Грешница Великопостные октавы В Великий пост влетела дева Муза К поэтику, бледна, невесела, И молвила: «Заветного союза Я, грешница, с тобой не порвала, К тебе пришла – общипана, кургуза… Прости меня за темные дела: Я с декадентом песню сочинила, Смотри, смотри: на мне – его чернила! Запятнана я с ног до головы; На мне бренчат пустые погремушки. Приятней их – унылый крик совы И мелодичней – кваканье лягушки. Я «декадентшей» сделалась, увы! И мутный яд пила из грязной кружки, — Отравлена, я сбилася с пути. Прости меня, и грех мой отпусти!» И грешница свои ломала руки… Печален был и Музы духовник. В душе его кипели тоже муки: Он в тайну декадентства не проник; Он слышал в нем одни немые звуки: Он, может быть, как робкий ученик, Не разумел учителей великих И песен их, таинственных и диких? «Но, может быть, в них жизнь-то и кипит? А мы, жрецы отжившего, былого, Мы – жалкая толпа седых пиит — Не вымолвим спасительного слова? — Так думал он, тоской своей убит, И возгласил: – Духовника другого Найди себе! Авось, простит! А я… Я грешен сам, бедняжечка моя! И я творил пред светлым Аполлоном Преступные и темные дела: Не восторгался русским небосклоном, Когда на нем царила злая мгла; Пел о Земле нерадостно, со стоном, Когда Земля была невесела… Лишь в те часы, когда сверкало солнце, Я весело смотрел в мое оконце. Мы все грешны; но я не запою, Как «декадент», – безумно, наудачу. Не оскорблю я грешницу мою И о грехах минувших не заплачу, — Постясь в стихах, себе епитимью Веселую, игривую назначу: Как в оны дни, мы, с грешницей вдвоем, О «Мужике Камаринском» споем»… <1896> Алексей Апухтин Грусть девушки Идиллия Жарко мне! Не спится… Месяц уж давно, Красный весь, глядится В низкое окно. Призатихло в поле, В избах полегли; Уж слышней на воле Запах конопли, Уж туманы скрыли Потемневший путь… Слезы ль, соловьи ли — Не дают заснуть… Жарко мне! Не спится… Сон от глаз гоня, Что-то шевелится В сердце у меня. Точно плачет кто-то, Стонет позади… В голове забота, Камень на груди; Точно я сгораю И хочу обнять… А кого – не знаю, Не могу понять. Завтра воскресенье… Гости к нам придут, И меня в селенье, В церковь повезут. Средь лесов дремучих Свадьба будет там… Сколько слез горючих Лить мне по ночам! Все свои печали Я таю от дня… Если б только знали, Знали про меня! Как вчера я встала Да на пашню шла, Парня повстречала С ближнего села. Нрава, знать, такого — Больно уж не смел: Не сказал ни слова, Только посмотрел… Да с тех пор томится Вся душа тоской… Пусть же веселится Мой жених седой! Только из тумана Солнышко блеснет, Поднимусь я рано, Выйду из ворот… Нет, боюсь признаться… Как отцу сказать? Станет брат ругаться, Заколотит мать… Жарко мне! Не спится… Месяц уж давно, Красный весь, глядится В низкое окно. 24 июля 1858 * * * Гремела музыка, горели ярко свечи, Вдвоем мы слушали, как шумный длился бал, Твоя дрожала грудь, твои пылали плечи, Так ласков голос был, так нежны были речи; Но я в смущении не верил и молчал. В тяжелый горький час последнего прощанья С улыбкой на лице я пред тобой стоял, Рвалася грудь моя от боли и страданья, Печальна и бледна, ты жаждала признанья… Но я в волнении томился и молчал. Я ехал. Путь лежал передо мной широко… Я думал о тебе, я все припоминал, О, тут я понял все, я полюбил глубоко, Я говорить хотел, но ты была далеко, Но ветер выл кругом… я плакал и молчал. 1858 * * * О, Боже, как хорош прохладный вечер лета! Какая тишина! Всю ночь я просидеть готов бы до рассвета У этого окна. Какой-то темный лик мелькает по аллее, И воздух недвижим, И кажется, что там еще, еще темнее, За садом молодым. Уж поздно… Все сильней цветов благоуханье, Сейчас взойдет луна… На небесах покой, и на земле молчанье, И всюду тишина. Давно ли в этот сад, в чудесный вечер мая, Входили мы вдвоем? О, сколько, сколько раз его мы, не смолкая, Бывало, обойдем! И вот я здесь один, с измученной, усталой, Разбитою душой. Мне хочется рыдать, припавши, как бывало, К груди твоей родной… Я жду… но не слыхать знакомого привета, Душа болит одна… О, Боже, как хорош прохладный вечер лета, Какая тишина! 1859 |
