— А нам эту херню теперь на себе постоянно носить?

Рим ответил вполне серьезно:

— Закажем золотые чехлы на это дело и будешь носить как миленькая.

У самого Разумовского переливался светодиодный браслет на правой руке. Меньше всех повезло Цинку. Он не сообразил выставить лампочку на лоб, и сейчас у него над оттопыренными ушами с двух сторон светились веселенькие розовые звездочки.

Местные так и продолжали лежать ниц, рабы остались позади, воины, сопровождавшие «богов», молча шлепали босыми ногами по дороге, и когда вышли на финишную прямую, Андрей скомандовал:

— Остановились. Фифа, расплавь ворота, а когда ближе подойдем, ты, Вася, пару светошумовых кинь. Привлечем внимание. Это всяко поэффектнее будет, чем просто расплавленные ворота.

И воины, и жрец уже знали, как действуют светошумовые гранаты, поэтому обошлось без эксцессов. К сожалению, расплавленная медь не успела остыть до той температуры, чтобы через ворота можно было безопасно пройти.

С той стороны, сквозь огромную дыру было видно горящие факелы и толпу военных, готовых встречать опасность. И тут Ксен, набрав полные легкие воздуха, протяжно и громогласно, как будто находился на вершине собственного храма, прокричал:

— Боги идут! Радуйтесь люди, новые Боги спустились к нам!

Со стороны, пожалуй, это выглядело немного нелепо. У остывающих, неровно оплавленных гигантских медных ворот с двух сторон застыли группы людей: воины храмовой территории с одной стороны и команда Рима с другой.

Гул среди солдат закончился точно так же, как и среди мирного населения: военные роняли факелы и простирались ниц, напуганные светящимися людьми.

Где-то там, далеко, за спинами местных, в глубине этой закрытой территории, слышался все нарастающий гудеж. Очевидно, новость о том, что ворота сломаны и пришли какие-то странные люди, распространялась дальше. Ждать, пока местные очухаются, Разумовский не стал.

От ворот все еще сильно несло жаром, но потеки металла уже перестали светиться, и Рим двинулся туда, внутрь, сквозь гигантскую горячую дыру. Следом за ним по двое, как дети в детском саду, только что, не держась за руки, двинулись остальные. Замыкал колонну Кент. Солдатам Разумовский велел остаться за воротами.

Все понимали, что сейчас, именно в это мгновение, выстраиваются отношения с местными владыками. И потому, когда от одного из храмов рванула в их сторону толпа военных с факелами, Ксен, одетый в парадные одежды — ту самую накидку с перьями, выскочил вперед и вскинул руки, привлекая к себе внимание.

Громкий, уверенный, натренированный голос жреца повторял и повторял одну и ту же фразу: «Падите ниц! Боги пришли на нашу землю!»

Мексиканская ночь была густой и темной, как чернила, и только вспышки факелов местами подсвечивали хоть что-то. Даже пирамиды терялись где-то во мгле. Судя по всему, сама территория храмового комплекса была гигантской. Эдакий отдельный город богов и элиты, занимающей центр человеческого поселения.

Ждать, пока к ним выйдут не простые воины и даже не местные сержанты-лейтенанты, пришлось еще минут пятнадцать. Все это время группа целенаправленно двигалась куда-то в темноту, подсвечивая себе путь мощными армейскими фонарями.

От разных строений периодически выскакивали вооруженные группы, но завидев это фантастическое шествие и слыша голос Ксена, падали ниц. Только минут через пятнадцать, в очередной толпе охраны вышел некто, кто, кажется, мог принимать решения.

Мужчина этот тоже упал ниц, как и толпа с факелами за его спиной, но с толпой он не смешался, пройдя к пугающим, светящимся богам дополнительно три-четыре шага. Правда, очень маленьких шага. Вот его Разумовский и выцепил взглядом. Дотронувшись до плеча Ксена, он указал ему на распростертое тело и попросил:

— Приведи сюда.

Жрец, которого привел Ксен, был немолод, довольно жирен и дрожал от страха. Он попытался вновь упасть ниц перед стоящим Римом, но чутко среагировал на команду:

— Встань.

У мужика трясся второй подбородок, дрожала губа. И больше всего он напоминал собой студень.

— Рим, чет он жидкий какой-то прямо, — недовольно сказал Бык на русском.

