Я, конечно, слушаю, но чаще всего молча, ибо в такие минуты ее голос становится невероятно раздражающим.
— Марат познакомил меня со своими родителями. Они такие классные! Ага, слышишь? Я не вру. Его мама называет меня принцессой, а папа заметил, что отношения со мной благотворно влияют на их сына. Сам Марат обещал мне, что больше никогда не будет участвовать в пакостях Нечаева. Он так ему и скажет, как только тот вернется из БХЛ[28]. Вот увидишь, скажет! Марат мне никогда не врал. Тем более у самого Нечая что-то там наклевывается… Только ты никому, ок? Марат говорит, Нечай с кем-то переписывается, и эта девчонка вроде как серьезно его интересует… Ну, знаешь, парни такое понимают… Вполне возможно, она увлечет его настолько, что он, наконец, выбросит тебя из головы и напрочь забудет про войну. Ты рада?
Я проживаю обжигающий шок, раздирающее разочарование, жгучую тоску и острую боль, но никак не радость. Прикладываю усилия, чтобы вернуться в состояние праздного уныния, а по факту даже с сорвавшимся дыханием не могу совладать.
— Что-то мне нехорошо, — выдавливаю с гримасой вселенских страданий, которые, увы и ах, не связаны с животом, хоть я и прикладываю к нему вспотевшие с какого-то перепугу ладошки. — Наверное, не стоило столько слив есть.
— Бедняжка, — искренне вздыхает моя добросердечная подруга. — Чем я могу тебе помочь?
— Ой, вряд ли можешь, Исик… Думаю, мне лучше остаться одной… — кривлюсь, жирно намекая на предстоящие туалетные дела. — Если ты не обидишься…
— Конечно, нет! — заверяет Настя, поспешно соскакивая с кровати, на которой мы вдвоем сидели. — Попроси у Валерии Ивановны какое-то лекарство… Уголь, может… — ищет методы облегчения моего состояния по ходу того, как собирает вещи. Я едва выдерживаю, чтобы не торопить. И натянуто улыбаюсь, когда подруга прощается у двери. — В общем, выздоравливай.
Как только Истомина выходит, я падаю на кровать и, словно озверевшая, ору в подушку. Ору до тех пор, пока драное нутро не ощущается пустым. Еще четверть минуты колочу кулаками матрас. И, наконец, обессилев, перекатываюсь на спину. Мусоля взглядом потолок, застываю.
«…у самого Нечая что-то там наклевывается…»
«…с кем-то переписывается…»
«…эта девчонка вроде как серьезно его интересует…»
«…парни такое понимают…»
«…она увлечет его…»
«…выбросит тебя из головы…»
«…напрочь забудет про войну…»
Повторы этих обрывков разрывают меня изнутри. А не повторять их я не могу! Меня штормит, будто десятки недугов разом атаковали! В висках стучит. По ребрам режет пилой. Под ними же выжигает огнем. Горло сжимает. Дышу часто и дробно, поверхностно. Кисти дрожат. Еще и это чертово замыкание… Жар, озноб, жар — резко, посекундно сменяется. Голову кружит!
Что за дичь?
Хочется подорваться и бежать, но я вдавлена в матрас, словно во вмятину на асфальте после того, как по мне проехались катком. Только башка и летает. Отдельно от тела.
— Мамочки… — шепчу, когда жгучие слезы переполняют глаза и, проливаясь, скользят по вискам в волосы.
Что за черт???
Сердито стираю влагу. Раз, и будто бы не было. Ничего не было!
Только вот сверху ложится какой-то морок. Темный и очень тяжелый.
Прикусываю губу, пока во рту не появляется привкус металла. Закрываю глаза. Считаю до десяти. До двадцати. До пятидесяти, сотни… Счет постоянно путается, как я ни упорствую. Перебивают те самые обрывки.
«…эта девчонка вроде как серьезно его интересует…»
Кровь в венах окисляется и превращается в подобие уксуса. А на уксусе, чтобы вы понимали, неспособно пахать сердце. Мозг — тем более.
Стремительно приняв сидячее положение, игнорируя перевороты в голове, сыпучую тряску и черные точки в глазах, вскрываю переписку с Нечаевым.
Агния Филатова: Ходят слухи, у тебя что-то там наклевывается.
