Да кто его, черт возьми, учил сохранять такое хладнокровие? Как смеет он смотреть так, словно отброс — это я, а не он?!

Скрещиваю руки на груди. Удивительно-инфантильную позу принимаю. Но луч фонаря на Нечаеве удерживаю.

— Я в курсе, — кокетливым шелестом и улыбкой перекрываю волнение.

— И?

Пауза.

Я веду плечами, борясь с дрожью.

Он стискивает челюсти, раздувает ноздри и, направив голову вправо, щелкает шеей. Впивается взглядом. Взывая к моему рассудку, двигает бровями. Под глазом, где шрам, дергается какой-то нерв.

«Один, два, три, четыре, пять…» — начинаю счет до ста.

Пусть посинеет в ожидании.

— Решила, значит, выпускной класс в колонии мотать? Не вопрос. Валяй. Я не встряну.

Разворачивается и уходит.

Именно в этот момент с нижних этажей здания доносится шум: какое-то лязганье, разговоры, скрип раций, шаги.

Мамочки!!!

Моя психика включает режим паники.

Лишь поэтому, сбивая ноги, бегу сначала за рюкзаком, а после… за Нечаевым.

Чтоб его!

Стоя у распахнутого окна, он закрепляет на батарее карабин репшнура.

— Времени в обрез, — констатирует очевидное.

И швыряет мой рюкзак в окно.

Я собираюсь возмутиться и устроить ему адскую взбучку.

Да только не успеваю.

Нечаев сгребает меня, приподнимает и рывком прижимает к себе.

— Обхвати, — командует глухо. — Руками. Ногами, — резко уточняет и резко подбрасывает. Я на автомате выполняю. А он еще и требует: — Крепче.

Меня начинает колотить.

Но выбора нет. Слушаюсь.

— Не вздумай отпускать, поняла? — бьет жаром мне в висок, пока проверяет что-то там.

— Что ты собираешься делать? — шепчу, не тая страха.

Егор не отвечает.

Просто перемахивает через подоконник и срывается вниз.

Мы!!! Господи, Боже мой!!! Мы срываемся вниз!!!

Если в первые секунды со мной происходит что-то очень похожее на обморок — в глазах чернеет, дыхание рвется, тело слабнет… То в последующие, когда по лицу хлещет жалящим кожу ветром, я в полном, черт побери, сознании, ощущаю, как мое сердце ухает вниз. И нет, не в пятки. Оно, блин, уже финиширует лепешкой где-то там, на асфальте.

И я…

Господи…

Я визжу так, что раздирает горло и сводит судорогами мышцы.

А Егорынычу — хоть бы что! Каменный!

До меня, увы, не сразу доходит, что он не только удерживает нас двоих в этом кошмарном падении. Он еще и периодически отталкивается от здания ногами и по факту спускает нас на силе своих рук. Четко, уверенно и спокойно, будто для него подобный альпинизм — не безумие, а обычное дело.

Господи…

Земля приближается так стремительно, что кажется, мы все-таки шмякнемся и размажемся. Но Нечаев каким-то образом гасит скорость и в последний момент просто ставит ноги на асфальт.

Удар, конечно, ощущается. Он пружинит по моему телу, а до этого, вероятно, и по его. Нас сносит немного вбок. Я пошатываюсь и соскальзываю. Но Егор перехватывает и сжимает в железных объятьях, не давая свалиться.

Чувствую, как у него дрожат руки. И невольно прокручиваю: «Третий этаж…».

Третий, чтоб его, этаж! Мы могли убиться!

— Скорее, — хрипит Нечаев, подгоняя.

И я понимаю, что стою на своих двоих… Больше осознать ничего не успеваю. Даже времени перевести дух нет. Егор сжимает мою ладонь и рывком увлекает прочь.

Бежим, задыхаемся и… смеемся.

— Е-ху! — это я уже сидя за спиной Нечаева на мотоцикле выдаю.

Ветер путает волосы, охлаждает кожу, но не успокаивает нашпигованное адреналином сердце. Напротив, разгоняет еще сильнее.

Захлебываясь в каком-то сумасшедшем истерическом счастье, горланю все подряд. А еще хохочу, срываюсь на короткие реплики, пританцовываю и даже ухитряюсь петь.

— Откуда ты знал, что полиция едет? — спрашиваю у Нечаева спустя пару десятков километров, стоя у ближайшего к своему подъезда, когда приходит время прощаться.

Он ухмыляется.

