– Какие на сегодня планы? – кивает мне.

– Сейчас в пекарню, много дел накопилось. Потом надо к Зое. И еще хотела несколько мелочей докупить сюда. И после должны привезти мебель. Могу проконтролировать сборку.

– Хорошо, – отвечает он, жуя круассан. – Если что, звони, я подъеду.

– Справлюсь, – отрезаю я, резче, чем хотела.

Он смотрит на меня и плавно соскальзывает взглядом ниже. Я невольно поправляю вырез халата и опускаю глаза.

Не хочу ловить эти его взгляды. Не хочу вспоминать, как он смотрел на меня раньше. Не хочу даже мысли допускать, что можно что-то вернуть.

А еще больше не хочу думать, что сегодняшнюю ночь мы провели в одной постели. И вопросов неудобных я тоже не хочу.

Неловкое молчание прерывает его телефон. Не хочу слушать, о чем он там говорит, не хочу переживать за его проблемы.

Допиваю кофе и поднимаюсь, чтобы убрать стол.

– Да, доброе утро...

Зачем-то иду в коридор… там, помявшись, возвращаюсь на кухню.

– Мы вас поняли, хорошо. Жена подъедет.

Это его “жена” режет слух. Я не жена. Не настоящая жена. Хотя… для всех, конечно…

– Ада, – оборачиваюсь к Мирону, – завтра Пашу забирать, только что звонили из опеки, – ошарашивает меня новостью.

Пожалуй, это утро еще можно реанимировать.

Я не сдерживаюсь. Улыбаюсь сама себе или ему, улыбаюсь миру. Прикрываю глаза и чувствую, как по щекам текут теплые слезы.

– Надеюсь, ты от радости плачешь.

Распахиваю глаза и смотрю на Мирона. Расслаблен, улыбается… и если бы не наша договоренность, то я бы решила, что он тоже рад. Даже за меня больше, чем за нас.

– Спасибо.

Но без него не было бы ничего.

– А та семья вторая? Как они согласились?

– Не думай об этом. Просто я решил эту проблему и все.

– О… Эм. Хорошо, тогда… Тогда тем более, сегодня куча дел и нужно спешить.

Беру кружку Мирона, чтобы помыть, но не замечаю, что там еще кофе. Проливаю на пол остатки. Хватаю полотенце, чтобы протереть, но оно тянет за собой тарелку, которая падает на пол. Разбивается, крошки рассыпаются.

– Черт!

– Ада, не волнуйся, – Мирон поднимается и ко мне. – Все нормально, не суетись.

Еще шаг и спокойно обнимает.

Я только делаю вдох. Знакомый запах туалетной воды, которую подарила еще… когда была беременна. И рвало от всего, а этот запах понравился.

– Не надо, – мягко отстраняюсь и присаживаюсь на корточки, собирая осколки. – Я уберу.

Весь день – как гонка. В пекарне куча бумаг, подписи, накладные. Потом к Зое. Она начала чувствовать мизинец.

Мизинец какой.

– Дааа… да.. Зоя ты будешь ходить!

– Ада, перестань. Я просто начала чувствовать мизинец, а ты радуешься так, будто я уже пробежала марафон.

Столько новостей, что я не могу найти себе место. Сердце колотится, руки холодеют и трясутся.

– Ты как? Рассказывай.

– Я волнуюсь так. Как все пройдет завтра? Все ли готово? Вроде как комната Паши обставлена, игрушки, одежда – все на месте. Но вдруг мы что-то упустили? Вдруг он приедет, а ему не понравится?

Зоя кладет руку мне на плечо.

– Ада, успокойся, – говорит мягко. – У тебя все готово. Ты всегда внимательна к мелочам. Даже если что-то не успела купить, докупите вместе! Перестань нервничать, он будет рад уже тому, что у него снова есть дом, мама и папа. Поверь, для него остальное – это второстепенно.

Я выдыхаю, чувствуя, как жар в груди чуть отступает. Она права. Я киваю, пытаюсь улыбнуться.

– Спасибо, Зой, – шепчу я. – Просто… это так важно. Хочу, чтобы все было идеально.

– Будет, – улыбается она. – Паша вас уже ждет. Все будет хорошо. Ты так долго ждала этот момент, позволь себе насладиться. Запомнить его. Не суетись, у тебя давно уже все готово. Иначе ты это не ты. – Улыбается.

– А я рада за твой мизинец. Обязательно пиши, когда почувствуешь еще что-то.

