– Это поражение надолго закрепило ощущение уязвимости и стало началом череды трагических событий для Руси. Впоследствии, вместо того чтобы объединиться, князья продолжили свои междоусобные распри, что ослабляло их способность противостоять иноземной угрозе. В результате, когда монгольские войска спустя несколько лет вновь появились на границах Руси, княжества оказались не готовы к массовому вторжению.

Вот оно. Нет единства, нет объединения, которое позволило бы сопротивляться захватчику. Каждый тянул одеяло в свою сторону. И у нас так везде. Да не только у нас, в Европе и Америке наверняка тоже. Только вот как ты заставишь людей работать ради общего блага, если это не промытые какой‑нибудь идеологией болванчики? Черт его знает. Людей можно накормить или запугать, но рано или поздно кто‑то поднимет голову и спросит «почему это так?». Почему это не я делю пищу, и не я машу кнутом? Разве я не лучше всех остальных?

И все снова начнется заново. Такое уже было, когда развалился Советский Союз. И это будет происходить и дальше. И мне не хотелось бы жить в эпоху подобных перемен.

– Монгольское нашествие, которое позже накроет Русь и приведёт к периоду так называемого «монгольского ига», корнями уходит именно в битву на Калке. Она стала первым шагом к порабощению русских земель, оставив не только глубокий след в памяти народа, но и изменив ход истории восточнославянских земель на века вперёд.

Я почувствовал запах, который в Новой Москве был очень редким: запах свежескошенной травы. Справа от меня звенел кузнечный молот, удары сыпались один за другим. Слева звенели клинки. Оглядевшись, я увидел, что нахожусь во дворе деревянного двухэтажного дома, рядом расположены какие‑то подсобные помещения, а вокруг – деревянный забор. Подворье, да, именно так оно называлось в том документальном фильме, который я смотрел по историческому каналу. Была там реконструкция жизни воина дружины.

И тут я заметил, что сижу на небольшой деревянной скамье, а под ногами у меня педали. Покрутив их немного из любопытства, я увидел, как большой точильный круг передо мной стал раскручиваться, и чем быстрее я крутил, тем большую скорость набирал инструмент.

В моих руках откуда не возьмись появился меч. Точно такой же, как тот, который я видел у древнерусских воинов: прямой и короткий, достаточно тяжелый. Но поразило меня не это, больше я удивился своим рукам: они были настоящими, не кибернетическими протезами, и такими, из крови и плоти. От костяшек пальцев до локтей из покрывали густые волосы.

Повертев в руках меч, я понял, что должен привести это оружие в порядок, ведь от него зависит моя жизнь. В прошлой жизни я не раз правил свой нож, и пусть предпочитал делать это обычным бруском, все навыки заточки на механическом круге имел. Вот и приложил клинок к камню. Из него полетели искры, крутить педали стало чуть сложнее, но я продолжал это делать.

Занятие это оказалось достаточно медитативным, так что я продолжал точить клинок, пока не почувствовал, что все, хватит. Закончил, проверил заточку пальцами, после чего встал. Огляделся и увидел ножны: красивые, кожаные, резные, с узорами. Вставил в него меч, перехватил его рукой за ремень, и двинулся в сторону входа в дом. И из него вышла… Алиса.

Она выглядела так же красиво, как в жизни, одета оказалась в вышитый сарафан, а в руках держала керамический горшок. Я даже взгляду своему не поверил: действительно, керамический.

– Испей перед дорогой, – протянула она его мне.

Я продел руку в ремни, протянул руки, взял горшок, поднес к губами. Заглянул внутрь, и увидел, что там плещется что‑то чуть кремового цвета. Сделал глоток, один, второй, третий. Это было молоко. Причем, не просто молоко, а еще и топленое, чуть сладковатое. В прошлой жизни мне приходилось пробовать такой напиток всего один раз в жизни, и это запомнилось мне на всю жизнь.

С каждой секундой я убеждался, что действительно умудрился попасть в средневековье. Здесь все было таким настоящим: синее небо без единого облачка, зеленая трава, вкусное молоко и запах жены.

Не удержавшись, я оторвался от крынки с молоком и впился своими губами в губы жены. И они тоже были настоящими и такими же сладкими.

