Осень Осень настала – печальная, темная, С мелким, как слезы, дождем; Мы же с тобой, ненаглядная, скромная, Лета и солнышка ждем. Это безумно: румяною зорькою Не полюбуемся мы; Вскоре увидим, с усмешкою горькою, Бледное царство зимы. Вскоре снежок захрустит под обозами, Холодно будет, темно; Поле родное скуется морозами… Скоро ль растает оно? Жди и терпи! Утешайся надеждою, Будь упованьям верна: И под тяжелою снежной одеждою Всходит зародыш зерна. 8 августа 1881 Дуня Нива, моя нива, Нива золотая!.. Жадовская 1 Дуня, моя Дуня, Дуня дорогая! В жаркий день июня Ты, изнемогая, Травушку косила Ручкой неленивой, Пела-голосила Над родимой нивой: «Где дружок найдется, Чтоб мне слезы вытер? Горько здесь живется, — Я поеду в Питер. Люди там богаты, Здесь же – бедность, горе… Из родимой хаты Убегу я вскоре». …И рыдала Дуня, Дуня молодая, В жаркий день июня К ниве припадая. 2 Дуня, моя Дуня, Дуня дорогая! В жаркий день июня Ты, полунагая, В Питере дрожала С рабскою мольбою: «Острого кинжала Нет ли, друг, с тобою? Если есть, – пронзи ты Грудь мою нагую, Или… поднеси ты Рюмочку-другую!» «Дуня! Милка, крошка, Что с тобой, малютка?» «Я… пьяна… немножко, Угощай же, ну-тка!» …И хохочет Дуня, Дуня молодая, В жаркий день июня Низко упадая. <1885> Цыганско-русская песня «Мы живем среди полей И лесов дремучих», Проливая, как елей, Много слез горючих. С каждым часом тяжелей Нам от фраз трескучих… «Мы живем среди полей И лесов дремучих»… Пусть истории столбцы Правду обнаружат, — Как и деды, и отцы Стонут, плачут, тужат. Выглянь, солнышко, смелей Из-за туч могучих! Горько жить «среди полей И лесов дремучих». <1885> Недопетая песня Недопетая песня допета, Будет лучше в грядущие дни, А теперь… не казните поэта: Все мы грешнице Музе сродни. Наша грешница Муза сквозь слезы Напевает со смехом: «Молчи! Стыдно петь, как румяные розы Соловьев полюбили в ночи». . Верю слепо: добрей и чудесней Будет мир в наступающий век. С недопетой страдальческой песней Не погибнет поэт-человек. Покарает злодейство свободно, Наяву, а не в темной глуши. Ждите, братья, святого рассвета, А теперь… погасите огни. Недопетая песня поэта Допоется в грядущие дни. 15 января 1892 Гусляр Аль у сокола Крылья связаны, Аль пути ему Все заказаны? Кольцов Гой вы, ребята удалые, Гусляры молодые, Голоса заливные! Лермонтов Жил гусляр во дни минувшие, Правду-матку проповедовал; Он будил умы уснувшие, По кривым путям не следовал. Пел гусляр: «Веди нас, Боженька! Невтерпеж тропинка узкая… Гой ты, славная дороженька! Гой еси ты, песня русская! Не в тебе ли светит зорюшка Для народа исполинского? Долетай до Бела морюшка, Вплоть до морюшка Хвалынского. Не кружись вокруг да около! У тебя ли крылья связаны? Для тебя ли, ясна сокола, К небесам пути заказаны?» Околдован словно чарами, Пел гусляр… В нем сердце билося.. А теперь, на грех, с гуслярами Злое горюшко случилося. Ни пути нет, ни дороженьки… Нет орлов; не видно сокола. Устают больные ноженьки, Бродят всё вокруг да около. Гой ты, песенка-кручинушка, Песня бедная, болящая, Не угасни, как лучинушка, Тускло-медленно горящая! Вместо песни слышны жалобы На судьбу – злодейку гневную… Спеть гуслярам не мешало бы Песню чудно-задушевную, — Чтобы сердце в ней не чахнуло, Не дрожало перед тучею, Чтобы в песне Русью пахнуло, Русью свежею, могучею! <1893> Двойник Иван Ильич (дам имя наудачу Тому, кто здесь геройствовать начнет), Иван Ильич, переселясь на дачу, Стряхнул с души весь канцелярский гнет, Надел халат и микроскоп взял в руки, Как юноша, влюбившийся в науки. «Науки юношей питают»… Верно-с… Да! Но мой герой давно жил в грешном мире И «Станислав» (конечно, не звезда) Был у него под шеей, на мундире. Иван Ильич, нахмуря важно лоб, На каплю уксуса смотрел чрез микроскоп. И он узрел в ней страшные явленья: Мильоны змей там плавали!!! Оне Ужасные творили преступленья: В сей капельке – бездонной глубине Чудовища, не ведая морали, Отчаянно друг друга пожирали. Иван Ильич, для подкрепленья сил, Велел подать скорей «вдовы Поповой», Селедкою голландской закусил, Еще хватил… И мир узрел не новый, А старый мир, который он чернил И обелял при помощи чернил. О, чудеса! Весь Питер, вся столица Открылась здесь. Как будто наяву, Известные, «знакомые всё лица» Назначили друг другу «рандеву»: Князья, хлыщи, чиновники, кокотки… И все они открыли страшно глотки, Стараяся себе подобных съесть, И щелкали зубами. Твари эти, Забывшие святое слово: «честь», Расставили везде капканы, сети— Старалися прославить и вознесть Свой идеал: бичи, кнуты и плети… И сам Иван Ильич затрепетал слегка, Когда узрел в сей капле – двойника. Да, это он – Иван Ильич, тот самый, Который рад за деньги честь продать, Пред нищими – и гордый, и упрямый, Способный в грязь пред сильным упадать… Да, это он – начальник отделенья Какого-то Чернильного Правленья!!! Произошел ужаснейший скандал… (У Иловайского не встретить тех историй) Начальника герой мой увидал В одной из всех мельчайших инфузорий. «Ах, ваше вашество»… И, наклонивши лоб, Он вдребезги разбил свой микроскоп… 4 июля 1894 |
