Я заморозила кредитные счета, чтобы никто не мог оформить новые карты или покупки на мое имя. Единственные деньги, что у меня были, — это то, что Саттон и Данкан платили мне наличными. Каждый раз, пряча их в жестяную банку под расшатанной половицей в шкафу, я чувствовала себя каким-то сумасшедшим параноиком, который не доверяет ни банкам, ни государству.

Хотя теперь я их понимала куда лучше. Все, что связано с технологиями, может дать сбой — риск, на который я не могла пойти.

Так что я экономила, копила и прятала.

Саттон повернулась ко мне:

— Все нормально? Если нужно, могу дать тебе еще смен…

Я покачала головой, не давая ей продолжить. У Саттон и так хлопот по горло — маленький бизнес, сын. Ей не нужна еще и я на совести.

— Все хорошо. Теперь у меня есть работа в питомнике, а Данк сказал, что оставит меня на круглый год.

Лицо Саттон просияло, и она обняла меня:

— Это же здорово! Я так рада за тебя. Знаю, как ты любишь это место.

— Я чуть больше разбираюсь в растениях, чем в выпечке.

Саттон рассмеялась, отпуская меня:

— Ты отлично справляешься с хлебом. И дегустатор из тебя экспертный — это тут даже важнее. Ты помогаешь клиентам найти идеальное лакомство.

Я улыбнулась:

— Вот именно. А тот капкейк с тыквенно-пряным латте, что ты тестируешь к осени? — я театрально изобразила обморок. — Совершенство.

Саттон подпрыгнула, визжа, как ребенок:

— Мне самой он жутко нравится! Поставлю в меню, как только начнется сентябрь. Самое то — поймать осеннее настроение.

— Народ будет в восторге. Особенно школьницы — они его разберут вмиг.

— Надеюсь. Завтра еще хочу попробовать сделать арбузные. Такие симпатичные: зеленый бисквит, розовая глазурь и мини-шоколадные капли вместо семечек.

Я поморщилась:

— Не знаю, как чувствовать себя по поводу зеленого торта.

Саттон хихикнула:

— Лука попросил сделать зомби-капкейки из этого теста.

— Вот уж не удивлена, — отметила я второй мешок муки в инвентарном листе и перенесла его на другую сторону комнаты. — Как сегодня прошли тренировки на льду?

Саттон вздохнула, поднимая третий мешок:

— Похоже, он реально увлекся. Конечно же, выбрал самое дорогое увлечение из возможных.

— Ну, хоть не верховая езда или Формула-1, — подбодрила я.

— Тут ты права. Но я бы предпочла, чтобы он влюбился в рисование или балет. Не сказать, что я в восторге от мысли, как мой ребенок врезается в других детей на ледяной площадке.

— Ну, в его возрасте, наверное, контакт пока ограничен? — спросила я.

— У них еще даже команды нет. Кажется, ищут тренера. Пока что они просто играют в хоккейных суперзвезд во время общего катания. Я все время сжимаюсь от страха, но хоть он счастлив.

В нотках Саттон звучала легкая грусть. Она никогда не говорила о бывшем, и я его ни разу не видела. Знала только, что она переехала в Спэрроу-Фоллс, чтобы начать всё заново. Похоже, это был подходящий город для таких, как мы.

Я сжала ее руку:

— Ты отличная мама.

Она слегка улыбнулась:

— Ты уверена? Мой ребенок сейчас сидит в зале, ест капкейки и играет на планшете.

— Все заслуживают вкусняшку в конце дня.

— Это точно, — Саттон выпрямилась. — И ты тоже. Потому что мы закончили. — Она отряхнула руки от муки. — Давай я соберу тебе немного сегодняшних остатков.

— Только немного, — предупредила я. — Ты вечно забываешь, что у меня один желудок.

— Тебе надо больше есть, — сказала она и направилась к залу пекарни.

Лука поднял голову, когда мы вошли. Его лицо было размазано в голубой глазури с капкейка «Улица Сезам», но он счастливо улыбался:

— Котята храпят.

Я взглянула на переноску, где в пушистой кучке спали малыши. Они все больше привыкали к людям — и в питомнике, и здесь.

— Они всегда любят поспать после еды.

— Можно я назову одного Зомби? — с надеждой спросил Лука.

Я рассмеялась:

— Не уверена, что с таким именем котенка захотят забрать.

