Кантата на столетие со дня рождения А. С. Пушкина Мы многолюдною толпою Сошлися здесь на торжество Единодушною семьею Сегодня чествовать того, Кто в этот день веселый мая, Тому назад уже сто лет, Невинной прелестью пленяя, Узрел впервые Божий свет. У этой тихой колыбели Кто угадать бы мог вперед, К какой высокой, славной цели Судьба младенца поведет? Дитя крылами осеняя, Быть может, ангел напевал Ему святые песни рая И грезы неба навевал. Миров надзвездных откровеньям Немолчно вторил мир земной, И все дышало восхищеньем, Завороженное весной. Сладкозвучным роем песен Пролил ты в сердца людей! Как могуч, как бестелесен, Как божественно чудесен Мир поэзии твоей! Вечно, славный без сравненья, В сердце нашем ты живи! И тебе мы в умиленье Платим дань благодаренья, Дань восторга и любви. Петербург 14 февраля 1899 * * * Тихая, теплая ночь. – Позабудь Жалкие нужды земли. Выйди, взгляни: высоко Млечный Путь Стелется в синей дали. Что перед светлою звездной стезей Темные наши пути? Им, ознакомленным с ложью людской, Неба красой не цвести. Глаз не сводил бы с лучистых высот! – Выйди, зову тебя вновь; В небо вглядись, отрешись от забот, К вечности душу готовь. Павловск 22 августа 1900 Осташево Люблю тебя, приют уединенный! Старинный дом над тихою рекой И бело-розовый, в ней отраженный Напротив сельский храм над крутизной. Сад незатейливый, но благовонный, Над цветом липы пчел гудящий рой: И перед домом луг с двумя прудами, И островки с густыми тополями. Люблю забраться в лес, поглубже в тень; Там, после солнцем залитого сада, Засушным летом, в яркий знойный день И тишина, и сумрак, и прохлада… Люблю присесть на мхом обросший пень: Среди зеленой тьмы что за отрада, Когда в глаза сверкнет из-за дерев Река, зеркальной гладью заблестев! Под ельника мохнатыми ветвями Таинственный, суровый полумрак. Ковер опавшей хвои под ногами; Она мягка и заглушает шаг. А дальше манит белыми стволами К себе веселый, светлый березняк С кудрявою, сквозистою листвою И сочною, росистою травою. Схожу в овраг. Оттуда вверх ведет Ступенями тропа на холм лесистый; Над нею старых елей мрачный свод Навис, непроницаемый, ветвистый, И потайной пробился в чаще ход. Там аромат обдаст меня смолистый. В густой тени алеет мухомор И белый гриб украдкой дразнит взор. Другой овраг. Вот мост желтеет новый. С него взберусь опять на холм другой, И прихожу, минуя бор сосновый, К ответному обрыву над рекой. Мне видны здесь: отлив ее свинцовый, Далекий бег и заворот крутой, Простор, и гладь, и ширь, и зелень луга Прибрежнего напротив полукруга. А вдалеке на берегу наш дом С колоннами, классическим фронтоном, Широкой лестницей перед крыльцом, Двумя рядами окон и балконом. – Смеркается. Малиновым огнем Река горит под алым небосклоном. Уж огонек между колонн в окне Из комнаты моей сияет мне. Домой, где ждет пленительный, любимый За письменным столом вседневный труд! Домой, где мир царит невозмутимый, Где тишина, и отдых, и уют! Лишь маятник стучит неутомимый, Твердя, что слишком скоро дни бегут… О, как душа полна благодаренья Судьбе за благодать уединенья! Осташево 20 августа 1910 Семен Надсон * * * Я чувствую и силы, и стремленье Служить другим, бороться и любить; На их алтарь несу я вдохновенье, Чтоб в трудный час их песней ободрить. Но кто поймет, что не пустые звуки Звенят в стихе неопытном моем, Что каждый стих – дитя глубокой муки, Рожденное в раздумье роковом? Что каждый миг «святого вдохновенья» Мне стоил слез, не видных для людей. Немой тоски, тревожного сомненья И скорбных дум в безмолвии ночей?! <1878> * * * Терпи… Пусть взор горит слезой, Пусть в сердце жгучие сомненья!.. Не жди людского сожаленья И, затаив в груди мученья, Борись один с своей судьбой… Пусть устаешь ты с каждым днем, Пусть с каждым днем все меньше силы… Что ж, радуйся: таким путем Дойдешь скорей, чем мы дойдем До цели жизни – до могилы. <1878> Слово О, если б огненное слово Я в дар от музы получил, Как беспощадно б, как сурово Порок и злобу я клеймил!.. Я б поднял всех на бой со мглою, Я б знамя света развернул И в мир бы песнею живою Стремленье к истине вдохнул! Каким бы смехом я смеялся, Какой слезой бы прожигал!.. Опять бы над землей поднялся Святой, забытый идеал… Мир испугался б и проснулся, И как преступник, задрожал!.. И на былое оглянулся, И робко приговора ждал!.. И в этом гробовом молчанье Гремел бы смелый голос мой, Звуча огнем негодованья, Звеня правдивою слезой!.. Мне не дано такого слова… Бессилен слабый голос мой, Моя душа к борьбе готова, Но нет в ней силы молодой… В груди – бесплодное рыданье В устах – мучительный упрек, И давит сердце мне сознанье, Что я – я раб, а не пророк! <1879> |
