Я вздрогнула, несмотря на жару — температура приближалась к тридцати пяти. Я опустилась на пол между растениями, прижала колени к груди. Нужно было это давление, как будто оно могло удержать сердце от того, чтобы разлететься на осколки.

Иногда я все еще слышала голос Брендана у себя в голове. Его колкие слова, полные злобы. Его обвинения.

— Ты правда собираешься это есть? Значит, твой бывший сделал из тебя худышку, а мне досталась жирная версия?

— Я видел, как ты на него смотрела. Он тебе по вкусу, да? Хотела, чтобы он оттрахал тебя прямо в коридоре, да?

— Такая же шлюха, как я и думал. Жаль, что не понял этого раньше. Теперь поздно. Ты разрушила мою чертову жизнь.

И звуки…

Стекло, разбивающееся о стену. Крик, не похожий на человеческий, прямо у меня перед лицом. Стол, с грохотом перевернутый на мраморный пол.

Одна-единственная слеза скатилась с щеки, оставив темное пятно на карамельной ткани комбинезона. Я смотрела, как влага растекается по нитям, заражая все вокруг — так же, как его слова отравили моё сознание.

А потом следовали извинения. Сладкие речи. Обещания.

— Селли… Прости. Я монстр, ты же знаешь. Я не заслуживаю тебя. Мне нужно отпустить тебя, но я не выживу без тебя. Я не знаю, что со мной будет.

Новая волна тошноты прокатилась по телу. Я видела это лицо и не понимала, что было искренне, а что было игрой.

Я до сих пор не знала. Потому что рядом с ним я сходила с ума — медленно и мучительно. Понадобились месяцы, чтобы начать дышать. Год — чтобы наконец понять, насколько все было сломано.

Но были ночи, когда закрадывались сомнения. А вдруг он был прав? А вдруг я действительно была такой, как он говорил?

Я ломала себе голову, пытаясь разобраться — где правда, а где ложь.

Я действительно задержала взгляд на официанте, когда поблагодарила его за ужин? Мне и правда было слишком интересно, как его друг борется с малярией в Африке?

Я вонзила пальцы в бедра, ногти впились даже сквозь плотную ткань.

— Ты хороший человек, — прошептала я в тишину. — Не идеальная. Но ты стараешься быть доброй. Ты стараешься поступать правильно. Ты не чудовище.

Я повторяла эти слова снова и снова, пока не почувствовала, как сердце немного отпускает. Пока дыхание не стало ровнее. Но я была вымотана. До глубины костей. Измотана вечной борьбой с призраком, который никак не уходил. И я не знала, уйдет ли когда-нибудь.

Сквозь открытую дверь теплицы донесся звук шин по гравию. Я не пошевелилась. Просто не могла. У меня не было сил встретить Шепа. Его доброта и свет — все это казалось недостижимым. Может, я даже не заслуживала этого.

Я заставила себя подняться и вышла наружу. С каждым шагом я будто надевала маску — слой за слоем. Спокойствие. Улыбка. Легкость. Ничего не случилось. Все как всегда.

Шеп вышел из своего пикапа — серебристый кузов сверкал на фоне солнца. Как всегда — все идеально чисто. Все в нем было противоположностью той грязи, что до сих пор жила внутри меня.

Он улыбнулся, как всегда — легко, открыто. С каждым шагом его белая футболка натягивалась на груди.

— Привет, Колючка.

Я натянула улыбку:

— Привет. Я немного не успела сегодня. Еще не приготовила еду. Думаю, просто отдам тебе твою порцию и вернусь за стол — я обещала Данкану поработать над проектом. Это большая возможность, и я хочу начать пораньше…

— Тея. — Его ладонь легла поверх моей. Теплая, крепкая. Такая… настоящая. — Что случилось?

Я резко выдернула руку. Глаза жгло. Я не могла — не могла чувствовать все, что шло от него. Все, что никогда не станет моим. Потому что мой разум все испортит. Я испорчу. И, может, даже его.

— Ничего. Просто дел много. Если что-то понадобится — я буду на кухне. — Я пошла к дому. Пусть делает, что хочет. Может, поймет наконец, что я стерва и уйдет. Так, наверное, будет лучше.

— Это из-за Брендана Бозмана?

