Модель старинных часов в масштабе 1:10, для которых детали изготавливали ручками, была предметом тайной гордости Фила. Их он с приятелями сделал даже без помощи учителя в пятнадцать лет.

Больше Тамара Васильевна в его жизни не появлялась. Но, когда, в шестнадцать, он получил приглашение на учебу в высшее военное инженерное строительное училище в городе Санкт-Петербурге, он в первый раз задумался о ее роли в собственной жизни.

Эти самые двухгодичные курсы при институте давали ему возможность потом поступить в сам институт без экзаменов. Получалось, что вместе со сменой детдома в его жизни появился четкий путь, идти по которому ему нравилось.

Если в первом детдоме он еще пробовал бузить и примыкал то к одному, то к другому клану внутри группы, то в Петрозаводском детдоме этой херней было заниматься просто некогда. И уроков там было столько, что только успевай поворачиваться. Да и секция борьбы, на которую его засунули, даже не спросив, а чего он собственно хочет, отлично изымала излишки агрессии.

Так что, получив в подарок от детдома тот самый недешевый и элегантный чемоданчик и плотно набив свой старый и походный рюкзак, Фил отправился не в сторону Петербурга, а в сторону Мурманска. Пожалуй, он и сам не смог бы объяснить, нахрена ему сдалась Тамара Васильевна.

В середине лета город выглядел непривычно скучным — мама всегда старалась вывезти его на море, и столицу Заполярья он помнил или покрытый снегами, с бушующей метелью за окном или же — облагороженный золотом и багрянцем осени.

За эти годы сама Тамара почти не изменилась. Была все такой же желчной, с брюзгливым выражением лица, только волосы под пилоткой отливали неприятной желтизной — она стала их красить. Впрочем, все это было совсем неважно. Общий язык они так и не нашли. Разговор в кафешке перебивался долгими и тяжелыми паузами. В конце концов, Фил задал тот самый, главный вопрос, ради которого, наверное, и проехал сутки на поезде:

— Тамара Васильевна, а это… Вы, по службе потом навещаете, или как?

— Или как…

— А Тимофей, он кто такой был?

Она удивленно вскинула на него глаза и ответила:

— Одноклассник бывший. Я не понимаю, что ты хочешь узнать? Я написала письмо в твой детдом, получила ответ. На выходных навестила тебя, поговорила и поняла, что лучше всего тебе искать что-то техническое. В оленегорском детдоме большая часть мальчишек идет в водители. Это не совсем то, что подходило тебе.

— Но ведь с нами работали разные психологи?

— Ну, у психологов своя задача — чтобы вы не сломались. Ты бы и не сломался, из тебя вполне мог получиться водитель-дальнобойщик. Но мне показалось, что у тебя голова немного лучше работает, потому в следующий раз я взяла с собой Тимофея. Он преподает математику в местном универе.

Немного смущаясь, Фил уточнил:

— То есть, обе ваши поездки туда-обратно, и кафе, это все за ваш счет?

— Да тебе-то какая разница? Не такие уж там и расходы! — казалось, что Тамара оправдывается.

Фил вынул банковскую карту, крепко прихватил ее за запястье и, не давая дернуться, набрал на браслете несколько цифр. Дождался, пока поднесенная карта пикнет, подтверждая перевод, и только тогда отпустил руку.

— Ты… ты что делаешь? — Тамара судорожно одергивала задравшийся рукав и суетливо проверяла состояние счета. Она явно чувствовала себя очень неловко — ее попытка вырвать руку не осталась без внимания. К столику подошла официантка и осведомилась, все ли в порядке.

Фил заказал еще два кофе и сказал:

— Давайте успокоимся.

— Зачем ты это сделал?! У меня хорошая зарплата. Я ни в чем не нуждаюсь. А ты только жить начинаешь, тебе и самому пригодится…

— Я просто возместил вам деньги за бензин, — хмыкнул Филипп.

— Тут хватит на двести таких поездок, — Тамар Васильевна уже успокоилась и сейчас с любопытством разглядывала юношу. — Ты, что, до этого считал, что, что-то мне должен?

Филипп помолчал, как бы собираясь с мыслями, а потом ответил:

— Я не прямо вот вам должен… скорее — немного задолжал судьбе. Машины я, конечно, люблю, но не настолько, чтобы с ними всю жизнь связать. А у вас просто будет больше возможностей помочь другим.