Лука нахмурился:

— А Жнец? Так зовут моего любимого хоккеиста.

— Вот почему я переживаю, — пробурчала Саттон, вручая мне коробку из пекарни. — Что за спорт — где людям дают такие прозвища?

— Крутой, — ответил Лука с широкой голубой улыбкой.

Саттон только покачала головой и взяла переноску:

— Давай помогу загрузить их.

— Спасибо, — сказала я, потрепав Луку волосы. — Только не уничтожь слишком много зомби.

— Не могу этого обещать, — крикнул он, возвращаясь к своей игре.

Мы с Саттон вышли в теплый вечер. После дневной жары воздух все еще был прогрет. Солнце уже низко висело над горизонтом, но света хватало, чтобы я добралась до дома. Подходя к своему велосипеду, я прищурилась. Что-то было не так. Подойдя ближе, поняла — оба колеса спущены.

По спине пробежал холодок. Я присела у заднего колеса, провела по нему пальцами. Через резину шла длинная злая прорезь. Переднее колесо — точно такая же.

Тревога быстро переросла в панику, когда я осмотрела улицу. Никого. Только несколько человек у закусочной The Soda Pop в нескольких кварталах отсюда. Все остальное уже закрывалось — Спэрроу-Фоллс засыпал рано.

Мельчайшие волоски на моих руках встали дыбом. Кто-то сделал это намеренно. Кто-то взял лезвие, разрезал мои шины и спокойно продолжил свой вечер. Или, может быть, сейчас наблюдает за мной?

По спине скатилась струйка пота, сердце бешено заколотилось — паника накрыла с головой. Это Брендан? Мозг лихорадочно перебирал все меры предосторожности, что я приняла. Траст. Водительские права я так и не меняла — все еще с калифорнийским адресом. Машина оформлена на Никки. Абонентский ящик — в двух городах отсюда, на имя траста. Я была так осторожна.

— Господи, — выругалась Саттон. — Эти чертовы подростки!

Я резко обернулась к ней:

— Подростки?

Она зло уставилась на мой велосипед:

— Пара ребят уже несколько недель устраивают всякие пакости. Трейс задержал их на прошлой неделе — они разрисовали заднюю стену у The Pop. Но, судя по всему, не поняли намека. Другие владельцы магазинов жаловались: парни продолжают портить все, до чего дотянутся.

Саттон сжала мою руку:

— Прости. Я отвезу тебя домой и помогу купить новые шины.

Шалящие подростки. Случайный вандализм. Только это. Я повторяла это снова и снова. Но… не была уверена, что верю.

Шеп

Как только вдали показалось раскинувшееся ранчо, по телу разлилось знакомое чувство. Теплая тоска. Благодарность за то, что жизнь привела меня именно сюда — ведь все могло закончиться куда хуже.

Огромные пастбища, где паслись коровы и дюжина лошадей, обступали белый фермерский дом с верандой по периметру. После смерти отца мама сумела сохранить хозяйство благодаря команде опытных работников. Но ни один из нас, детей, так и не загорелся идеей продолжить дело семьи.

Я припарковался между темным пикапом Энсона и машиной Фэллон. На другой стороне стоял черный пикап Кая с витиеватыми узорами — они с Фэллон были неразлучны даже на парковке. Джип Трейса стоял ближе к амбару — я был почти уверен, что его дочка Кили выпросила приехать пораньше, чтобы успеть покататься верхом.

Заглушив двигатель, я потянулся за сумкой Арден.

— Я сама, — сказала она.

— Я тоже могу, — отозвался я.

Она показала мне язык:

— Вечно ты рыцарь в сияющих доспехах.

В последнее время я себя таковым не чувствовал. Разве что серым, и то мутноватым. Пока мы поднимались по ступенькам, из дома уже доносились голоса: визг восторга Кили, безудержный смех Роудс, крики Лолли кому-то в ответ.

Я потянулся к дверной ручке, проверил и, конечно же, дверь оказалась не заперта. Я поморщился, но все равно открыл.

Как только мы переступили порог, Кили вскочила:

— Дядя Шеп! Тетя Арден! — Она бросилась к нам, подпрыгнув со всей своей шестилетней силой. Я поймал ее и подхватил на руки. Она тут же потянулась к Арден: — Я каталась на Смоки, и мы мчались так быстро! Я хотела доехать до самых гор, но папа сказал, что надо возвращаться.