Он не стал ждать ответа — просто быстро направился к машине. А я, конечно, не могла оторвать глаз от того, как его мышцы перекатывались в лучах заката.

Лапа хлопнула меня по ноге. Я посмотрела на Лося:

— Смотреть же не запрещено.

Кот только мяукнул в ответ.

— Давай, я возьму тарелки. А то чувствую, тебе нужно две руки, чтобы справиться с чудовищем, — предложил Шеп, уголки губ дернулись.

— Хорошо, — пробормотала я, голос стал мягче обычного.

— Где лучше перекусить?

Я не думала так далеко вперед. Теперь хотелось себя за это стукнуть. В доме мне было бы слишком тяжело сдерживать панику, но на заднем дворе у меня из мебели — только один лежак.

— Колючка, — тихо сказал Шеп. — Мы не идем в дом. Даже не рассматривай такой вариант. Я весь в грязи, мне нормально и здесь. Главное — чтобы ты чувствовала себя спокойно.

Его слова ранили. Тем, насколько они были добрыми. Настолько понимающими. Все во мне бурлило: стыд, благодарность, облегчение.

— Задняя веранда, — выдавила я. — Можно на ступеньках посидеть.

Шеп снова улыбнулся. И эта улыбка разогнала все тени в моей голове.

— Отлично. — Он уже шагал вперед — не спеша, но уверенно, ведя нас туда, куда нужно.

Новая веранда была с широкими ступенями — они вполне могли сойти за импровизированные стол и стулья. Шеп дождался, пока я устроюсь, и лишь потом сел — на небольшом расстоянии от меня.

Я прикусила щеку изнутри и заговорила:

— Я не боюсь тебя. Не в этом смысле.

Это было глупо — делиться этим. Давать ему такую деталь. Потому что за этим пойдут вопросы. А на них я не могла — или не хотела — отвечать. Но мысль, что Шеп может думать, будто я его боюсь, была невыносима.

Глаза Шепа сверкнули, и уголок его рта приподнялся:

— Может, это я боюсь чудовища?

Лось громко мяукнул, будто сказал: «Вот именно».

— Справедливо. Он и правда немного пугающий, — призналась я.

Но Шеп подвинулся ближе — настолько, что наши тарелки почти соприкасались. Несколько секунд он молчал, прежде чем заговорить:

— Я хочу узнать тебя. Думаю, это поможет нам обоим. Но не хочу задавать вопросы, которые поставят тебя в тупик. Можешь дать мне ориентиры?

Горло сжалось так, что дышать стало трудно, не говоря уже о том, чтобы что-то ответить. Я ценила его прямоту — без лишних заходов и уверток.

— Только про настоящее, — выдохнула я.

Шеп внимательно изучал мое лицо, будто пытался понять, почему именно так, но не стал задавать лишних вопросов. Просто кивнул и спросил:

— Любимый цветок в твоем саду?

Напряжение потихоньку ушло.

— Пионы, — ответила я, махнув рукой в сторону цветущих кустов. Они росли с такой силой, о какой я могла только мечтать. Оттенки розового и персикового, бесконечная красота.

— Они чертовски потрясающие.

Мне стало тепло от этой похвалы.

— И они привлекают колибри.

Шеп снова посмотрел на меня, вникнув в суть сказанного:

— У тебя и кормушек много.

Я кивнула:

— В них что-то есть. Дело не только в красоте. Они крошечные, но отчаянно смелые. И настоящие мастера побега.

Он надолго замолчал, и я сразу поняла, что сказала лишнего. Но, кажется, он понял это тоже. Его взгляд скользнул в сторону, на сад:

— Ты явно хорошо с ними ладишь — с растениями.

Меня охватило облегчение, и я заставила свои сжатые кулаки расслабиться.

— Сначала — нет. Многое погибло. Но примерно через полгода проб и ошибок я начала понимать, что к чему.

— Лучший способ учиться — на практике. Ни одна книга и курс не дадут того, что дает опыт.

Я некоторое время молча смотрела на него.

— Так ты и строительству научился?

Он кивнул, откинувшись на локоть:

— В основном. В колледже я учился на бизнес, брал курсы по дизайну и архитектуре. Все четыре года подрабатывал в строительной бригаде. Но основное — у отца научился.

