— А что изменится, Цинк? — спросил Орк, противно ухмыляясь. — Ты ведь спишь. Даже если выдерешь эту сталь из стены, то это все равно лишь сон. А когда проснёшься — будешь всё ещё прикован.

— Плевать, — прошипел Цинк. — Мне надо проснуться… Орк, как мне проснуться?

— Охрана разбудит тебя, — ответил Орк. — А-а-а, тебе интересно, откуда я знаю про охрану?

— Оттуда же, откуда знаю я, — буркнул Цинк и снова попытался осмотреться.

Куча коробок, бочек. Небрежно кинутые канаты. Ничего особенного. Хотя ублюдок Петрищев за подобное обращение с такелажем посадил бы на гауптвахту. Затем бы прописал сотню плетей и, что самое паршивое — лишил бы рома на неделю.

— Откуда я знаю, как выглядит корабль, если я сплю? — размышлял вслух Цинк. — Наверное, я успел просмотреть детали окружения, когда меня волокли сюда. Испанец дал мне сапогом по башке. Затем, наверное, меня били. И привезли на лодке в порт. Бросили в трюм корабля. Контузия, провалы памяти. Это всё понятно. Плавали, знаем.

— Отличный каламбур вышел, — похвалил Орк. — Ты и сейчас плывёшь.

— Когда я проснусь, то уже буду хотя бы знать, где я, — сказал Цинк. — Охрана… Если бы я только знал, как снять кандалы…

— Забудь о кандалах, Цинк, — посоветовал Орк. — Подумай лучше, Почему ты здесь, со мной?

— Почему я с тобой? — оторопело переспросил Цинк, чувствуя, как снова начинает болеть голова. — В смысле, почему не плыву с остальными?

— Верно думаешь, командир. Продолжай.

Корабль продолжал покачиваться на волнах.

— Долбаный астрал, — пробурчал Цинк. — Скоро проснусь, наверное.

— Ну, когда тебе вломят с ноги по печени — точно проснёшься, — не стал спорить Орк. — Поэтому ты бы лучше поторопился. Просыпайся, чтобы спящему удар не прилетел.

— Почему я здесь с тобой? — прошептал Цинк. — Где остальные? Где ребята?

— Если ты командир, то должен сам дать ответ, — заметил Орк. — Не спрашивай, меня здесь нет. Спроси себя.

— Нас все взяли в плен, — сказал Цинк, чувствуя, как все тело начинает ныть. — Командира держит отдельно от остальных, чтобы деморализовать команду. Меня посадили на отдельный корабль. Значит, нас везут на двух кораблях…

— Неверно, Цинк! — почти с азартом воскликнул Орк. Выхватив нож, он начал резать сиденье под собой. Мертвец вонзал нож по рукоятку в полеуретан снова и снова. — Думай дальше!

— Два корабля, — продолжал настаивать Цинк, — хотя, стоп… Испанцы на нас накинулись, когда мы с Римом стреляться собирались. Выясняли, кто главнее, как два сопляка, ей-богу. Мальчишки позорные…

— Правильно, — хищно осклабился Орк, медленно поворачивая клинок, воткнутый в несчастное кресло.

— Это значит, что они не знали, кто из нас командир, — сделал вывод Цинк. — Рим, или я. Они взяли команду и двух командиров. Значит нас везут на трех кораблях. Андрюха, я — и все остальные.

Орк выхватил нож из кресла, наслаждаясь мерзким чавкающим звуком и воткнул его снова.

— Ты бесишься, — сказал Цинк, прикрывая глаза. — Значит, это я бешусь. Агрессия сжирает мои силы. Надо взять себя в руки.

— Почему я здесь, командир? — спросил Орк.

— Не знаю, — прошептал Цинк, мотая головой. — Мне нечего извиняться перед тобой… Ты сам отделился от группы, ты сам огрёб проблем на свою задницу. Ты сам виноват, что тебя убили. Я не должен видеть тебя сейчас.

Орк встал с истерзанного кресла. Подошел к Цинку, схватил его за горло обеими руками, сжал. Цинк почувствовал, как давление в голове грозит разорвать ему черепную коробку.

Орку, похоже, подобная участь не грозила. Он чуть повернул голову — и стала заметна зияющая рана от болта арбалета.

— Почему я здесь с тобой⁈ — заорал Орк — и пропал.

Вместе с ним пропала и картинка. Острая боль пронзила рёбра Цинка, и он окончательно проснулся.

