Его рука исчезла, и он потянулся к последнему, шелковому шарфу. Осторожно накрыл им мои глаза, аккуратно обернул вокруг головы и завязал.
Тьма опустилась, поглотив меня полностью. На миг меня охватила паника — абсолютная пустота. Но потом Шеп снова коснулся меня. Его ладони скользнули по бокам к подолу ночнушки.
— Хочу видеть тебя всю, — выдохнул он. — Разреши мне.
— Да, — прошептала я. Я действительно хотела, чтобы он смотрел. Это чувство было таким новым, таким освобождающим.
Его загрубевшие от работы пальцы ощущались как поцелуи из наждачной бумаги, когда он поднимал ткань все выше. Прохладный воздух касался обнаженной кожи, ночнушка собралась под грудью. Это ощущение заставило мою спину выгнуться, искать большего.
— Черт, какая ты красивая. Ничего прекраснее в жизни не видел.
Слова Шепа были как еще одно прикосновение. Их сила проникала внутрь, разливала по телу другой, более глубокий жар.
Он снова отступил. Я слышала, как он двигается в тишине, в пустоте темноты. Но не могла понять, где он остановился. Я могла только ждать.
А это ожидание накручивало все внутри до предела. Напряжение пульсировало внизу живота, тело звало его. Я разомкнула губы, делая жадный вдох.
И тогда меня коснулись не пальцы — губы. Его рот сомкнулся на соске, жадно втянул его. Язык обвел его кругами, пока сосок не напрягся до боли. Вторая грудь оказалась в его руке — большой палец повторял движения языка.
Тело вновь затянуло в клубок напряжения. Мышцы свивались все туже, спина выгибалась, я тянулась к нему, к каждому касанию. Из горла вырвался сдавленный стон, крик, мольба.
Шеп тихо заурчал, не отпуская сосок, а потом внезапно убрал рот. Вспышка холода после жара оказалась почти невыносимой.
— Эти звуки... — прошептал он. — Лучшее, что я когда-либо слышал. Они как наркотик. Все мало и мало.
Я тяжело вдохнула, тело само потянулось к голосу Шепа, ища его, несмотря на слепоту.
И вот его руки снова были на мне, скользнули вверх по бёдрам.
— Колючка, ты такая чертовски мокрая. Вся сияешь для меня.
Его палец провел сквозь влагу, размазав ее по клитору. Я не смогла сдержать стон.
— Да, — прохрипел он. — Скажи мне, что ты чувствуешь. Чего хочешь. Что тебе нужно.
— Будто крошечные фейерверки взрываются по всей коже.
Два пальца вошли в меня, и я выгнулась навстречу, будто тело само вздохнуло с облегчением от того, что хоть какая-то часть Шепа оказалась внутри.
Он двигался легко, скользя внутрь и наружу.
— Это? — его голос стал почти мурлыкающим. — Или это? — Пальцы согнулись при выходе, создавая восхитительное трение. — Один? — Гладкий скользящий ритм. — Или два? — Трение и глубина.
— Два, — выдохнула я.
— Вот так. Умничка. Так четко знаешь, чего хочешь. Что тебе нужно.
Большой палец снова обвел круг вокруг клитора, все ближе и ближе к самой чувствительной точке. Я выгнулась навстречу, жадно и без остатка, нуждаясь в нем.
Мышцы напряглись, ноги потянулись, но шарфы держали крепко, пальцы вцепились в ткань, ища хоть какую-то опору.
— Обожаю, когда ты такая жадная. Обожаю смотреть, как ты извиваешься под моими пальцами. Скажи мне, что тебе нужно, Колючка.
— Еще. Мне нужно больше.
— Конкретнее, — потребовал он.
Это был весь Шеп. Он всегда подталкивал меня, помогал раскрыться. Делал так, чтобы я чувствовала себя свободной в этой своей стороне — женской, чувственной.
— Хочу тебя. Хочу почувствовать все.
— Моя девочка.
Его пальцы исчезли, и я едва не вскрикнула от этого отсутствия. Услышала шорох, движение над собой, потом Шеп приподнял мои бедра, подкладывая под них подушку.
— Этот вид, — выдохнул он. — Я запомню его навсегда.
— Шепард… — прошептала я, и его имя стало мольбой.
Он провел большим пальцем по моему входу.
— Такая красивая. Такая готовая.
