Он посмотрел на меня, весело сверкая глазами:

— Не буду врать, я бы с радостью прикоснулся к твоему телу. Но помогаю тебе потому, что могу. И потому что тебе это нужно. Это дает мне ощущение, что я чего-то стою. А мне это важно.

Внутри все заклокотало — тревога, желание, страх. Я подавила первые два и посмотрела прямо в глаза Шепу. Подняла ладонь и коснулась его щеки. Щетина покалывала кожу, посылая дрожь по спине.

— Ты уже стоишь многого, Шепард Колсон. Не нужно никого спасать, не нужно рвать жилы. Ты — ценный сам по себе. Просто за то, кто ты есть.

В его янтарных глазах вспыхнули золотистые искры.

— Теа… — хрипло выдохнул он.

Я опустила руку и сделала шаг назад. Потому что если бы осталась, то сделала бы то, чего пока не была готова сделать. Но могла предложить ему другое.

— Хочешь зайти? Я разогрею еду, и ты поможешь покормить котят.

Глаза Шепа снова вспыхнули:

— Ты уверена? Я не хочу…

— Я доверяю тебе, Шеп. Заходи.

Он не двинулся с места. Просто стоял, выжидая, не передумаю ли я. Это терпение, это мягкое уважение пробудили во мне что-то новое. Что-то, от чего хотелось сбежать, но уже не получалось. Я подавила в себе это чувство и направилась к велосипеду.

Это подстегнуло Шепа к действию. Настоящий джентльмен. Он взял из моих рук коробку с выпечкой, потом отстегнул переноску с котятами и аккуратно достал ее. Пока малыши жалобно мяукали, он провел пальцем по передней решетке, как будто пытаясь их успокоить.

Этот жест — такой простой, теплый — успокоил и меня. Вроде бы мелочь, но я заметила ее.

И все равно сердце колотилось, когда я подошла к двери. Я сунула свободную руку в карман и достала ключи. Пальцы дрожали, и только со второй попытки удалось попасть ключом в замочную скважину. Щелчок замка прозвучал в ушах как выстрел — громко, резко, оглушающе.

Я задержала руку на дверной ручке. Раз, два, три. Обратного пути уже не будет. Но все сильнее росло желание впустить кого-то в свою жизнь. Впустить Шепа.

Я повернула ручку и открыла дверь. Зайдя в дом, жестом показала вперед:

— Котята в загоне в гостиной, сразу по коридору.

Шеп вошел неторопливо, будто каждый шаг спрашивал у меня разрешения. Давая мне возможность остановить его в любой момент. Это тоже был подарок. Я закрыла за ним дверь и повернула замок, как делала это тысячу раз. Только теперь с внутренней стороны был кто-то еще.

Я дрожала от тревоги и предвкушения. Прошла по коридору на кухню, поставила коробку с выпечкой рядом с пакетами с индийской едой, которые оставил Шеп, и пошла на звук мяуканья. У порога гостиной остановилась.

Шеп аккуратно опускал пушистиков в загон. Осторожно, ласково. И с каждым движением он будто стирал остатки тревоги с моего сердца.

Поставив серую кошечку в загон, он выпрямился и повернулся ко мне. Не двинулся с места, просто посмотрел, словно спрашивая молча: «Ты в порядке?»

Я смотрела на него долго. А потом ответила честно:

— Хорошо. — Слезы подступили к глазам. — Я думала, я никогда не смогу на это решиться.

В глазах Шепа вспыхнул целый калейдоскоп чувств, но одно стало самым ярким — гордость.

— Я так чертовски горжусь тобой, Колючка. Как насчет того, чтобы отметить это индийской едой?

— Звучит идеально.

И это действительно было так.

Шеп

— Ладно, — сказал Энсон, опуская лом в перчатках. — И что это ты, черт возьми, все свистишь и свистишь?

Я застыл на полпути, держа в руках лист гипсокартона.

— Я свищу?

— Чувак, ты уже прошелся по всем лучшим хитам Rolling Stones. И поверь, они точно не позовут тебя в турне.

Я злобно зыркнул на него, швырнул гипсокартон в тачку.

— Извиняюсь, что у меня хорошее настроение. Не всем удается так мастерски хандрить, как тебе.

Энсон хмыкнул:

— Это требует серьезной подготовки и упорства.

Я швырнул в него обломок гипсокартона.

