Баркарола Стихнул говор карнавала, На поля роса упала, Месяц землю серебрит, Все спокойно, море спит. Волны нянчают гондолу… «Спой, синьора, баркаролу! Маску черную долой, Обойми меня и пой!..» «Нет, синьор, не скину маски, Не до песен, не до ласки: Мне зловещий снился сон, Тяготит мне сердце он». «Сон приснился, что ж такое? Снам не верь ты, все пустое; Вот гитара, не тоскуй, Спой, сыграй и поцелуй!..» «Нет, синьор, не до гитары: Снилось мне, что муж мой старый Ночью тихо с ложа встал, Тихо вышел на канал, Завернул стилет свой в полу И в закрытую гондолу — Вон, как эта, там вдали — Шесть немых гребцов вошли…» <1850> Песня
Как у всех-то людей праздничек, День великий – помин по родителям, Только я, сиротинка безродная, На погосте поминок не правила. Я у мужа вечор отпросилася: «Отпусти, осударь, – похристосуюсь На могиле со свекором-батюшкой». Идучи, я с дороженьки сбилася, Во темном лесу заплуталася, У оврага в лесу опозналася. В том овраге могила бескрестная: Всю размыло ее ливнем-дождиком, Размело-разнесло непогодушкой… Подошла я к могиле – шатнулася, Белой грудью о землю ударилась: «Ты скажи мне, сырая могилушка! Таково ли легко было молодцу Загубить свою душеньку грешную, Каково-то легко было девице Под невольный венец снаряжатися?» <1855> Запевка Ох, пора тебе на волю, песня русская, Благовестная, победная, раздольная, Погородная, посельная, попольная, Непогодою-невзгодою повитая, Во крови, в слезах крещенная-омытая! Ох, пора тебе на волю, песня русская! Не сама собой ты спелася-сложилася: С пустырей тебя намыло снегом-дождиком, Нанесло тебя с пожарищ дымом-копотью, Намело тебя с сырых могил метелицей… 1856 <Из цикла «Еврейские песни»> 2 Хороша я и смугла, Дочери Шалима! Не корите, что была Солнцем я палима, Не найдете вы стройней Пальмы на Энгадде: Дети матери моей За меня в разладе. Я за братьев ветроград Ночью сторожила, Да девичий виноград Свой не сохранила… Добрый мой, душевный мой, Что ты не бываешь? Где пасешь в полдневный зной? Где опочиваешь? Я найду, я сослежу Друга в полдень жгучий И на перси положу Смирною пахучей. По опушке леса гнал Он козлят, я – тоже, И тенистый лес постлал Нам двойное ложе — Кровлей лиственной навис, Темный, скромный, щедрый; Наши звенья – кипарис, А стропила – кедры. 1856 5 Сплю, но сердце чуткое не спит… За дверями голос милого звучит: «Отвори, моя невеста, отвори! Догорело пламя алое зари; Над лугами над шелковыми Бродит белая роса И слезинками перловыми Мне смочила волоса; Сходит с неба ночь прохладная — Отвори мне, ненаглядная!» «Я одежды легкотканые сняла, Я омыла мои ноги и легла, Я на ложе цепенею и горю — Как я встану, как я двери отворю?» Милый в дверь мою кедровую Стукнул смелою рукой: Всколыхнуло грудь пуховую Перекатною волной, И, полна желанья знойного, Встала с ложа я покойного. С смуглых плеч моих покров ночной скользит; Жжет нога моя холодный мрамор плит; С черных кос моих струится аромат; На руках запястья ценные бренчат. Отперла я дверь докучную: Статный юноша вошел И со мною сладкозвучную Потихоньку речь повел — И слилась я с речью нежною Всей душой моей мятежною. <1849> 10 «Отчего же ты не спишь? Знать, ценна утрата, Что в полуночную тишь Всюду ищешь брата?» «Оттого, что он мне брат, Дочери Шалима, Что утрата из утрат Тот, кем я любима. Оттого, что здесь, у нас, Резвых коз-лукавиц По горам еще не пас Ввек такой красавец; Нет кудрей черней нигде; Очи так и блещут, Голубицами в воде Синей влагой плещут. Как заря, мой брат румян И стройней кумира… На венце его слиян С искрами сапфира Солнца луч, и подарён Тот венец невесте…» «Где же брат твой? Где же он? Мы поищем вместе». <1859> * * * |
