Наклоняюсь к ней и касаюсь губами между бровками.

Ее плач превращаясь в сиплое хныканье, потом в тихое сопение. Она чувствует меня. Чувствует тепло, тихий ритм сердца, который не бьется в панике.

Я смотрю на ее личико: крохотный, сморщенный носик, длинные, реснички. Пухлые губки.

И в этот момент вся моя ледяная стена дает трещину.

По телу проносится волна дрожи и мурашек. А грудь непривычно покалывает.

Это как прилив, который невозможно остановить. Инстинкт. Безусловное, необъяснимое, обжигающее чувство материнства. Это та самая, невозможная мечта, о которой я уже боялась думать. Ребенок, которого я не выносила, но который нежностью и родством бьет меня прямо в солнечное сплетение.

Сердце, которое до этого было камнем, оттаивает. Оно начинает трепетать не от боли, а от нежности. Я глажу ее по щечке, и она чмокает губами. Она не знает о суррогатных матерях, о прошлом, о моих страхах. Она просто нуждается в маме. Кто возьмет на ручки и покачает.

Я прижимаю ее к себе крепче, вдыхаю этот сладкий, молочный, родной запах. Счастье? Нет, еще не счастье. Но это зарождение. Зарождение Веры в моем сердце.

– Я сделал, – Мирон заходит в комнату и трясет бутылочкой. – Покормить?

– Я сама, – забираю у него и сажусь в кресло.

Подношу к ее губкам крохотную соску, Вера инстинктивно приоткрывает губки и обхватывает. Начинает делает маленькие, но жадные глотки.

Представляю, как она пила бы мое молоко, как я кормила бы ее грудью и опять это покалывание. Как напоминание о несбывшейся мечте.

Я поднимаю глаза на Мирона. Он сидит на полу напротив, прислонившись к стене, и смотрит на нас. В его глазах – уже нет паники. Только безмерная, тихая благодарность.

– Ты ее успокоила.

– Ей было просто жарко.

– Нет… ей не хватало мамы.

Ада

Разогреваю Пашке на завтрак молоко и пеку блины. На столе недопитый вчера Мироном кофе.

Вера сопит у меня на плече, тяжелая от сытости, а в груди все еще отзывается то странное покалывание – не боль, а как будто кто-то изнутри щелкает выключателями, включая уголки, куда я боюсь заглянуть.

Пашка выскакивает на цыпочках, но все равно грохочет, как трактор.

– Она уже проснулась? – шепотом, который совсем не шепот.

– Поела и снова спит, – отвечаю также "тихо".

– Можно я ее понюхаю? – серьезно. – У младенцев запах как у блинчиков.

Я улыбаюсь краешком губ.

– Только аккуратно.

Наклоняюсь, он вдыхает носом.

– Точно блинчики.

Мирон появляется в дверях с пустой бутылочкой, которую забрал откуда-то. Я даже толком и не помню, что мы ночью делали.

– Как ты? – кивает мне и сразу идет к дочке.

– Нормально.

– Давай я подержу.

Я передаю Веру ему – и в этот момент его ладони закрывают крошечную спинку так бережно, что во мне опять что-то трескается.

Это так мило. Вот если отбросить прошлое, то сейчас у нас самая настоящая семья, о которой я когда-то мечтала.

Я быстро отворачиваю и заканчиваю с блинами. – Можно ее положить в кроватку, она должна еще поспать.

– Хорошо.

Пашку садится завтракать.

– Тебе кофе сделать? – спрашиваю Мирона, когда возвращается.

– Да пожалуйста.

– Слушай, мне сегодня к врачу надо. Посидишь с детьми?

Он почти не моргает.

– Посижу. Конечно. Могу отвезти. Во сколько?

– Не надо. Сама доберусь, – ставлю кружку в кофемашину, лишь бы не смотреть ему в глаза.

– Что-то случилось?

– Ничего, – отрезаю, мягко, но жестко. – Плановый осмотр.

Он стискивает губы, кивает.

– Точно?

– Точно. Вера будет спать. Смесь ей делай на пол-ложки гуще, она меньше срыгивает, потом не забывай столбиком подержать, минут пять. Памперс проверяй.

– Понял.

– И Пашка в бассейн к десяти, полотенце в синем рюкзаке. Не забудь шапочку. Я могу не успеть.

