Но мне было не до того. Машину ей все равно вернут, а мне нужно свалить, пока не прибежали другие помощники этого снайпера. И они‑то, подозреваю, классом будут гораздо повыше, чем кучка малолеток.

Резким движением я выбросил ее на асфальт. Двигатель машины работал, так что я просто втопил педаль газа, с каждой секундой все набирая и набирая скорость. Дико болела спина, там, где бронежилет пробило пулей, ныла ушибленная поясница, да и грудь, в которую прилетело полтора десяток пуль, тоже чувствовалась.

Я пролетел на красный один перекресток, миновал второй, третий, боком вылетел на перпендикулярную улицу, не сбавляя скорость поехал по ней, и только тогда услышал:

– Хантер! Хантер! Ты меня слышишь?

Черт, похоже, что я перестал осознавать реальность, а Шерлок все это время не мог до меня докричаться.

– Сбавь скорость, за тобой никто не гонится.

Бросив взгляд в экран, на который проецировалось изображение с камер заднего вида, я увидел, что за мной действительно никто не спешит. На тормоз, естественно, не нажал, но давить на педаль газа перестал. Нельзя терять голову, так и в аварию попасть недолго.

– Тебе нужно к рвачу? Я могу связаться с Ником.

Запустив руку за воротник, я почувствовал, как по пальцам потекло что‑то липкое. А потом нащупал под кожей какие‑то фрагменты. Но неглубоко, слой наногеля остановил осколки.

– Сам справлюсь, – ответил я.

– Хорошо. Не высовывайся никуда пару дней, будь так добр. Я постараюсь разузнать, кто на тебя напал.

– Ты не постараешься, а узнаешь точно, – прорычал я.

– Хорошо, Хантер, хорошо. До связи.

Я сидел перед зеркалом в одном из своих укрытий. Позади меня было точно такое же зеркало, и они стояли под углом, чтобы я мог увидеть свою спину.

Рядом на столике был разложен военный хирургический набор. Я не был настоящим рвачом, но уже успел научиться разным вещам, ведь мне не раз приходилось оказывать помощь себе или кому‑то из товарищей. И вот этот момент настал снова.

Чуть в стороне валялся бронежилет. Передняя часть была полностью порвана, так что даже мишень на нем было невозможно разглядеть, но на пластине осталось всего несколько царапин и сколов. А вот задняя пластина оказалась раскрошена в кашу.

Но жаловаться тут все равно было грех, потому что если бы не она, то пуля пробила бы меня насквозь. А так, почти вся ее энергия ушла на пробитие пластины, и этот снаряд, уже сильно фрагментированный, смогла остановить подкожная броня.

Правда, осколки пули застряли под кожей, и сейчас я занимался как раз тем, что доставал ее.

Взявшись за скальпель, я завел руки за спину и сделал очередной аккуратный надрез. Из ранки потекла кровь, я схватился за щипцы, осторожно ввел их в прорезь и подцепил осколок. Вытянул, после чего бросил на тарелочку, где уже было несколько таких же.

Сколько там их еще? Вижу три. Нужно вытащить все, иначе будут проблемы, нагноение точно ни к чему хорошему не приведет. Значит, придется опять резать себя. И эта работа требовала максимального сосредоточения.

Еще один небольшой разрез, снова щипцы внутрь, и снова вытянуть наружу осколок пули. Я поежился, очень хотелось свести лопатки, но это вызвало бы только дополнительную боль. И пусть я ее чувствовал только как легкую щекотку, благодаря большой дозе обезболивающего, но все равно, лишний раз бередить рану мне не хотелось.

Бронежилет спас меня и второй раз, когда меня сбила машина. Пластины в плотно подогнанном чехле сыграли роль корсета, и я не сломал ни одного ребра. Там, конечно, скорость была совсем невеликая, но все равно, выжил чудом. Мог ведь приземлиться на голову или на шею, да и сломать ее себе к чертям собачьим.

Но все же, кто в меня стрелял? И вопрос был даже не в этом, это мог оказаться любой наемник Новой Москвы. Волновало меня совсем другое: кто сумел вычислить мое укрытие. Или, может быть, за мной следили от Квартала? Все‑таки я наследил там, все видели здоровенного мужика, который вломился в лабораторию.

