— Тяжелый день, — сказала я, пытаясь обойти его слева.
Но Расс сделал шаг в ту же сторону и выхватил у меня из рук коробку.
— Давай, я донесу до твоего велосипеда.
— Не стоит. Я сама…
— Я настаиваю, — перебил он.
Пульс глухо застучал в шее. Мне не хотелось, чтобы этот человек был рядом. Но и не хотелось усугублять ситуацию. Мы стояли на улице, посреди бела дня. Туристы заходили в магазинчики, местные прогуливались, наслаждаясь первыми летними деньками. Я в безопасности.
Я зашагала в сторону, где стоял мой велосипед, у самого угла здания, даже не поблагодарив Расса за «помощь», которую я не просила.
— Ну и кто тебе, скажи на милость, чинит утечку и водопровод? — заговорил он с фальшивой легкостью.
— Шепард Колсон, — ответила я.
Я не столько увидела, сколько почувствовала, как его шаг на долю секунды сбился.
— Богатеешь, значит.
Я стиснула зубы:
— Он просто делает мне одолжение. Я дружу с его сестрой.
На самом деле Шеп разрешил мне оплатить только материалы, и, я была уверена, сделал мне скидку по своей подрядной цене. Но я точно знала — как-нибудь, но я расплачусь с ним по-настоящему.
Русс усмехнулся:
— Малыш из коробки просто хочет затащить тебя в постель.
Я резко остановилась и развернулась к нему:
— Что ты сейчас сказал?
Он выпятил грудь, словно паяц:
— Ты прекрасно все слышала. Не строй из себя дурочку. Он просто хочет тебя трахнуть. А потом выкинет, как и всех остальных. Поспрашивай. Малыш из коробки только и делает, что разбивает девочкам сердца. Из себя строит золотого мальчика, а на деле — просто тот еще ублюдок.
Я даже не знала, с чего начать, чтобы разобрать эту кучу грязи. Но одно слово зацепилось особенно сильно.
— Малыш из коробки?
Глаза Расса зловеще загорелись:
— Не слышала историю? Его в коробке оставили у пожарной станции. Мать даже не захотела его воспитывать.
Желание влепить пощечину было таким сильным, что я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не сорваться. Вместо этого я вырвала коробку с выпечкой из его рук.
— Убирайся к черту. Ты бы мечтать не смел быть хотя бы вполовину таким человеком, как Шеп. И никогда им не станешь. Потому что ты — подлый, грубый, отвратительный тип. И, боюсь, это еще далеко не все.
Расс на секунду застыл, явно ошарашенный, а потом ухмыльнулся:
— Ага, значит, уже трахаешься с ним. Удачи, когда он тебя выкинет, как мусор. Ты ведь, похоже, именно им и являешься.
Он зашагал прочь, а меня затрясло. Он всего лишь задира, но я знала — такие умеют быть по-настоящему опасными, когда хотят навредить.
— Все хорошо, — прошептала я котятам, завозившимся в переноске из-за нашей ссоры. — Мы в порядке.
У меня дрожали руки, когда я подняла переноску и водрузила ее в прицеп велосипеда. Мне понадобилось три попытки, чтобы застегнуть ремешки. Потом я поставила коробку перед котятами, чтобы она не перевернулась. Но когда я закинула ногу на велосипед, замерла.
Откуда Расс знал, что я езжу на велосипеде?
По дороге домой, которая заняла чуть больше получаса, нервы у меня так и не успокоились — я оглядывалась через плечо каждые две секунды, выискивая, не едет ли кто за мной. Возможно, Расс просто видел, как я катаюсь по городу. Это было самым вероятным объяснением. Этот велосипед был у меня почти столько же, сколько я жила здесь. Но его жестокость и то, как хорошо он осведомлен о моих привычках, выбили меня из колеи.
Это слишком напоминало мне Брендана. Он тоже выпытывал из меня каждую мелочь — якобы из интереса ко мне, из желания сблизиться. А потом использовал все это как оружие. Целился в самое больное, в то, что точно ранит.
Меня затрясло, когда я свернула на гравийную дорогу, объезжая ямы. И когда увидела свой дом и серебристый пикап, припаркованный рядом, в глазах тут же защипало. Потому что я знала — рядом с ним безопасно.