— Глупо это все как-то… — Тамара недовольно пожала плечами и сухо добавила, — В прочем спасибо за помощь.

— А жизнь — она продолжается… — он произнес то, что запомнил, но Тамара глянула на него с непониманием и Фил смутился.

Встреча закончилась так же тяжело и нелепо, как и началась — они пожали друг другу руки, после чего оба испытали неловкость.

Днем Филипп заехал на кладбище и посидел у могилки матери. Все уже отболело, и только чувство тихой грусти напоминало о прошлом. Поправил покосившийся крест, выдергал разросшийся бурьян. Затем нашел сторожа и, после беседы с ним оплатил уход на десять лет вперед небольшой местной конторе.

Однако, садясь вечером в поезд Мурманск-Санкт Петербург, Фил испытывал странную легкость и беспричинно улыбался. Жизнь — она продолжалась…

Первая любовь сыграла с Павлом Дашковым злую шутку.

Сама эта «любовь» была из весьма маргинальной семьи, что очень не понравилось родителям Паши. Мама рыдала и заламывала руки. Отец Сергей Анатольевич пытался поговорить с сыном:

— Пойми, у вас нет ничего общего. Девочка просто повелась на финансы семьи!

На что вполне логично отец получил ответы в духе: «Вы ничего не понимаете!», «Она не такая!», «… я и без вас прекрасно разберусь!..».

Нельзя сказать, что папа уделял воспитанию сыну уж слишком много внимания. Хороших размеров бизнес занимал его с утра и до вечера. Так что, выслушивая ссоры-разговоры родителей на темы: «Это ты виновата!» и «Мальчику нужно было мужское воспитание! А ты вечно…», парень просто молчал. Старшая сестрица Ленка ехидно улыбалась ему и подначивала:

— Бунтарь комнатный! Да ты без родителей — ноль без палочки. Ромео недоделанный!

Раздраженный отец попробовал лишить сына дотаций, роскошной «Руссины», которой завидовала вся школа, и потребовал ключи от двухкомнатной квартиры: с шестнадцати лет, как только получил права, сын пожелал жить самостоятельно, и родители пошли ему навстречу.

— Одумаешься — все верну, — разозленный отец хлопнул дверью комнаты.

Кто знает, как бы сложилась судьба Павла Сергеевича, если бы в этот же день он не застал свою «любофф» в объятиях подвыпившего знакомца. Это был довольно резкий и болезненный удар по носу мальчику, который до сих пор не знал никаких проблем и обломов. Кипели гормоны. Злость и растерянность не давали думать нормально.

Отличный детский сад, где он был заводилой, элитная гимназия, где он честно зарабатывал грамоты по математике, репетиторы по любому предмету и приходящая домработница. Всего этого он лишился из-за…

— Ты только это, Паш… Мы всего на две недели едем. Если предки узнают, мне башку оторвут…

— Да понял я, Витек, не кипятись. Дней через десять свалю, не переживай.

До дня рождения оставалось восемь дней, и Пашка, ночующий на даче у приятеля, который в данный момент загорал с родителями где-то на островах, просто не понимал, как жить дальше.

В целом парень тихо охеревал от свалившихся на него одновременно проблем. Рвала душу подлость «любимой» и невозможность прогнуться перед отцом, который, как оказалось, был полностью прав. Именно правота отца и задевала больше всего.

Счета были заблокированы, а носить при себе много налички он просто не привык и теперь понимал: еще два-три дня и жрать будет просто нечего. Запасы еды на даче были невелики. Время от времени звонили приятели, которые сообщали, что его разыскивают родители. Но показаться на глаза отцу вот таким вот полностью проигравшим и жалким, Пашка не мог. Просто не мог, и все.

Кто знает, как бы сложилась его судьба, если бы не медлительный, спокойный старик охранявший соседний дом.

В хозяйском баре нашлась распечатанная бутылка коньяка, и отщепенец, лишенный семьи, красиво расположился возле небольшого бассейна с бокалом напитка и найденным в холодильнике подсохшим лимоном. Он решил по-мужски обдумать свою жизнь и понять, куда двигаться дальше. Пить он не привык и интереса к спиртному раньше не испытывал, но сейчас случай явно требовал серьезных решений.