Он рассмеялся, увернувшись.

— Рад, что ты счастлив. Просто интересно, почему.

Я подхватил еще один лист и загрузил его в тачку.

— Тея пригласила меня на ужин.

Стоило произнести это вслух, как я сам почувствовал себя идиотом. С каких это пор ужин у женщины — повод для счастливого насвистывания? Но я не должен был сомневаться — Энсон-то меня точно поймет. Он знал, что такое жить с травмой. Знал, как она сдерживает, отнимает жизнь по кусочку.

Он уставился на меня с какой-то безумной кукольной улыбкой:

— Это круто. Ну и как прошло?

— Хорошо. — На самом деле это было гораздо больше, чем просто «хорошо». — Она нервничала, но это ее не остановило. Я еще наконец-то посмотрел на гостевой санузел.

— Насколько все плохо?

— Только выносить к черту все и начинать заново. — На недели работы. Вырезать гнилые доски, проверять все на плесень, потом заново класть.

— Говно вопрос, — пробормотал Энсон. — Ставлю, что во всем доме надо трубы заменить.

Я даже думать об этом не хотел. Терпеть не мог мысль о том, что Тея живет в доме, где столько работы, с которой она вряд ли справится одна. Но мы разберемся. Шаг за шагом. Сейчас у нее хотя бы снова есть вода.

— Трейс мне писал, — добавил Энсон, ослабляя очередной лист гипсокартона.

Я подхватил его, пока тот не рухнул.

— Вы теперь лучшие друзья?

— Ясное дело. Я ведь обожаю копов.

Это была недооценка века.

— Так, ты скажешь мне, что он хотел, или будешь намеками сыпать?

Энсон взялся за следующий лист:

— Хочет, чтобы я составил психологический портрет Рассела Уилера.

Я напрягся. Я сам звонил Трейсу по дороге от Теи. Мне было не по себе от того, что Расс вообще рядом с ней крутится. Но когда узнал, что он поймал ее прямо на улице, едва не сорвался действовать сам.

— Он ее здорово напугал, — сказал я, сжав пальцы на гипсокартоне.

— Трейс мне рассказал. Еще сказал, что подозревает: тот избивает жену.

Я бросил лист в тачку.

— Да, у них уже несколько вызовов было. Он пытался поговорить с Райной наедине, даже посылал женщин-офицеров. Но она ни жалоб не пишет, ни говорить не хочет. Трейс перепробовал все, что мог.

Энсон повернулся ко мне:

— Ее приучили молчать. Скорее всего, она отрезана от всех, кто был ей близок. Он — все, что у нее осталось. Так что даже если он ее бьет, она не рискнет это потерять.

Меня передернуло от этих слов. Само представление о такой жизни вызывало отвращение. Особенно если речь о девушке, которую я знал с детства. Райна училась на пару лет младше меня. Я не знал, с кем она дружит. Только то, что ее родители давно уехали из штата.

— Трейс просит совета, как к ней подступиться?

Энсон кивнул:

— И как прижать Рассела.

— Есть уже идеи?

— Пока нет. Но я работаю над этим, — пробормотал он.

Я стянул перчатку и вытер лоб:

— Заодно придумай, как держать его подальше от Тея.

— Ты за нее беспокоишься.

Это был не вопрос, но я все равно ответил:

— Не знаю, что она пережила, но это было нехорошо. И ей точно не нужен рядом такой ублюдок, как Расс.

— Ты правда к ней неравнодушен.

Что-то внутри меня сдвинулось. Это не было больно, но и комфортным тоже не назовешь.

— Да. Забочусь о ней.

Энсон с безумной улыбкой хлопнул меня по плечу:

— Пошли. Время обеда. Съездим к твоей девушке.

И мне это чертовски понравилось.

Тея

Слабый звонкий перебор кантри-гитары доносился из колонок, пока я переходила от одного столика к другому, проверяя, не нужны ли кому-то добавки, и собирая пустую посуду. Обеденный час был в самом разгаре, и я определенно не блистала своей формой.

Минувшей ночью мне почти не удалось поспать. Я и не должна была удивляться, когда около трех утра меня настиг кошмар. Вчерашний день выдался слишком насыщенным триггерами.

Я вспомнила, что читала в одной книге о посттравматическом расстройстве: факты важнее эмоций. Эмоции всегда имеют право на существование, но им нужно противопоставить факты.