А я еще и не стал уезжать далеко, да и за хвостом тоже не следил, просто проехал к ближайшему укрытию, как раз на Казанской.

Черт.

Вывода из этого можно сделать два.

Во‑первых, а самое главное, впредь нужно быть аккуратнее. Большая награда за мою голову соблазнит многих, и я уверен, что они попробуют меня убить. Чаще менять машины, следить, нет ли за мной хвоста, и реже появляться в убежищах, в которых я уже бывал. К счастью, у меня есть несколько таких, как это, тут, например, я не появлялся уже месяца три.

Во‑вторых, в действительности лучше несколько дней посидеть тихо, даже не выходить из дома. Вряд ли мои преследователи решат, что я отбросил копыта, думаю, что наниматель потребовал именно голову, но это ослабит их бдительность. Заодно и раны залечу.

Ну а в‑третьих, мне нужно встретиться с Грачом, тем самым решалой, который разместил заказ на мою смерть. И выяснить, кто его ему выдал. Нет, конечно, гоняться за преступниками и бандитами – это весело, но забывать о собственной безопасности тоже нельзя.

Но это потом, попозже. А пока сидим тут, пялимся в телек, читаем полицейские дела и сводки, и ждем, пока Шерлок что‑нибудь нароет.

Посмотрев на скальпель в своей руке, я скривился. Оставались еще осколки, и с ними надо было разобраться как можно скорее. Поэтому запрокинув руки за голову, я сделал очередной разрез, и сразу еще один. Вытащил из них осколки, после чего промокнул раны и стал щупать, чтобы убедиться, что там больше ничего не осталось.

Нет, вычистил. По‑хорошему, надо бы в это место дополнительный полимерный слой загнать, потому что в броне это по‑любому прореха, но пока такой возможности у меня нет. Впрочем и так сойдет.

Заштопывать рану я не буду, просто продезинфицирую и заклею. Все‑таки шить самому себе спину – дело такое, даже если делать это специальным медицинским степлером.

Хотя, самый крупный разрез, тот, где сидел большой осколок, лучше все‑таки подшить. Иначе кровить будет долго.

Взяв бутылку с дезинфицирующим средством, я полил ее на рану, чуть скрипнув зубами. Да, есть антисептики, которые не щиплют, но, как ни крути, эти работают лучше. Да и стоит потерпеть, чтобы потом не вскрывать уже нагноившиеся раны, не вычищать их. Тем более, что сам этого проделать я не смогу точно.

Залив рану, я взялся за степлер, приложил его к коже и нажал. Раздался щелчок, и скоба прочно стянула прореху. Сжав края раны второй рукой, я продолжил делать это, пока не скрепил ее окончательно. Потом, все‑таки, подумав, наложил по одной‑две скобы на остальные разрезы, вытер насухо это место стерильным тампоном, и заклеил повязкой пластырного типа.

Все‑таки, не удержавшись, развел лопатки и поморщился. Ощущения не из приятных, но терпеть можно.

Так, с этим все. Одежду я, естественно, уже сложил в мешок, туда же отправил и покоцанный бронежилет. Это все придется сжечь, чтобы не оставлять лишних следов. Уж что‑что, а броник с остатками мишени на груди заинтересует многих и может навести на мой след.

Мешок с окровавленным тряпьем валялся в углу, и я собирался избавиться от него в ближайшее время. А здесь, в укрытии, «Бастионов» у меня не было. Имелись другие образцы, да, не такого высокого класса защиты, и лучшим из них был «Корунд‑ВМПКЗ», модифицированный образец старого бронежилета с пластинами пятого класса. Он был хуже «Бастиона», потому что банально тяжелее, да и из‑за напашника под курткой его уже не спрятать, нужно что‑то подлиннее носить, но может получиться так, что броник понадобится уже сейчас. И его лучше подготовить.

Я пинцетом поигрался с осколками пули, которые лежали на тарелочке, обычной, столовой. Сейчас кровь уже стекла, и мне оставалось только покачать головой. Что‑то явно крупного калибра, как бы не пулеметная. Получается, у стрелка был доступ к крупнокалиберным снайперским винтовкам.