Не верю, Господи, чтоб ты меня забыл, Не верю, Господи, чтоб ты меня отринул: Я твой талант в душе лукаво не зарыл, И хищный тать его из недр моих не вынул. Нет! в лоне у тебя, художника-творца, Почиет Красота и ныне и от века, И ты простишь грехи раба и человека За песни Красоте свободного певца. <1857> * * * Убей меня, Боже всесильный, Предвечною правдой своей, Всей грозною тайной могильной И всем нерекомым убей — Любви ты во мне не погубишь, Не сдержишь к бессмертью порыв: Люблю я – затем, что ты любишь, Бессмертен – затем, что ты жив! 19 октября 1857 Одуванчики Посвящается всем барышням Расточительно-щедра, Сыплет вас, за грудой груду, Наземь вешняя пора, Сыплет вас она повсюду: Где хоть горсточка земли — Вы уж, верно, расцвели. Ваши листья так росисты, И цветки так золотисты! Надломи вас, хоть легко, — Так и брызнет молоко… Вы всегда в рою веселом Перелетных мотыльков, Вы в расцвет – под ореолом Серебристых лепестков. Хороши вы в день венчальный; Но… подует ветерок, И останется печальный, Обнаженный стебелек… Он цветка, конечно, спорей: Можно выделать цикорий! 30 мая 1858 Сумерки Оттепель… Поле чернеет; Кровля на церкви обмокла; Так вот и веет и веет — Пахнет весною сквозь стекла. С каждою новой ложбинкой Водополь все прибывает, И ограненною льдинкой Вешняя звездочка тает. Тени в углах шевельнулись, Темные, сонные тени, Вдоль по стенам потянулись, На пол ложатся от лени… Сон и меня так и клонит… Тени за тенями – грезы… Дума в неведомом тонет… На сердце – крупные слезы. Ох, если б крылья да крылья, Если бы доля да доля, Не было б мысли «бессилья», Не было б слова – «неволя». 1858 * * * Хотел бы в единое слово Я слить мою грусть и печаль И бросить то слово на ветер, Чтоб ветер унес его вдаль. И пусть бы то слово печали По ветру к тебе донеслось, И пусть бы всегда и повсюду Оно тебе в сердце лилось! И если б усталые очи Сомкнулись под грезой ночной, О, пусть бы то слово печали Звучало во сне над тобой. <1859> * * * Он весел, он поет, и песня так вольна, Так брызжет звуками, как вешняя волна, И всё в ней радостью восторженною дышит, И всякий верит ей, кто песню сердцем слышит; Но только женщина и будущая мать Душою чудною способна угадать, В священные часы своей великой муки, Как тяжки иногда певцу веселья звуки. <1859> Зяблику Мне гроза дана в наследство: Гром и молнию стеречь Научило рано детство, И понятна мне их речь. Только молния-первинка В сердце врежется стрелой — Оживал я, как былинка, Освеженная грозой, Только в серой тучке грянет Громозвучная краса, За собою так и манит Душу прямо в небеса! А пройдет гроза, бывало, В нашем садике цветы Все поднимут покрывало: Запоешь тогда и ты. И тогда, смеясь над няней, Убегал я в мокрый сад, Под малинник, где зараней Мне готов был водопад. И бумажный я кораблик В лужу мутную спускал. Но тогда, мой милый зяблик, Я тебя не понимал. Не слыхал твоей я песни, Хоть звучала мне она: «Божье деревцо, воскресни, Где гроза, там и весна!» Начало 1859 Облака Светло, цветно, легко, нарядно, Дивяся собственной красе, Любовно-близко и отрадно По небу вы плывете все. Взглянуть на вас – тоска и мука: Вы рядом, жизнь вам весела… Но вот, не менее светла, Разоблачила вас наука И вашу долю поняла: Одни – вы плаваете низко, Другие – ох как высоко, И то, что кажется так близко, Быть может, очень далеко… <1860> Когда она на миг… Когда она на миг вся вспыхнет предо мною, И сонный взор сверкнет падучею звездою, И губы бледные окрасит ярко кровь — Тогда я, как дитя, в вампиров верю вновь, Тогда понятно мне, что темная есть сила И что в себе таит и жизнь и смерть могила. 22 мая 1860 |