В том, что я пишу ему, нет ничего предосудительного. Мы довольно часто переписываемся. Это часть войны! И, тем не менее, лицо по цвету сливается с красным лаком на ногтях, когда прижимаю к пылающим щекам ладони и на автомате смотрюсь в зеркало.
Боже… Боже. Боже…
Вы в курсе, что такое синдром беспокойных ног[29]? Я — да: у бабушки был. Так вот этот синдром сейчас охватывает все мое тело! И плевать, что подобное невозможно! Перемещаюсь по кровати — из стороны в сторону. И никак себе места не нахожу.
Сердце, взяв лишнюю тягу уксуса, надрывается и захлебывается. А когда мобильный, наконец, пиликает, едва не лопается.
Егор Нечаев: О чем ты?
Агния Филатова: О,МРАЗЬ!!! Как ты достал меня!!!
Егор Нечаев: Закатила глаза? Полегчало?
Я, и правда, их закатывала. А еще передернулась вся, словно от мерзости.
Чертов урод! Читает меня на расстоянии!
Егор Нечаев: Теперь нормально. Чем достал? Два месяца не пересекались. Что за движ? Пиши по существу, без стихов и ребусов.
Агния Филатова: Доколе? Доколе ты будешь терзать мою душу?
Егор Нечаев: Доселе.
Егор Нечаев: Я ща либо наберу тебя, либо блокну. Ближе к делу, сурчалка.
Ах ты ж, гребаный птеродактиль!
Агния Филатова: ЧТО???
Егор Нечаев: Да блин… Это опечатка, мурчалка.
Егор Нечаев: Что тебя шторит[30]?
Отшвырнув мобильник, пробую включить излюбленную программу выживания — круги по периметру. Прям Раскольников в своей каморке! Правда, я пока никого не убила… Черт возьми! Да я ведь даже с этим простым ритуалом не справляюсь!
Снова хватаюсь за телефон.
Агния Филатова: Ты с кем-то чатишься? Есть планы? Наш мораторий по отношениям в силе?
Егор Нечаев: В силе. Береги пульс.
Я немного успокаиваюсь. Немного.
Выдохнув, прохожусь по комнате. Поправляю снимок у зеркала.
И снова строчу…
Агния Филатова: Где ты сейчас? Кинь фотку.
Егор Нечаев: а-ха-ха, жесткий у тебя тильт[31], Филатова…
Я на его насмешки не реагирую. Рассматриваю присланную следом фотографию. На ней Егор, вытянув руку, ловит уставленный едой стол, братьев, родителей и себя, собственно.
Егор Нечаев: Мы у Яна. Бодя клянчит очередного питомца.
Тот самый Бодя, судя по стоп-кадру, отчаянно жестикулирует, приводя аргументы. Еще один сказочный манипулятор! Но я ловлю себя на том, что улыбаюсь.
Тьфу ты!
Егор Нечаев: Все? Успокоилась?
Как ни странно, но меня реально не кроет. Волны все сходят, оставляя мелкую дрожь. Кровь очищается, перестает бурлить. Пузырится только, когда на рожу Егорыныча смотрю.
Он снова вырос, что ли?..
Агния Филатова: Я и не нервничала! Просто люблю определенность. Договор дороже жизни, Нечаев.
Егор Нечаев: Кошка горелая=)
Егор Нечаев: Свою фотку пришлешь?
Агния Филатова: Облезешь!
Изнутри так распирает, что даже дрожь усиливается.
Егор Нечаев: Давай, не жмись.
Еще пару секунд ломаюсь и отправляю. В качестве стратегического военного хода, конечно.
Покусывая подушечки пальцев, жду, пока враг разглядывает.
Егор Нечаев: Фаталити[32].
И я счастливо улыбаюсь.
«Ох… На следующей неделе гад приедет, и начнутся веселенькие дни… Скорей бы…» — прокручиваю неосознанно, плюхаясь на кровать и довольно потягиваясь, как та самая кошка.
Эпизод двадцать пятый: Артефакты мести
Сентябрь четвертого года войны.
К встрече с Нечаевым я готовлюсь с педантичностью инженера, запускающего проект, от которого зависит судьба всего мира. Предвосхищая различного рода вмешательства, закрываюсь в комнате на ключ и вставляю в уши JBL-капельки с дико орущей панк-музыкой.