Даже если это сон… Жизнь в Новой Москве такая синтетическая, искусственная, что даже сны иногда кажутся более реальными. Но мне почему‑то казалось, что это совсем не так.

И честно сказать, я мечтал об этом всю жизнь. Оказаться в таком вот более простом мире, быть честным воином, дружинником на службе у князя. Ловить и вешать разбойников, охранять торговые пути, ездить собирать дань.

– Тебе пора в путь, – проговорила Алиса.

– Куда? – не понял я.

– Забыл что ли? – она улыбнулась. – На Смоленском тракте разбойники шалят. Князь лично собрался против них идти с небольшим отрядом. Сейчас слуг кликну, облачиться помогут.

И действительно, секунду спустя из дома вышло четверо мужчин, которые тащили какую‑то одежду. Первым я натянул стеганый поддоспешник, а сверху мне помогли надеть пластинчатую броню. Слуга затянул шнурки, я развел в стороны плечи и понял, что тяжести практически не ощущаю, привычно. Что ж, получается я, действительно воин.

– Дай мечом тебя опоясаю, боярин, – протянул один из них руки.

Я, недолго думая, отдал ему меч, и он действительно помог мне, затянув ремни на поясе. Я сделал шаг назад и обнажил оружие, отчего все кроме жены отпрянули.

– Дай сына повидаю, – проговорил я.

Я почему‑то знал, что здесь у меня тоже есть сын, и что его зовут Иван. И что я ращу из него такого же воина, как и я сам.

– Ванька! – крикнула Алиса. – Отец повидаться хочет!

Из‑за дома с гиканьем выскочил мальчишка, который держал в руках деревянный меч, полную копию моего. Он подбежал ко мне, обхватил руками, после чего проговорил:

– Батька, возьми меня в поход!

Сердце вдруг засвербило. Мальчишка был гораздо старше моего сына, ему было девять. А в это время его наверняка уже следовало если не брать в походы, то учить серьезным делам.

– Куда детскому в поход! – неожиданно строго проговорила Алиса. – Городище охранять будешь.

– Точно, – кивнул я и хлопнул сына по плечу. – Мать береги, самое главное.

– Буду беречь! – он отстранился и твердо глянул мне в глаза. У него они были настоящими, такими же, как в прошлой жизни. Ну еще бы, ему еще не успели поменять их на оптику.

– Охотник! – крикнули из‑за забора. – Твои построились уже, мы выходим скоро.

Выговор у него был какой‑то странный, окающий. Я в последний раз прижал к себе Алису, удивившись тому, что она пахнет точно так же, как и в прошлой жизни, после чего проговорил:

– Прости, милая, служба.

– Ты, главное, вернись, – проговорила она в ответ, и я увидел, как у нее из глаза вытекает слеза. Глаза были такими же зелеными, как и в прошлой жизни, вот только почему‑то у меня сомнений не было, что они настоящие, что это не оптика камер.

Я двинулся к выходу со двора, открыл калитку и там меня встретил Курц, только вот выглядел он совсем иначе. Лицо у него оказалось гораздо шире, распаренное, красное, и вместо привычного всесезонного комплекта обмундирования он оказался одет примерно так же, как и я: пластинчатый доспех поверх стеганого поддоспешника.

– Здорово, – поприветствовал я его, протягивая руку.

Не знаю, в ходу ли такой жест на этой земле, но мне было привычно, да и он пожал руку.

– И тебе поздоровью, – он кивнул, даже будто чуть поклонился. – Все с женой миловался?

– Да, – коротко кивнул я.

– А ты все так же слов на ветер не бросаешь, – он хохотнул.

– Пошли, – сказал я. – Там воины ждут.

– Так зачем идти‑то, лошади нам на что даны? – удивился он. – Сейчас до конюшни, а дальше уже на место верхом поедем.

Я понятия не имел, куда мне идти, и двинулся за ним. Потом пришло понимание: мы с Курцем держим одни конюшни на двоих, подворья у нас соседние. Все‑таки дело это достаточно накладное, но в складчину нам удается все это содержать. А в целом мы парни небедные. Воины бедными в это время не бывают.