Скажите дереву: ты перестань расти,

Не оживай к весне листами молодыми,

Алмазами росы на солнце не блести

И птиц не осеняй с их песнями живыми;

Ты не пускай в земле питательных корней,

Их нежной белизне не спорить с вечной тьмою…

Взгляни на кладбище кругом гниющих пней,

На сушь валежника с умершею листвою.

Все это, были дни, взрастало, как и ты,

Стремилось в пышный цвет и зрелый плод давало,

Ютило песни птиц, глядело на цветы,

И было счастливо, и счастья ожидало.

Умри! Не стоит жить! Подумай и завянь!

Но дерево растет, признанье совершая;

Зачем же людям, нам, дано нарушить грань

И жизнь свою прервать, цветенья не желая?

Где только есть земля, в которой нас зароют,

Где в небе облака свои узоры ткут,

В свой час цветет весна, зимою вьюги воют,

И отдых сладостный сменяет тяжкий труд.

Там есть картины, мысль, мечтанье, наслажденье,

И если жизни строй и злобен и суров,

То все же можно жить, исполнить назначенье;

А где же нет земли, весны и облаков?

Но если к этому прибавить то, что было,

Мечты счастливые и встречи прежних лет,

Как друг за дружкою то шло, то проходило,

Такая-то жила, такой-то не был сед;

Как с однолетками мы время коротали,

Как жизни смысл и цель казалися ясней, —

Вы вновь слагаетесь, разбитые скрижали

Полузабывшихся, но не пропавших дней.

Ты не гонись за рифмой своенравной

И за поэзией – нелепости оне:

Я их сравню с княгиней Ярославной,

С зарею плачущей на каменной стене.

Ведь умер князь, и стен не существует,

Да и княгини нет уже давным-давно;

А все как будто, бедная, тоскует,

И от нее не все, не все схоронено.

Но это вздор, обманное созданье!

Слова не плоть… Из рифм одежд не ткать!

Слова бессильны дать существованье,

Как нет в них также сил на то, чтоб убивать…

Нельзя, нельзя… Однако преисправно

Заря затеплилась; смотрю, стоит стена;

На ней, я вижу, ходит Ярославна,

И плачет, бедная, без устали она.

Сгони ее! Довольно ей пророчить!

Уйми все песни, все! Вели им замолчать!

К чему они? Чтобы людей морочить

И нас, то здесь, то там, тревожить и смущать!

Смерть песне, смерть! Пускай не существует!..

Вздор рифмы, вздор стихи! Нелепости оне!..

А Ярославна все-таки тоскует

В урочный час на каменной стене…

Воспоминанья вы убить хотите?!

Но – сокрушите помыслом скалу,

Дыханьем груди солнце загасите,

Огнем костра согрейте ночи мглу!..

Воспоминанья – вечные лампады,

Былой весны чарующий покров,

Страданий духа поздние награды,

Последний след когда-то милых снов.

На склоне лет живешь, годами согнут,

Одна лишь память светит на пути…

Но если вдруг воспоминанья дрогнут, —

Погаснет все, и некуда идти…

Копилка жизни! Мелкие монеты!

Когда других монет не отыскать —

Они пригодны! Целые банкеты

Воспоминанья могут задавать.

Беда, беда, когда средь них найдется

Стыд иль пятно в свершившемся былом!

Оно к банкету скрытно проберется

И тенью Банко сядет за столом.

Упала молния в ручей.

Вода не стала горячей.

А что ручей до дна пронзен,

Сквозь шелест струй не слышит он.

Зато и молнии струя,

Упав, лишилась бытия.

Другого не было пути…

И я прощу, и ты прости.

Лошаденки за оврагом

Изнуренные плетутся,

Выступая робким шагом,

Под кнутом хозяйским жмутся.

И хозяева их, кстати,

Приуныли и устали;

Мало счастья, благодати

Эти люди испытали.

Говорит один (я слышу):

«Эки, братцы, неудачи!

Всю соломенную крышу

Съели дома наши клячи».

«Верно, к зимнему Николе

Нам глодать кору придется».

«Ни зерна на целом поле!» —

Третий голос раздается.

Тут четвертый, пятый сразу

Закричали, зашумели:

«Мы в сибирскую заразу

Обнищали в две недели!»

«И меня, – сказал Ванюха, —

Посетила вражья сила;

Ядовитая, знать, муха

Спину крепко укусила.

Сшил себе я саван белый,

В церкви Божьей причастился,

Гроб купил, с деревней целой

Пред кончиною простился.

Да на ум меня наставил

Коновал один любезный:

Прямо к спинушке приставил

Раскаленный прут железный…»

Все хохочут… Смейся дружно,

Своротив с дороги узкой,

Люд страдающий, недужный,

Терпеливый брат мой русский!

Много милости у Бога,

Жизнь не вся в тебе убита,

И широкая дорога

Пред тобой вдали открыта.