общественного мнения и информационном производстве.

При всех этих деталях и вариациях в поведении отдельных «социально-профессиональных» групп отметим важное сходство всех трех социальных карт. Прежде всего это однозначный групповой дисбаланс между активностью в сферах материального производства и присвоения вещного мира, сохраняющийся на протяжении анализируемых лет. Стержень этого дисбаланса – социальная стратификация, слепок которой показан в картах разрыва взаимосвязей (табл. 3.2 и 3.3). В тех картах связей политико-идеологического контура с возрастными, образовательными, по роду занятий группами, с типами активности в сферах благосостояния, досуга, труда, межличностной коммуникации и общей социальной активности наши последние три зоны-слепка социального перераспределения деятельности «свернуты» вокруг стратификационного стержня политико-информационного контура. Однако карты по поведению «социально-профессиональных» групп показывают еще один важный момент, который мы не могли увидеть в общей модели второй главы и в контурах активности. Хотя фигуры этих контуров подтверждают в двухмерном пространстве проекцию фигуры общей модели социума (глава 2) и являются одновременно и ее подтверждением и следствием, карты поведения групп по роду занятий подсказывают другое. Они показывают, как резко тает и сужается область стратификационной структуры, как сокращается институциональное поле политико-идеологического контура – пресловутой властной вертикали. При падении энтропии в этом контуре за счет стягивания массы субъекта деятельности в один узкий институциональный коридор общая неопределенность активности всей массы социального субъекта по отношению к выделенным институтам общественной системы растет. Перед нами разворачивается карта самоуничтожения предметно-институциональной структуры. Это похоже на картину процесса дробления литосферных плит под воздействием тектонических сил. Задача задач – выяснить, как это происходит.

На следующих шести графиках даны возрастные шкалы активности в институциональных структурах прямой и обратной связи между органами управления и населением, властной вертикали, межличностного общения, досуга и детности за период с 1981 по 1991 гг. Вместе с тремя графиками изменений в целом, а также в сферах труда и благосостояния, приведенными выше, они позволяют детализировать выводы из карт активности групп по роду занятий с точки зрения активности возрастных групп на погодовой шкале. Динамика всех подсистем рассматривается нами пока что трояко: во-первых, структурно в целом, т. е. в комбинациях 2⁶ использования предметно-институциональной «сетки», во-вторых, с точки зрения количественной активности использования этой «сетки» на возрастной шкале, в-третьих, в рамках активности социально-профессиональных групп в отдельных сферах этой «сетки». Все это на временном ряду в 10 лет.

Очевидно, что приводить аналогичные табл. 3.4 попарные структурно-комбинаторные таблицы по каждой подсистеме, – дело утомительное для читателя. Поэтому на фоне графических картин изменений активностей в той или иной подсистеме на возрастной шкале мы дадим лишь несколько показателей, интегрирующих распределения в этих таблицах на стартовой и финишной позициях рассмотрения (среднее число форм, стандартное отклонение, максимальное число используемых форм, вариация признака «число форм», энтропия), объединив их в одну таблицу. Кроме того, мы проинтегрируем институциональную структуру всей информационной – «коммуникативной» в терминологии Е.Я. Таршиса – подсистемы общества в одну таблицу и рассмотрим некоторые ее стороны в динамике по исследованию «Таганрог»-2» 1979 г. и «Правда»-90/91», выделив из последней занятое население РСФСР в городах типа Таганрог.

Дело в том, что в этих двух исследованиях мы выясняли вопрос об используемых людьми источниках информации о событиях в различных областях окружающего мира. Речь шла прежде всего о «пространственных полях» шести общностей: мир в целом, страна, регион, предприятие, цех, а затем об информационных источниках об отдельных личностях, и производственной сфере. При этом во Всесоюзном исследовании по всем локальностям предлагался перечень из 27 источников информации. Они были сгруппированы в шесть блоков:

1) внешние источники, зарубежные газеты, радио и телевидение (Зарубежные в табл. 3.7);

2) отечественная система средств массовой информации и пропаганды в целом, все шесть средств (Отечеств. в табл. 3.7);

3) внутризаводские информационные средства, газеты, радио, наглядная агитация и стенная печать и т. п. (ЗВДв табл. 3.7);

4) неформальные газеты и издания народных фронтов, митинги и собрания неформальных групп, возникающих партий и движений (Неформальные средства в табл. 3.7);

5) внутризаводские и фабричные, учрежденческие совещания и собрания по различным вопросам (Совещания в табл. 3.7);

6) межличностная коммуникация на уровне семьи, бытовой микросреды, трудовых коллективов, личные наблюдения и опыт (МЛКЛИЧв табл. 3.7).

Поскольку в 1979 г. ряда источников информации в формах 1990 г. не было, в Таганроге была взята структура из 24 источников информации. Она была объединена также в шесть блоков: пятый блок стал четвертым, а шестой разбит на пятый, в который вошла межличностная коммуникация и шестой – личный опыт и жизненные наблюдения. Для сравнения: такая же типология была дополнительно сделана и во Всесоюзном исследовании.

Здесь важно обратить внимание на следующее. Если раньше мы рассматривали систему информационных средств на институциональном уровне в виде шести средств и комбинаций из них, которые используют люди, то здесь она выступает как единый институт прямого потока информации от органов власти к населению наряду с остальными формами аккумуляции населением информации. Это имеет определенный смысл. Распределения населения по таблицам 26 (институты прямого потока, каналы выражения общественного мнения, общественная деятельность, трудовая активность и т. п.) дают по отдельности логнормальные распределения. Эти подсистемы фиксируют фрагменты информационной активности людей. Если мы начинаем рассматривать их суммарно, распределения приближаются к нормальному, так как и в инструментарии мы приближаемся к целостному рассмотрению системного вида человеческой активности. При интеграции же всех источников информации по всем пластам реальности в матрицу 26 (шесть информационных потоков, взятых дихотомически: «используют – не используют»), распределение становится нормальным и в матрице и даже по количественному показателю – стандартному отклонению на шкале от 0 до 6. Тут показатель интегрирует в себя всю дифференцированную по предметно-институциональной среде людскую активность и выступает как целостное образование. Отсюда и возникает, во-первых, распределение близкое к нормальному, во-вторых, возможность увидеть динамику фундамента системы, в-третьих, сравнить плотность распределений одной институциональной среды у разных общностей.

Графики на рис. 3.5 – 3.6 и 3.8 – 3.10 сразу высвечивают дифференциацию поведенческих стереотипов активности различных возрастов в зависимости от тех или иных общественных подсистем и форм жизни. Но сначала отметим принципиальные сходства и различия распределений.

1. За десятилетний период в целом упала активность в сферах труда и рождаемости. Поднялся, как уже указывалось, уровень благосостояния.