Возвращаюсь домой, проконтролировать сборку мебели. Рабочие таскают коробки, я указываю, куда ставить кровать, шкаф. Проверяю каждый угол, будто от этого зависит все.

Расставляю приятные мелочи. На полках поселяются светильник в виде самолетика. На другой – стопка детских книг. На столе – фломастеры, альбом и карандаши.

Потом на кухне готовлю пару салатов, запекаю мясо в духовке. В холодильник ставлю торт. К ночи падаю на новом диване без сил, но мысли о завтра не отпускают.

Ада

Вскакиваю ни свет ни заря. Мирон еще спит.

Сегодня я его сделала.

Тихо поднимаюсь, накидываю халат и выхожу из комнаты. Снова все проверяю, принимаю душ.

Бесполезно. Все равно в мандраже собираюсь, никакие мантры спокойствия на меня не действуют. Кусок в горло не лезет.

Наконец поднимается и Мирон.

Я в пятый раз осматриваю все комнаты. Пока не получаю его строгий хмурый взгляд. Вот так, молча, он дает мне знать, что все в порядке.

– Ну что поехали? – кивает мне.

– Да.

Поехали…

– Черт! Мирон!

– Что? – замирает.

– Мы не купили автокресло. Надо срочно… – лезу в телефон, – я сейчас найду магазин…

– Ада, – перебивает меня, – я купил кресло, в машине стоит.

Только сейчас останавливаюсь и поднимаю на него глаза.

Купил… подумал…

– Я знала, что я что-то упустила. А если еще что-то забыла?

– Конечно, что-то забыла. Но это мелочи все, Ад. Дом, где жить есть, мы с тобой есть. Остальное можно купить.

Едем в детский дом. Пальцы теребят ремень сумки, сердце стучит, как будто я бегу марафон. Вместе Зоей с ее пальцем.

Набираю ей сообщение, что едем за Пашей и заодно спрашиваю про ее палец. Больше пока ничего.

Яровой сидит за рулем и тоже молчит, но я вижу, как его плечи напряжены. Он тоже волнуется? Или просто играет роль? Не знаю. Не хочу спрашивать.

В детском доме нас уже ждут. Директор ведет в свой кабинет, где уже ждет Паша.

Он сидит на стуле, руки сложены на коленях, глаза огромные, рядом рюкзак с какими-то его вещами.

– МамАда, – бросается ко мне, когда замечает.

Я тут же опускаюсь на корточки и обнимаю его.

Мальчик мой, малыш. Целую в щеку.

Только сейчас отпускает немного.

– Ада, Мирон, – начинает директор, поправляя очки. – Сегодня большой день.

Я поднимаюсь, но беру Пашку за руку.

– Паша вас очень ждал. Но помните: ему нужно время, чтобы привыкнуть. Будьте терпеливы, не давите. Он может стесняться, закрываться – это нормально. Давайте ему пространство, но показывайте, что вы рядом. И, пожалуйста, не забывайте про встречи с психологом, если вам нужна будет помощь. Это важно для всех вас.

Я киваю, чувствуя, как ладони потеют. Мельком на Мирона. Он тоже кивает, на серьезном лице появляется мягкая улыбка. Опускает глаза на Пашу, не натянуто, а тепло, как будто и правда рад.

– Паша, – говорит директор, поворачиваясь к мальчику. – Ты едешь домой. Будь счастлив в своей новой семье.

Паша кивает, щеки розовеют.

– Я очень рад, – говорит он тихо, почти шепотом и жмется ко мне.

Я чувствую, как глаза щиплет, но сдерживаюсь. Несколько воспитателей подходят, обнимают Пашу, желают ему счастья. Одна из них, молодая девушка, вытирает слезы, шепча: "Будь самым счастливым мальчиком, Паша". Он стесняется, опускает взгляд, носом шмыгает. А я его обнимаю и тоже шмыгаю носом.

Мы выходим к машине, Паша идет между нами, с маленьким рюкзаком на плече.

Мирон открывает ему дверь, чтобы посадить в машину.

– А можно я тебя буду звать Мирон? – вдруг спрашивает Паша, глядя на него снизу вверх.

– Конечно, – отвечает Мирон мягко, по-отцовски. – Зови, как хочешь, Паш.

Я смотрю на них, и в груди сжимается. За те несколько встреч, что у нас были, Мирон ему понравился.

Нам, конечно, ко многому еще надо привыкнуть, но главное, что Паша не боится. Это хорошо. Но я все равно волнуюсь. Понравится ли ему дом? Будет ли ему с нами комфортно?