Я застыла. Кровь зашумела в ушах, пульс ударил в виски. Я медленно повернулась.

— Что ты сказал?

Боль в янтарных глазах Шепа была почти физической.

— Я знаю, Тея.

И в этот момент мой мир рухнул.

шеп

Я видел, как кровь отхлынула от лица Теи. Мне хотелось возненавидеть себя за то, что стал причиной этого, но я не собирался позволить ей оттолкнуть меня. Захлопнуть дверь перед тем, что, как я знал, было чудом для нас обоих.

Но так же быстро, как она побледнела, к ней вернулся цвет и с избытком. Щеки Теи вспыхнули, глаза метнули молнии.

— Ты что, копал подо мной? — выплюнула она. — Попросил своего бывшего приятеля из ФБР пробить мои отпечатки или что-то в этом роде?

— Нет, — я изо всех сил старался сохранить спокойный, ровный голос. — Я просто видел, как ты смотрела на тот журнал. Заметил, что он тебя задел. И захотел понять, почему.

— А ты не думал, что это вообще не твое дело?! — закричала она.

— Я забочусь о тебе, Тея.

На ее глаза тут же навернулись слезы, сделав карие зрачки еще более блестящими.

— Ты не можешь.

— Уже поздно, — сказал я, делая шаг вперед.

Теа отступила на два шага, яростно мотая головой.

— Ты не можешь заботиться. Не можешь смотреть. Не можешь.

— А что будет, если я все-таки буду? Что будет, если я не отвернусь?

Она долго смотрела на меня, слезы текли по ее щекам.

— Ты возненавидишь меня.

Все внутри меня замерло. Будто сердце перестало биться... прямо перед тем, как разлететься на куски. Я больше не мог сдерживаться. За четыре широких шага я оказался рядом с ней.

Я провел рукой по ее щеке, обхватив лицо ладонями.

— Ничего из того, что ты скажешь, не изменит того, как я тебя вижу. Единственное, что изменится, — это понимание, насколько ты сильная, раз прошла через все это.

Из ее горла вырвался рыдающий всхлип, и я не смог сдержаться. Обнял ее, заключив в кольцо своих рук, пока ее тело сотрясали все новые и новые рыдания. Никогда бы не подумал, что такая хрупкая женщина может так судорожно плакать. Но, наверное, не стоило удивляться. Тея была железом, закаленным в огне. Гораздо сильнее, чем кто бы то ни было мог подумать.

Я держал ее, пока она плакала, и каждый всхлип будто ножом резал мне грудь. Но я был готов принять все, зная, что ей нужно было все это выпустить наружу.

— Тебе... тебе не понять. Ты не захочешь иметь со мной ничего общего.

Я поднял ее на руки, обошел дом и поднялся по ступеням на террасу, где стоял шезлонг. Осторожно опустился на него, прижимая Тею к себе, не выпуская из объятий.

— Попробуй, — прошептал я у нее на шее.

Она замотала головой, но уткнулась в меня еще сильнее.

— Я не хочу, чтобы ты смотрел на меня иначе.

Я провел рукой вверх-вниз по ее спине, другой поглаживая волосы.

— Ты убила кого-то с хладнокровием?

— Нет, — прошептала она.

— Воровала у пожилых?

— Нет.

— Издевалась над щенком?

— Конечно, нет, — голос Теи был едва слышным шорохом.

— Тогда я не стану смотреть на тебя иначе.

Она отстранилась и вгляделась мне в глаза.

— Ты не можешь этого знать.

— А ты не можешь знать, пока не попробуешь, — мои пальцы сплелись с ее. — Ты ведь говорила, что доверяешь мне.

— Я доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было. Кроме, пожалуй, моей лучшей подруги Никки.

Это было важно. Тея впервые упомянула кого-то из прошлого. Дала мне кусочек своей жизни, которой я раньше не знал.

— Спасибо, — прошептал я.

Она все еще молчала, не сводя с меня взгляда.

— Он причинил тебе боль?

Сказать это вслух было почти невыносимо. И если бы она ответила «да», я не был уверен, что смогу удержаться. Я бы нашел Брендана и показал ему, что такое настоящая боль — плевать на последствия.

— Он никогда меня не бил. Ни разу не поднял руку. Не было ни синяков, ни сломанных костей, никаких улик.