У К. К. Случевского именно вследствие преобладающего импрессионизма труднее, чем у кого-либо из других поэтов, распределить стихотворения по их содержанию и отличительному характеру. Сам он принимает для своей лирики такую довольно смутную классификацию: «Думы и мотивы», «Картинки и фантазии», «Мелкие стихотворения», «Картинки из черноземной полосы», «Мурманские отголоски», «Лирические», «Мгновения». Кроме чисто топографических обозначений, каждая из прочих рубрик годилась бы для всех стихотворений: все они могли бы быть названы «Лирическими», «Мелкими», «Мгновениями» и т. д. На мой взгляд, произведения К. К. Случевского, как лирика, могут быть основательно разделены только на удачные и неудачные, хотя это напоминает отчасти известный ответ студента на экзамене из нравственного богословия, – что «любовь разделяется на искреннюю и неискреннюю». Приведем несколько удачных образчиков мыслей-импрессий нашего поэта: Я принес домой с мороза Много звезд и блесток снега! Дома так привольно, сладко, Всюду блеск, тепло и нега! Но беспутные снежинки Этих благ не замечают, Обращаются в слезинки И проворно исчезают. При всем различии между двумя поэтами и при всем несходстве самих стихотворений по тону и содержанию, – эта вещица напоминает одно из лучших маленьких стихотворений Тютчева «Слезы людские» непосредственностью перехода внешнего впечатления в мысленный образ из человеческой жизни. Как у Тютчева струи осеннего дождя ощутительно превращаются в бесконечные слезы людского горя, так здесь блестящие снежинки прямо переходят в мгновенно появляющиеся и исчезающие слезы балованного ребенка или «беспутной» женщины. А вот у поэта, подпавшего «не в срок» под власть любви, вдруг мелькнуло ощущение, что эта любовь есть призрак, и эта мгновенная внутренняя импрессия, – не остановившая реального чувства, закутавшись в целое, несколько растянутое стихотворение, прямо выступает в его последних стихах: Не погасай хоть ты, – ты, пламя золотое, — Любви негаданной последний огонек! Ночь жизни так темна, покрыла все земное, Не отличить пути, и ты горишь не в срок! Но чем темнее ночь, тем больше блеск сиянья; Я на него иду, и я идти хочу… Иду… мне все равно: свои ли я желанья, Чужие ль горести в пути ногой топчу, Родные ль под собой могилы попираю, Назад ли я иду, иду ли я вперед, Не прав ли я иль прав, – не ведаю, не знаю, И знать я не хочу! Меня судьба ведет… В движенье этом жизнь так ясно ощутима, Что даже мысль о том, что и любовь – мечта, Как тысячи других, мелькает мимо, мимо. И легче кажется и мрак, и пустота. Мысль-импрессия другого рода, замечательная по меткости выражения: Мы ждем и даже не тоскуем: Для нас не может быть мечты, Мы у прошедшего воруем Его завядшие цветы … Крайний Север, где пришлось побывать нашему поэту, снабдил его многими впечатлениями. Говоря по-старинному, муза г. Случевского оказалась весьма чуткою к своеобразным и величавым красотам стран Гиперборейских. Вот один из более удачных «Мурманских отголосков»: Утро. День воскресный. Бледной багряницей Брызнул свет ленивый по волне, объятой Теменью холодной. Будто бы зарницей, В небе вдруг застывшей, бледно-лиловатой, Освещает утро хмурый лик Мурмана. Очерки утесов сквозь туман открылись… Сердце! отчего ты так проснулось рано? Отчего вы, мысли, рано окрылились? Помнят, помнят мысли, знает сердце, знает: Нынче день воскресный. На просторе вольном, Как шатром безбрежным, церковь покрывает Всю страну родную звоном колокольным, И в шатре том, с краю, в холоде тумана, В области скалистой молча притаилось Мрачное обличие дальнего Мурмана… И оно зарделось, и оно молилось! Импрессионизм мысли не призван обращать в стихи сильные, глубокие и длительные чувства. Из немногих стихотворений К. К. Случевского, посвященных любви, самое сильное называется «Из чужого письма» и говорит от лица женщины. А в немногих самоличных своих вдохновениях из этой области наш поэт, верный и здесь общему характеру своего творчества, ловит отдельные впечатления и закрепляет их иногда с большою тонкостью и изяществом.
Словно как лебеди белые Дремлют и очи сомкнули, Тихо качаясь над озером, — Так ее чувства уснули. Словно как лотосы нежные, Лики сокрыв восковые, Спят над глубокой пучиною Грезы ее молодые… Или, например, это: Из-под тенистого куста С подстилкой моховою, Фиалок темных я нарвал, Увлажненных росою! Они прохладны! С лепестков В жар полдня ночью веет… Глядишь на них… Твой милый взгляд Их теменью темнеет! А вот еще лучше в том же роде другая цветочно-любовная мысль-импрессия: Где бы ни упало Подле ручейка Семя незабудки, Синего цветка, — Всюду, чуть весною Загудит гроза, Взглянут незабудок Синие глаза. В каждом чувстве сердца В помысле моем Ты живешь незримым Тайным бытием… И лежит повсюду На делах моих Свет твоих советов, Просьб и ласк твоих. Впечатление впечатлению рознь, и в ином мгновенном прямо открывается и выступает вечное. К. К. Случевский, оставаясь импрессионистом по форме своего творчества, мог тем не менее написать и такое глубокое и трогательное по содержанию стихотворение: Промчались годы. Я забыл, Забыл я, что тебя любил, Забыл за счастием в гоньбе, Что нужен памятник тебе… Я жил еще; любил опять! И стал твой образ вновь мелькать, И с каждым днем в душе моей Пришлец становится ясней. . Теперь я сам, как погляжу, Тебе гробницею служу И чьей-то мощною рукой Поставлен думать над тобой. |