– Шапочку, синяя сумка, к десяти, – кивает Паша важный, как капитан корабля. – Мам, я за Веру отвечаю, пока ты… ну… к врачу.

– Ты отвечаешь за мультики на минимуме, – поправляю и поглаживаю его по макушке, – чтобы не разбудить Веру.

– Ну ла-а-адно.

Ставлю перед Мироном кружку.

– Ты сама ела что-нибудь?

– Потом.

Он изучает мое лицо, как будто там ответы, и не находит.

– Я правда могу отвезти. Или хотя бы такси вызвать.

– Я на машине, сама заеду. На связи.

– Ты же расскажешь мне, если что-то не так.

– А тебе интересно?

– Мне это важно.

Киваю, но не отвечаю. Быстро переодеваюсь и еду к врачу. Хочется скорее понять, что это и все ли в порядке.

Никогда еще так не боялась идти к врачу. Может, потому, что сейчас все так хорошо и правильно, что не хочется это терять?

– Аделаида? Проходите. Что беспокоит?

Я сажусь, цепляю локтем ремешок сумки.

– Симптомы странные, – начинаю и сама слышу, как дрожит голос. – Покалывает в груди. Ночью прямо… как прилив. И грудь стала… очень чувствительной.

Он записывает, поднимает взгляд.

– Когда это началось?

– Вчера ночью. – Вдыхаю. – У нас дома новорожденная девочка. Ребенок от суррогатной мамы. Биологически… мой. Но вынашивала не я. Я ее покормила смесью и на руках держала. И вот… – киваю на грудь. – Это все. Я боюсь, что это что-то…

– Давайте пока без предположений.

Врач осматривает мою грудь, делает УЗИ, листает историю болезни.

– Это очень похоже на рефлекторную реакцию на младенца: запах, звук плача, контакт кожа-к-коже. Ничего "мистического": гормоны, окситоцин-пролактиновая дуга.

– Подождите, вы о чем?

– Маленький ребенок, выработка гормонов, организм будто дает сигнал к лактации.

– Этого не может быть. У меня матки нет. Я в этом плане…

– А для лактации матка не нужна. Нужны молочные железы. А они у вас есть.

– Хотите сказать, что я могу кормить ребенка, которого родила суррогатная мама?

– Лактация управляется гипоталамо-гипофизарной системой. Матки может не быть, это не блокирует пролактин. Вопрос в другом: хотите ли вы идти в этот процесс. Он потребует времени и дисциплины.

– А это не опасно для ребенка? – перебиваю. – Если я решу… попробовать.

Он слегка улыбается уголком губ.

– Тут вам надо работать в связке с педиатром, контролировать вес ребенка, стул. Условно, когда мало немного, надо докармливать, если станет достаточно, то смеси надо уменьшать. Все индивидуально. Есть специальные релактаторы, когда вы кормите ребенка смесью, но при этом стимулируете лактацию. В общем, это лучше со специалистом обсудить.

– Сколько это занимает? И… как вообще?

– Есть два пути, – спокойно раскладывает по полочкам. – Первый без гормональной подготовки: кожа-к-коже, частая стимуляция сосков и сцеживание 8–10 раз в сутки, релакторы опять же. Пролактин поднимется постепенно, первые капли – через дни, иногда недели. Докорм – по показаниям. Второй с гормональным праймингом. Это имитация беременности эстроген-прогестиновым фоном, затем резкая отмена и добавление домперидона, параллельно – та же стимуляция. Этот путь быстрее, но обследований и согласования с терапевтом и кардиологом.

– Я не хочу "тяжелую химию", – вырывается само. – И рисков лишних тоже.

– Тогда мягкий протокол. Начните с контакта кожа-к-коже, предложений груди "на уют" после докорма, ритмичных сцеживаний. Мы подключим консультанта по грудному вскармливанию, план контроля веса раз в 2–3 дня в первую неделю. Из поддержек возможны: достаточный сон, насколько это реально, вода, калорийность рациона, травяные сборы для лактации. Главное помните, что если ребенок не добирает, докорм не обсуждается – он должен есть.

– А если… не получится?

– Тогда не получится – и это нормально. Ваше материнство измеряется не миллилитрами. Если получится даже частично – это уже плюс. И еще: вы имеете право остановиться в любой момент, когда поймете, что цена слишком высока.