Я ощутила его над собой. Кончик коснулся входа.
— Идеально, — прошептал он.
Шеп вошел в меня.
Его ширина заставила меня судорожно вдохнуть, тело напряглось, пытаясь привыкнуть, но даже легкая боль только усилила наслаждение.
Он двигался глубже, и благодаря подушке под бедрами каждый его толчок попадал точно в нужную точку. Глаза увлажнились под повязкой, а пальцы судорожно сжали деревянные перекладины.
Я пыталась двигаться навстречу, насколько позволяли оковы. Но именно в этом, в ограничении, в потере контроля, за который я держалась всю жизнь, и крылась настоящая свобода.
Я растворилась в этом гуле, жаре. В звуках наших тел. В том, как сила Шепа проходила сквозь меня. Он стал двигаться быстрее, глубже. Мои мышцы начали сжиматься вокруг него, и он выругался.
Его большой палец нашел клитор, описал круг и надавил ровно туда, где мне было нужнее всего. И я взорвалась с силой, которую никогда прежде не ощущала. Будто вес всего мира навалился сверху и со всех сторон, пока Шеп продолжал врываться в меня, кончая с громким криком. Волна за волной прокатывались по моему телу, пока он переживал свой оргазм.
Даже когда он начал замедляться, мое тело все еще дрожало от послевкусия. Подрагивания пробегали по коже, пока губы Шепа не нашли мои — нежный, едва ощутимый поцелуй, словно обещание. Его руки поднялись вверх и начали развязывать мои запястья.
Он вышел из меня, и это ощущение пустоты вызвало у меня тихий всхлип. Шарфы на ногах исчезли в одно мгновение, и вот уже тело Шепа прижалось к моему, укутывая собой, пока он снимал повязку с глаз.
Мягкий свет лампы казался ослепительным после полной темноты. Шеп притянул меня к себе еще ближе, обнял и устроился вокруг, как защита, как броня. Он вдохнул, прижавшись к моей шее, вбирая меня в себя.
— Это было… больше? — прошептал он.
Я полностью растворилась в его объятиях.
— Это было всем.
50
Шеп
— Опять насвистываешь.
Я остановился с гвоздезабивателем в руках, ослабляя нажим. Черт. Действительно насвистывал мелодию Wild Horses.
Энсон усмехнулся:
— Я правда думал, что после всего, что произошло вчера, ты будешь ходить как с цепи сорвавшийся и сносить тут все подряд. Рад, что ошибался.
Я загнал гвоздь в брус, который мы использовали для отделения прихожей от жилой зоны:
— Отвали.
Энсон только сильнее рассмеялся:
— Надо выяснить, что за наркотик вкалывает тебе Тея. Мы бы разбогатели, если бы начали его продавать.
Я покачал головой и вбил еще один гвоздь. Не то чтобы у нас с деньгами были проблемы. Энсон написал несколько книг о преступной психологии, которые хорошо продавались, а у Colson Construction дел было столько, что очередь на объекты растягивалась почти на год.
Энсон отпустил доску, как только я вбил последний гвоздь:
— Ну а по-честному, как ты?
— Пытаюсь держать себя в руках. — Хотя это было чертовски сложно. Мысль о том, что Брендан разгуливает на свободе, сводила меня с ума. — Трейс отправил официальное письмо адвокатам Брендана сегодня утром.
Энсон выпрямился, задумавшись:
— То, как он отреагирует, многое покажет. Вполне возможно, он просто перейдет к следующей жертве.
Я хотел, чтобы Брендан держался от Теи как можно дальше, но мысль о том, что он сделает это с кем-то еще, выворачивала наизнанку:
— Есть подвижки от Декса?
Вопрос был глупым. Если бы хакер Энсона что-то нашел, он бы сразу сообщил.
— Думает, что почти подобрался. У него есть почта Брендана, и если тот кликнет по ссылке, то Декс получит доступ. Я сейчас пытаюсь придумать, на что он точно клюнет.
Я посмотрел на Энсона:
— То есть ты составляешь его психологический портрет, чтобы взломать.
Уголок его рта дернулся:
— Так и есть.
— Спасибо. — Мои слова прозвучали хрипло. Потому что просто «спасибо» — это слишком мало.
Энсон хлопнул меня по плечу:
— Всегда прикрою тебя.
Раздался сигнал машины, и мы оба обернулись в сторону дороги.