Я замираю, внутри все путается, как клубок ниток.

– Все это так неожиданно, Зой... Мне страшно. Он мой по крови, но не я его выносила. Вроде мой, а вроде нет. Я не знаю, что делать, – выдыхаю ответ. – А если я не смогу его любить? Я боюсь, Зоя. Боюсь, что не справлюсь.

Она наклоняется ближе, рука касается моей, и ее тепло проникает через мою холодную кожу.

– Или ты боишься, что Пашка станет лишним? – спрашивает тихо, как будто читает мои мысли. – Ты боишься за него? Боишься, что не сможешь любить их одинаково?

Я киваю, и воздух выходит рвано, как вздох облегчения.

– Я люблю Пашку уже. А этого малыша не знаю. Мирон мне вывалил эту новость вот так! Как будто это подарок, а не бомба. А елси у меня опять срыв будет, я боюсь, Зой.

– Не будет ничего, ты все это пережила давно. Оно не вернется, это я тебе как врач говорю. Это нормально чувствовать все сразу. Шок, страх – это реакция на предательство, ты воспринимаешь это именно так. Но под этим... есть радость. Ты же всегда хотела ребенка. Это шанс, Ада. Твой шанс.

Я смотрю на нее, и моя тревога чуть отступает. Но внутри все еще буря. Я не знаю, как жить с этим. Не знаю, как жить с Мироном. И самое страшное, что я не знаю есть ли радость?

– Как мне Мирону верить после всего, что было? Я не хочу его прощать. И я не смогу никогда забыть то, что он тогда сделал.

– Ада, я его не оправдываю, но… чтобы понять, как вам жить дальше, вам надо с ним поговорить. О том, что произошло до того дня. Почему он так поступил…

– Я не хочу ничего знать, – перебиваю ее.

– Побег не лучший способ.

– Я и так знаю, чего там разбирать. Потрахаться захотелось, а мне нельзя было.

– А почему он тебе это не говорил?

– Может, потому что не любил? – пожимаю плечами.

– Тебе, чтобы понять, что делать дальше, нужен этот разговор.

Ада

Зоя смотрит на меня. Тепло, но пристально.

– Ада, – говорит тихо, но мягко и настойчиво, тянет руку ко мне и сжимает мою ладонь.

– Давай разберемся по порядку. Ты чувствуешь гнев, это понятно. Он не имел права брать твое без спроса. Но под этим гневом... что еще? Расскажи мне. Что пугает тебя больше всего?

Я выдыхаю, воздух выходит рвано, как будто легкие сжаты в тисках. Пальцы все еще дрожат, и я сжимаю их сильнее, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

– Зоя, он сказал, что это для нас. Для нашей семьи. Я понимала раньше, что я заберу Пашу, брак этот для фикции, потом я вернусь домой, к тебе. А сейчас что делать? Мирон не отдаст мне его. А я боюсь, что привяжусь к этому новорожденному, ведь он фактически мой. Как потом уйти от Мирона? Я не представляю, что будет дальше, потому что жизни с ним я не вижу.

– Страх – это нормально, Ада, – Зоя отпускает мою руку. – Ты потеряла Пашку, и многое после этого изменилось, – это раны, которые никогда не заживут, потому что ты постоянно об этом думаешь и сталкиваешься.

Я чуть наклоняю голову в сторону и утыкаюсь лицом в предплечье. Никогда…

– Ада… но Мирон сейчас дает тебе шанс на ребенка. Твоего ребенка. Да. Не так, как у всех. Да, нестандартному пути. Да, после всего, извини, пиздеца, что он сделал, но дает. Это как... подарок, завернутый в колючую проволоку. Ты имеешь право злиться на на него, обижаться, ругаться. Но подумай: этот ребенок – часть тебя. По крови. Твой. Что, если это возможность исцелиться? Не для него, для себя.

Внутри что-то сдвигается, как ледяная глыба, которая начинает таять. Прикусываю дрожащие губы, чтобы не расплакаться.

– Я никогда его не прощу. Он эгоист, вор, предатель! Но этот ребенок... Как можно жить с мужчиной, которого ненавидишь, и играть в счастливую семью. Что это за жизнь будет?

Зоя снова гладит мою руку, как мама в детстве, когда я боялась темноты.