Мне трудно было представить отца, который берет и учит тебя чему-то настолько сложному, как строительство. Моего почти не было рядом. А когда был — все заканчивалось криками, разбросанными вещами и приездом копов в нашу крошечную квартиру в Северном Голливуде.

Но раз Роудс не говорила ничего про приемного отца, я задумалась — что с ним случилось?

— Наверное, здорово — уметь делать что-то вместе.

Шеп кивнул, взял бутылку лимонада, сделал глоток:

— Он знал, что мне нужно работать руками, чтобы справляться с проблемами. Потому и дал инструменты — в прямом и переносном смысле. Иногда мы говорили, иногда просто работали, и это помогало мне самому дойти до решения. И до сих пор я слышу его голос, когда работаю.

Я сжала бутылку слишком сильно:

— Он умер?

Шеп сглотнул:

— Авария. Мне было семнадцать. Фэллон и Коуп выжили, а отец и мой брат Джейкоб — нет.

Все внутри меня сжалось. Потерять отца и брата в один миг… Мой собственный опыт поблек на фоне этого.

— Сочувствую, — тихо сказала я. Эти слова казались ничтожно слабыми, но других у меня не было.

Шеп встретился со мной взглядом:

— Спасибо.

Я опустила глаза. Это было слишком. Он открылся мне, показал себя настоящего — и это заставило меня захотеть выложить перед ним все свои тайны. Но я не могла. Просто не могла.

Я уставилась на тарелку, начала вертеть чипс в пальцах. Шеп двинулся, и я заметила, как он откусил сэндвич. Его стон удовольствия пронесся по моему телу, разбудив все, что во мне спало. Я непроизвольно посмотрела на его губы.

— Черт возьми, Колючка. Это лучшее, что я когда-либо ел. А в моей семье, между прочим, куча отменных поваров.

Щеки вспыхнули — не от смущения, а от радости. Я так давно не готовила для кого-то. Раньше я делала это почти каждую неделю для Никки. Устраивала званые ужины, где друзья набивались в мою маленькую квартиру… Пока все они не отвернулись.

Я отогнала эти мысли. Лучше сосредоточиться на настоящем. На том, как Шепу нравится мое творение.

— Я люблю придумывать рецепты. Это как игра. Беру, что есть под рукой, в теплице, и начинаю колдовать.

Шеп повернулся в сторону теплицы, присвистнул:

— Да у тебя тут целая лаборатория.

— Я всегда обожала покупать продукты на фермерских рынках, но в Спэрроу-Фоллс впервые решила сама вырастить что-то кроме базилика.

Он приоткрыл сэндвич, изучая начинку:

— Руккола — твоя?

— Да. И чеснок для айоли. И лук.

Шеп покачал головой:

— У мамы тоже есть грядка, но твоя все перекрывает. Она бы обомлела.

Я вцепилась в бутылку. Одного Шепа в моем мире уже было многовато. А чужой человек, пусть даже его мама… Это слишком.

— Колючка, — сказал он. Я сразу посмотрела на него. — Я не собирался приглашать ее на коктейли и икру. Просто сказал, что она бы оценила, потому что я видел, как она гордится своим садом и это даже близко не то, что у тебя.

Я перевела взгляд на Лося — он валялся на спине и гонялся за травинками.

— Прости.

— Тебе не за что извиняться. Это твой дом. И только ты устанавливаешь правила.

Опять защипало глаза. Слезы наворачивались от стыда и разочарования в самой себе. Я не хотела быть такой. Но не знала, как иначе.

Шеп накрыл мою ладонь своей. Это прикосновение было таким простым… и таким мощным. За последние два года меня касались только Саттон и Роудс. И это — было совсем другим.

Я почувствовала мозолистую кожу его ладони на своей. Его тепло. Словно солнечный свет, переданный прикосновением. Я резко подняла голову и встретилась с его взглядом, полным понимания и доброты.

— Мы все делаем то, что нужно, чтобы выжить, — сказал он. — Я никогда не буду тебя судить за то, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Я смотрела в эти янтарные глаза и знала: он говорит правду. И впервые за два года я пожалела, что мне вообще нужны были стены и системы защиты. Потому что, как бы ни было страшно… я хотела впустить его внутрь.

шеп