— Вставай, пёс, — злобно произнес испанский охранник.

Цинк не хотел вставать. Да и не мог, потому что всё ещё был прикован. Уже по-настоящему.

Зато голова перестала болеть. В какой-то степени даже тяжелая реальность оказалась лучше собственного кошмара.

— Орк, — простонал Цинк. — Убей их, пожалуйста…

— На каком языке ты говоришь, собака⁈ — проревел испанец. — Кто ты? Из какой страны?

Цинк попробовал вспомнить какие-то испанские слова. Затем вспомнил, что довольно-таки существенный, пусть и короткий кусок жизни провел в средневековой Испании — не далее чем год назад. Пусть и в реальном мире прошли годы, а сон в морозильнике никакого развития ему не принес. И неизвестно, насколько убежал мир вперёд.

В любом случае, это корабль производства европейской демократии, в цитадель которой, похоже, его сейчас и везут.

— Кадис… — произнёс он, вспоминая последние слова Родриго Веласкеса. — Мы плывем в Кадис…

— Ты поплывёшь, куда тебе скажут, собака, — начал злиться стражник.

И снова занес ногу для удара, как его остановил напарник:

— Стой, Хорхе. Он нужен живым.

— Точно! — Хорхе усмехнулся.

Цинк шевелил руками и слушал, как именно звенят кандалы. Может, так удастся определить хотя бы число звеньев в цепочке и найти слабое.

— Слушай внимательно, Хорхе, — проговорил он. — Я нужен живым Родриго Веласкесу. А вот вы не нужны.

Стражники ничего не ответили, мир стал тускнеть и Цинк почувствовал, как снова впадает в беспамятство…

— Эй, не спать, командир! — снова послышался голос Орка. — Здесь очень хреново могут приводить в чувство. Будут топить в морской воде. Или пару костей сломают. Это современная цивилизация, Цинк. Здесь пытают до потери сознания — и снова пробуждают через пытки. Круговорот цивилизации в природе.

— И кто после этого романтик? — спросил Цинк, опять пробуждаясь.

Ему прилетела пощёчина — старый добрый шлепок ладонью, нанесённый столь старательно, что голова мотнулась в сторону и приглушенный факельный свет в трюме, мигнув, стал казаться ярче. Костя приходил в себя.

Голову Цинка откинул вправо и при свете факелов сумел рассмотреть блеск кандалов. Массивные, тяжёлые. Без видимых трещин или деформаций. Крюк в стене тоже был бы здоров. Такие так просто не выдернешь.

Рука испанца взяла его за подбородок и грубо повернула к источнику света.

— Раскрой рот, собака, — потребовал Хорхе. — Откуда у тебя такие зубы хорошие? Ты из знати, да? Богатый вельможа?

В руке испанца показались клещи, а его лицо искривилось в мерзкой и довольной ухмылке.

— Хоть ты и нужен живым, пёс, — сказал Хорхе, — но не обязательно целым.

И он потянулся клещами к роту Цинка. Константин дёрнулся почти непроизвольно, отворачивая лицо в сторону. Испанец довольно оскалился, наслаждаясь моментом…

Корабль резко тряхнуло. Левый борт содрогнулся с такой силой, будто они на полном ходу врезались в скалу…

Хорхе полетел кувырком, роняя клещи и смаху врезался головой в угол какого-то ящика. Его товарищ, выругавшись, выхватив кинжал и помчался по лестнице на верхнюю палубу, но почти тут же скатился вниз со стрелой в груди. Цинка тоже рвануло и он почти повис на цепях, пытаясь восстановить равновесие и одновременно отмечая судорожно подёргивающийся труп испанца…

С верхней палубы в трюм быстро забежало несколько человек в непонятных одеяниях.

Их можно было бы принять за матросов, если бы не слишком разухабистые движения и стремление грабить, которое ясно читалось в позах и движениях. А также судя по тому, как хищно они принялись вскрывать и проверять содержимое бочек и ящиков. На прикованного Константина никто пока внимания не обратил — грабителям явно было не до него.

Затем по лестнице спустился человек лет сорока. Неплохо одетый — что-то среднее между испанцем и англичанином. Не проявляя интереса к грузу, он уставился на Цинка. И его брови поползли вверх от удивления

— Добрый день, сэр! — сказал он по-английски. — Вы не против, если я нарушу ваше уединение?

И, бросив короткую команду своим людям, он добился того, что с Цинка молниеносно сняли кандалы, с помощью молотков и клещей с пола.