Природное умение просчитывать риски говорит мне, что это самое безопасное место. Нет балконов, окон, лестниц, посуды, тяжелого и холодного оружия. Для разбора полетов идеально.

И тем не менее, ногами-антеннами Немезиды мы сносим одинокую лампочку. Дернувшись от удара пяткой, накаленная «груша» влетает в потолочную плиту и лопается.

Бах!

Вспышка, и темнота, в которой нас засыпает стеклянным дождем.

— Больно, мразь! Синяков наставишь! — орет Филатова, когда жестче сдавливаю пальцами заднюю часть ног, чуть выше коленей.

Мне та-а-ак хочется ее швырнуть. Куда, блин, подальше.

Но я сдерживаюсь. Исключительно осторожно на пол ставлю. Пока ищу, как врубить подсветку у зеркала, Королева пытается свинтить. Ловлю ее на этапе возни с замком, который я, ясное дело, защелкнул, как только вошел.

— Сюда, — гаркаю, возвращая.

Под подошвами ее и моей обуви непрерывно хрустит. И это, черт возьми, тоже драконит беспрецедентно.

Приставив Филатову к стене у зеркала, сбоку блокирую рукой, спереди — корпусом. Второй рукой продолжаю поиски той самой кнопки. Агния все это время без перерывов пихается. Стойко держусь, несмотря на все тычки, но позвоночник, когда моментами пружиню, ходит взад-вперед, словно на каких-то чертовых испытаниях.

— Что тебе надо, тупая горилла?! — горланит Филатова, едва я включаю подсветку и устремляюсь к ней — зрительно и физически.

Сказать ничего не успеваю, как она, тотально одурев, пускает в ход когти и раздирает мне в кровь рожу. Это не просто больно. Это кидает в топку моей ярости столько жара, что с головой в огонь ухожу.

Но что ты сделаешь? Как эту энергию реализуешь?

Она же девчонка! Она А.Г.Н.И.Я.

Грубо выругавшись, ловлю ее долбаные руки. Зубами при этом так скриплю, что возникают опасения: вставная челюсть мне понадобится задолго до старости.

— Ты как себя ведешь? Что вообще себе позволяешь? — из нутра выходят исключительно дикие звериные ноты. Не повышая голоса, столько злости выдаю, что воздух вибрирует. — Успокоилась быстро! Я сказал, успокоилась! — давлю, понимая, что реально готов ее уничтожить.

Странный приступ повторяется — сердце не способно работать, только всухую щелкает. Не заводится ни в какую, словно забились какие-то камеры. Не сказать ведь, что тяги нет. Есть. Она копится. И когда сердце, наконец, отскакивает, рубит за все пропуски. С десятикратной, чтоб его, силой.

— А как я себя веду, м? Что не так, Нечаев? За кого ущемился? За себя? Или за свою кралю? — шипит Немезида.

— За человека, по которому ты проехалась! Которого наверняка ранила! Который вообще ни при чем! — изъясняюсь, тяжело дыша. — Лера не заслуживает, чтобы ее так обижали.

— Ах, не заслуживает? Да что ты? Серьезно? А я, по-твоему, заслуживаю??? — вопит, раздавая глазами искры. — Меня обижать можно? И рожи из-за меня бить тоже можно!

— Это разные вещи, — рычу я, теряя опору. — Мои принципы и мои стандарты…

— О-хо-хо-хо, — ржет с остервенелой издевкой. — У тебя, мой дорогой, никаких стандартов нет! Никаких, кроме двойных! Запомни!

И то, что она перебивает, и этот ее смех, и ее оценка, и ее отношение, и осознание собственной неправоты, и некий, чтоб его, стыд… Я словно на пороховой бочке сижу. И в данную секунду эта бочка взрывается.

— Слушай меня, когда я говорю! — рявкаю, всаживая кулак в плитку рядом с ее головой.

Сам от себя прозреваю.

А Филатова, вздрогнув и побледнев, перехватывает у меня высшую ноту бешенства.

— Да ты на приколе, что ли? Мужлан недоделанный! — орет, стремительно краснея пуще прежнего. — Я предков не терплю! Думаешь, тебе подчиняться буду?! С какого перепуга?!

— Будешь! — давлю в разы спокойнее, но уперто.

В лепешку расшибусь, но добьюсь.

— Да ты… Ты… — теряет дар речи. Но быстро находится, сунув мне под нос дулю. — Выкуси, понял?!

Я снова вскипаю. Так, что под черепушкой свистит, а из ушей и ноздрей валит дым.