Медлит, рассматривая: от макушки до кончиков ног и обратно.

А потом без каких-либо зазрений совести обрушивает:

— Потому что я сам ее вызвал.

«Ды-ды-ды-ды-ды-ды…» — фигачит мне по нервам.

То ли осы. То ли то самое электричество.

Но я решаю, что на сегодня эмоциональных проявлений достаточно. Скрещиваю руки на груди и с прищуром наблюдаю за тем, как Горыныч, не прекращая скалиться, заводит байк.

— Создал проблему. Порешал, — раскидываю с ледяным спокойствием. — Герой.

— Еще погуляем? — давит гад между смешками.

Подмигивает, проводя сквозь мое тело весь застрявший ток разом.

И, оглушающе прогазовав, уезжает.

Июнь четвертого года войны.

Они замутили. Настя и Марат. Объявили себя парой.

Это полный тры-ы-ы-ы-ындец.

Агния Филатова: Подогнал свою шестерку, чтобы глубже в мою жизнь залезть? Надеешься, что Настя выдаст что-нибудь личное? Забудь! Не светит! А вот если твой змееуст ранит ее, я вас всех с лица земли сотру!!!

Егор Нечаев: Ты, на хрен, не центр Вселенной. Мир не вокруг тебя вертится.

Агния Филатова: Да что ты? Давно так решил?

После этого сообщения мой мобильный разрывает звонками. Все идут от Нечаева. Совсем оборзел?! Думает, я с ним виснуть на линии буду? Еще чего! Не собираюсь!

Скрестив руки на груди, сердито хожу по комнате. Обдумываю стратегию, пока переведенный в беззвучный режим телефон вибрирует бешенством Егорыныча. Хотя «обдумываю» — это лихо сказано. Сама так киплю, что не успеваю переводить дыхание.

Он снова пишет.

Егор Нечаев: Ты че, блин? Нормальная вообще? Дергаешь меня и сливаешься? Делать нефиг?

Агния Филатова: Мне делать нефиг? Мне? Ты башкой не бился? Мне просто ни разу не по приколу, что один из вас просочился в мою жизнь! Еще меньше мне нравится, как именно он это сделал!

Егор Нечаев: Хватит орать.

Егор Нечаев: Я к тебе или ты ко мне? Тема не для переписки.

Агния Филатова: Еще я к тебе не бегала!

И он, как мужлан, которого я в нем ненавижу, решает.

Егор Нечаев: Ща раскидаю дела. Через пятнашку у тебя.

Мой желудок, поддавшись неоправданной, но тем не менее невообразимо сильной тревоге, принимает решение эвакуироваться. Естественно, без всякой организации. Экстренно и стремительно. Путем катапультирования.

Не знаю, что и куда я глотаю. Движение гортани происходит рефлекторно. И все! Во рту сушь. В голову бросает кровь. А всю меня колотит.

Я не хочу его видеть!

Зачем?

Уж точно не у себя в спальне.

Агния Филатова: Не приходи! Родители не спят.

Враг не отвечает. Тупо исчезает с радаров. На ту самую четверть часа. Я же за это время чуть крышей не еду. Раз пять из комнаты высовываюсь: то в ванную, то на кухню мимо застывшего перед телевизором отца прохожу.

Проверяю окно. Выглядываю. Снова проверяю.

— Зачем закрыла? — прилетает сзади, заставляя вздрогнуть.

Господи… Папа…

Что за привычка подкрадываться? Следопыт, блин!

Пока оборачиваюсь, в висках так бьет, что нервы замыкает.

Папа же, почесывая подбородок, с таким подозрением косится мне за спину, словно я через окно ответы к экзаменационным тестам вышвырнула.

«Черте что!» — возмущаюсь про себя.

С него ведь станется!

Однако мысли отца, как оказывается, позабористее моих предположений будут.

— Курила?

Я захлебываюсь воздухом. И тотчас взрываюсь.

— Совсем из ума выжили?! — выпаливаю, даже не стараясь сдерживать эмоций. Еще и пальцем у виска кручу. Папа багровеет, а собирающаяся слово молвить мама, помешкав, прижимает к губам пальцы. — Что смотрите? Еще идеи будут? Узурпаторы!

Это жесткая пилюля. После нее родители частично обнуляют полученные в психотерапии скиллы.

— А что ты там делала? Что прячешь? От тебя, бывает, пахнет… И мы… Мы переживаем, Агусь… — выдает мама, не очень удачно виляя между природным стремлением командовать и необходимостью быть мягкой.