— Да боится он просто, Вась. Что вы к нему прицепились? — заступилась Анжела.

— Тихо вы! — цыкнул на них Андрей и обратился к жрецу, — Назови свое имя.

— Куикстли, о, Великий, — кланяясь и дрожа, ответил мужик.

— Сейчас, ты, Куикстли, вернешься и приведешь ко мне верховного жреца. Передай, чтоб поторопился. Я желаю разговаривать с ним.

Подобрав длинную одежду, перепуганный жрец кинулся куда-то в темноту. Оставалось только ждать.

От скуки бойцы шарили фонариками по окрестностям, и лучи выхватывали метрах в тридцати то угол какого-то богатого дома, то пяток плодовых деревьев, посаженных кругом, то широкую каменную скамью, покрытую довольно сложно резьбой.

Ждать пришлось долго, и уставшие бойцы начали тихонько переговариваться.

— Рим, может, поднять этих бедолаг? Сколько они на земле будут валяться? — сочувственно спросил Кот.

— Пусть валяются. Больше страха им сейчас, меньше геморроя нам потом, — одернул Кота Цинк и добавил, — Ну, вообще-то начальство здесь, смотрю, весьма не расторопное. Их все-таки боги ждут, а не хрен с горы.

Процессию, идущую от храма, увидели все почти одновременно. Окруженная парой десятков горящих факелов, которые несли богато одетые подростки лет пятнадцати-шестнадцати, как мальчики, так и девочки, двигалась группа из пяти человек.

Никто из них не страдал от истощения, но ни в одном из них не было ничего похожего на крепость тела Ксена. Это были пухловатые, даже рыхлые мужики, разодетые во все цвета радуги и несущие на себе золота больше, чем Разумовский видел за всю жизнь. Кроме приличествующих жрецам браслетов присутствовали огромные ожерелья, усыпанные камнями и чем-то напоминающие египетские воротники. Длинные волосы, обильно смазанные маслом, придавлены тяжелыми золотыми венцами.

Этого было мало.

Идущий первым опирался на широченный раззолоченный посох. У остальных посохи были значительно ниже и еле доставали им до плеча. Зато у первого это было что-то совершенно грандиозное: на конце покрытой золотом двухметровой палки был укреплен довольно интересный предмет — идеально ровный шар сантиметров пятнадцать в диаметре, тускло светящийся голубым.

— Охренеть, — Бык даже присвистнул от удивления, — Это что же у них такое?

— Например, краска из каких-то святящихся водорослей, — заявила Анжела.

На что Цинк ответил:

— Нет. Смотри, он изнутри светится, да и для краски — слишком ровно. Похоже, ребятушки, нас здесь ждет что-то аф-фигительно интересное!

Шар привел в недоумение всех, но, поскольку толпа была уже достаточно близко, Разумовский скомандовал:

— Заткнулись все.

Поклоны от верхушки жрецов были глубоки, но вот как ни странно, падать ниц никто не стремился. Бойцы молча разглядывали откормленных мужиков, испытывая некоторое чувство неловкости: все же пожилые люди, а они сейчас этим старцам лапшу на уши вешать будут.

Один Рим, похоже, ничего подобного не чувствовал. Он стоял, не шевелясь, как статуя самому себе. И только когда жрецы распрямились, посмотрел в глаза стоящему перед ним:

— Назови свое имя.

— Махуизох, мой Господин.

— Я буду звать тебя — Махо.

Жрец молчал, не выражая несогласия, но и как-то показывать свой страх или изумление не торопился. Радости на сытом лице тоже было маловато.

— Я и мои братья, Махо, спустились с небес, чтобы оберегать наш народ от грядущих бедствий.

Рим смотрел в спокойные, немного рыбьи глаза жреца и понимал, что перед ним не просто жрец, а один из верховных правителей целой империи. Сливки, так сказать, местного общества. И пусть он выглядит как перекормленный хомяк, власть его весьма велика.

Больше всего Разумовского удивило, что после его признания в божественной сущности, жрец продолжал так же молча стоять перед ним.

«Нихрена себе у него подготовочка! Это он что, перемолчать меня решил? Типа, кто сейчас первым заговорит, тот и продул? Интересно… Это на каких таких курсах он психотренинг проходил?!»