— Ты сейчас отхватишь ремня! — гаркаю, не помня себя от гнева, который, походу, уже добрую половину мозгов сожрал.

Филатова, зло сощурившись, поджимает губы, чтобы выносить план, суть которого я не сразу пойму.

— А-а-а-а-а-а… Больно! — орет непривычно жалобно. Естественно, меня от такого перетряхивает. Отпускаю ее руки. Тут же. Думаю, как спасать. На тонких запястьях реально следы. — Перегрелся, Горынушка? — ерничает Немезида, резко возвращаясь в свое обыкновенное агрессивное состояние. Пока я, как дурак, моргаю, тянется к душу, срывает лейку, шлепает по смесителю и направляет мне в морду струю ледяной воды. — Остынь!

Я отшатываюсь. Закашливаюсь. На ровном месте поскальзываюсь. Но, блин, тут же бросаюсь обратно. Перехватываю шланг и, будучи абсолютно не в себе, лью в ответ. Филатова взвизгивает, словно кошка. Подпрыгивает и с новыми воплями бросается в бой.

— Отдай!.. Мое!

— С-сюда!

— Гы-ад!

— Ду-р-р-рная!

— Ду-р-р-рной!

Нет бы взять и закрыть кран! Она за чертов шланг воюет!

— Я теб-я… утоплю!

— Сначала я, Немезида. Тебя.

Кац-кац-кац-кац-кац-кац-кац-кац-кац-кац-кац…

Срываем в пылу борьбы с душа шторку. Пока я держу лейку, долбанутая Немезида, подскочив, кидает клеенку мне на голову. Залипнув, не сразу с ней справляюсь. А когда справляюсь… Отбрасываю шланг, хватаю чертову стерву, прижимаю к стене и замираю.

Глаза в глаза. И между ними непонятная жвачка. А может, резина. Или смола.

Мы насквозь промокшие. Вода стекает по коже, висит на ресницах, капает с одежды в разлившееся по полу озеро. А именно вода, как известно, отлично проводит ток. Сейчас она им буквально заряжена. У меня язык и тот щиплет, будто батарейку лизнул.

— Иди давай подтирай сопли своей размазне… А то совсем расклеится… — отрывисто шепчет Филатова, пока я убираю упавшую ей на лицо прядь волос и стираю ту серо-буро-малиновую мазню, что осталась на щеках после косметики. — Иди!

— Чего ты добиваешься? — хриплю я, приближаясь настолько, будто собираюсь своей рожей сделать слепок ее лица.

Бух-бух-бух!

Сердце тоже заряжено. Работает на толпу.

Реализовать дичь со слепком мне не позволяет резкий, словно удары грома, стук в дверь.

— В коридоре вода! Что у вас там происходит??? — горланит Набиев, дергая ручку.

— Лямбда… — роняю я и, рванув, закрываю кран. — Порядок! Мы сейчас уберем!

— Черт, Нечай, это новостройка! У людей свежий ремонт!

— Да знаю я! Спокойно!

Прочесав пятерней по волосам, срываю со змеевика большое банное полотенце и бросаю его на пол.

— Я убирать ничего не собираюсь, — заявляет Филатова, прежде чем подойти к раковине, надуть в ладошку мыло и взяться за лицо.

Я тупо жду, пока она отмоется и вытрется.

Потом чеканю:

— Не уберешь, никуда отсюда не выйдешь.

Лицо Немезиды вытягивается.

— Мне домой надо! Сейчас же! Папа ждет у ДК. Думает, я на дискотеке, — тарабанит, уверенно закидывая весомыми, на ее взгляд, аргументами. — Если опоздаю, месяц из дома не выйду!

— Вот и отлично, потому как я уже от тебя устал.

Октябрь четвертого года войны.

Ну вот и все. Мне восемнадцать. Подайте паспорт.

Шучу. Паспорт у меня давно есть. Но именно сейчас смотреть в него в разы приятней.

Я совершеннолетняя. Могу делать что хочу. Все дороги открыты.

Пирсинг, тату, автошкола, клубы, концерты, фестивали, моделинг, путешествия, личный мерч, донаты на посты… Да просто что угодно! Все могу! Никаких ограничений!

Почему же тогда так грустно?

На мне шикарный наряд — белое дизайнерское мини, сотканное из сотен маленьких фатиновых розочек. Вся в цвету. На пике своей красоты. Выпрошенный у предков в качестве подарка банкетный зал шумит и сияет, оттеняя заслуженный мной статус королевы и всеобщей любимицы. Льется приятная музыка. Ломятся от еды столы. Поздравления, комплименты и просто теплые слова сыплются одно за другим.