Я изо всех сил пыталась сдержать слезы. Думала о цветах, которые хотела посадить перед домом, когда Шеп засыплет траншею. Думала, что можно собрать в теплице и отдать Шепу, чтобы он передал его маме. Думала, как Лось любит играть во дворе и наблюдать за Шепом, пока тот работает.
И это немного помогло. Но недостаточно.
Я остановилась у дорожки к крыльцу. Шеп уже шел мне навстречу, на лице сияла улыбка.
— Я заезжал сегодня в Роксбери и взял индийской еды. Не уверен, что она станет моей любимой, но там было много всего — я взял попробовать разное. И самосы тоже захватил. Возможно, придется все это подогреть, но… — Его глаза остановились на моем лице, и радость мгновенно испарилась. — Что случилось? Все в порядке?
Конечно, Шеп видел меня насквозь, как бы я ни пыталась заглушить тревогу картинками уюта.
— Все нормально, — выдохнула я.
— Чепуха, — прорычал он. — Ты дрожишь как осиновый лист.
Я спрятала руки за спину, будто это могло что-то скрыть.
— Колючка, — прошептал он. — Что случилось? Пожалуйста.
Это его «пожалуйста» все и решило. В этом слове было столько мольбы, столько заботы. И тогда я почувствовала, как снова подступают слезы. Я изо всех сил моргала, пытаясь их прогнать.
— Это глупо.
Шеп медленно подошел ближе, оставляя мне пространство и выбор — принять его или отступить. Я не отступила. Его ладонь поднялась и откинула прядь волос с моего лица.
— Это не глупо. Не если ты из-за этого в таком состоянии.
Сердце бешено колотилось. Мне так хотелось рассказать Шепу все. Но я не могла. Вся эта история была слишком пропитана стыдом. И все же я хотела дать ему хотя бы крупицу правды. Хоть что-то, что поможет ему понять.
— Я столкнулась с Рассом Уилером.
Рука Шепа в моих волосах сжалась, и из его груди вырвался низкий гортанный звук, больше похожий на рычание.
— Что. Он. Сделал?
— Он меня не трогал, — поспешила я заверить. — Просто… вел себя как хам. Грубо, мерзко. Дело не в нем самом. Просто он напомнил мне о человеке, о котором я не хочу вспоминать.
В глазах Шепа отразилась боль.
— Блядь, — выдохнул он и обнял меня.
Я не раз за последние два года получала объятия — и от Саттон, и от Роудс. Но ничего подобного не было. Шеп заключил меня в свои сильные руки, прижал к широкой груди, и я чувствовала, как его сердце бьется в унисон с моим. Запах древесины и опилок окутал меня, словно плед.
Комок в горле сдавил горло. Я прижалась к нему. Дала ему поддержать ту тяжесть, которую так долго носила одна.
— Он разорвал тебя на части, — прохрипел Шеп, запуская пальцы в мои волосы. — Порезал до живого, потому что он именно такой. И мне хочется, чтобы он сам узнал, что такое настоящая боль.
Я вцепилась в его футболку.
— Я накричала на него.
Шеп чуть отстранился и приподнял бровь:
— Пустила в ход свои шипы?
Я едва улыбнулась:
— Он наговорил о тебе всякого. Меня это взбесило.
Рука Шепа застыла в моих волосах.
— Что именно он сказал?
Во рту пересохло.
— Неважно, — пробормотала я. Глупая я.
— Колючка, — мягко потянул он меня за волосы, возвращая мой взгляд к себе.
Я вздохнула:
— Что тебя бросили. Не очень деликатно выразился.
— Называл меня Малышом из коробки?
В голосе Шепа звучала пустота, от которой внутри все сжалось.
— Да, — прошептала я.
— Это еще со школы тянется. Расс просто не повзрослел, — буркнул он.
Я подняла глаза:
— Прости. Это жестоко.
Он пожал плечами:
— Такова жизнь. В конце концов, я все равно оказался в замечательной семье.
Но что-то подсказывало, что Шеп не договаривает. Что боль от этих слов все еще жива. Но я не винила его. У каждого из нас есть свои раны, которые мы не готовы никому показывать.
— Что еще он сказал? — спросил Шеп.
Я отвела взгляд.
— Колючка…
— Он сказал, что ты помогаешь мне только потому, что хочешь переспать со мной.
К моему удивлению, Шеп расхохотался. Это был удивительный смех и я не только слышала его, но и чувствовала каждой клеткой.