– Ты всегда хотела семью и детей. Паша – это начало. А этот малыш... продолжение. Ты сейчас можешь только предполагать, а как оно будет на самом деле, ты узнаешь, только когда попробуешь.

Я моргаю, и слезы, которые я держала, все же скатываются по щекам.

– Не плачь, родная, – подкатывается ближе ко мне. – Чтобы понять, тебе нужно разобраться. С Мироном. Почему он это сделал? Что он чувствовал? Ты не можешь решать в вакууме. Все в этом мире подчинено причинно-следственным связям. Его измена – это следствие. А что было причиной, надо понять.

– Зачем?

– Чтобы понять ошибки.

– Я не смогу снова ему верить все равно.

– Ада, не он так другой мужчина может появиться. А вы можете ту же ошибку совершить.

– Нормальные мужики не изменяют.

– Нет ни одного человека в мире, – усмехается сестра, – который бы сказал, что он ненормальный. У каждого своя правда.

– Ты как будто его защищаешь.

– Нет, я никого не защищаю и не оправдываю. Но я за то, чтобы люди разговаривали. Не проглатывали прошлое, не пережевывая, а потом опять несварение получали. А чтобы каждый понимал, какую сделал ошибку и как ее больше не допускать.

Наверное, Зоя права. Я не могу жить в тумане и там опять наступать на те же грабли. Я просто должна попробовать это, а потом решить смогу или мне лучше уйти.

– Ты со стороны на это посмотри. Ты не сможешь выносить ребенка сама. Но Мирон нашел женщину, оплатил это все, а ты сама знаешь расценки. И она вот-вот родит. Тебе не надо переживать за нее, не надо принимать это решение. Он в этом плане молодец. Он не взял донором другую женщину. Он хотел от тебя ребенка. Пусть это его способ исправить ошибки, но он старается.

– Он для себя это делает.

– Да прям… Родил бы тогда от кого-нибудь. Зачем ему эти сложности с суррогатной матерью?

– Ада, у тебя будет шанс снова стать матерью. Ты готова воспитывать чужого. Неужели ты думаешь, что не полюбишь своего?

– Скорее всего, и полюблю, буду жить с ними и ненавидеть тихо Мирона.

– Ты не настраивай себя так. Знаешь, если бы мне дали шанс снова ходить, и этот шанс мне дал какой-нибудь мой враг, то я бы его расцеловала и была благодарна до конца жизни.

– Тебе дает шанс этот врач. Скоро будешь не ходить, а бегать .

Зоя замирает, ее ложка зависает над тарелкой, и она смотрит на меня, как на дуру.

– Ада… я согласилась на это, только чтобы ты была спокойна, что я тебе не обуза. Сильные руки мне тоже нужны. Но… мои ноги... они мертвые.

– Не бросай это.

– Давай так, пока ты живешь в том доме и делаешь попытки наладить свою жизнь, я буду тренироваться.

– Зачем эти условия?

– Затем, что мне этого Нечаева хочется придушить не меньше, чем тебе Мирона. И в его деспотичные методы я не верю.

– Я спрошу у Мирона про этого врача. Деда же его он как-то поставил на ноги. Вряд ли им так покомандуешь, как он издевается над тобой.

– Хорошо.

– Мы еще пойдем с тобой в бар и танцевать будем, Зой! Ты же помнишь, как ты танцевала? Ты это так любила.

Ее глаза тускнеют, и она откидывается в коляске, будто воспоминание ударило ее.

– Любила... – шепчет дрожащим голосом. – Это было как в другой жизни, Ада. Я была другой. Помнишь, как мы с тобой сбегали в клуб? Мне часто снится, как я хочу, как бегаю… – Она замолкает, и я вижу, как ее руки дрожат, когда она сжимает их в кулаки.

После аварии ее муж Максим, когда узнал, что Зоя не встанет никогда, завел ребенка на стороне. И она тоже осталась одна.

Утром просыпаюсь от звонка мобильного, который звонит еще раньше будильника.

Мирон.

– Да.

– Привет…

– Привет…

– Все в силе или хочешь разорвать наше соглашение?

– Что я теряю?

– Брак, возможность усыновить ребенка и возможность видеть, как растет другой твой ребенок.

Выдыхаю. Я так долго к этому шла, что потерплю бывшего мужа ради мечты.

– Тогда все в силе.

– Хорошо. Я заеду за тобой в половине восьмого, нам надо в школу родителей.

– Я буду готова.