Лев с облегчением улыбнулся. Мост между будущим и прошлым был перекинут не только в медицине, но и здесь, на этой кухне. И это было только начало.

Предновогодний вечер в Сиверском встретил их тишиной заснеженного леса и морозной свежестью. Двухэтажный деревянный особняк с резными наличниками, уютно светился всеми окнами, словно гигантский праздничный пряник. К подъезду один за другим подъезжали нанятые автобусы, из которых высыпали оживленные сотрудники СНПЛ-1. После рабочих будней, пропахших формалином и спиртом, эта сказочная обстановка казалась нереальной.

Лев и Катя встречали гостей в просторном холле с огромной елкой, которую Сашка с ребятами успели украсить стеклянными шарами и самодельными гирляндами.

— Размещайтесь! Верхняя одежда в гардероб налево! Кто хочет может пройти в гостиную, там патефон! — выкрикивал Сашка, сияя. Он уже успел сбегать на кухню и вернуться с тарелкой, уставленной канапе. — Попробуйте, это закуска новая, от Льва Борисовича!

Варя, сняв пальто, сразу направилась помогать официанткам расставлять на длиннющих столах столовые приборы. Столы ломились от яств, и воздух постепенно наполнялся густой смесью ароматов: от привычного запаха горячего картофеля и гуся до совершенно новых, волнующих ноток.

Через полчаса все собрались в большой гостиной. Шум голосов, смех, звон бокалов: лаборатория превратилась в одну большую, шумную семью. Лев встал на невысокое возвышение у камина. Разговоры постепенно стихли, все взгляды обратились к нему.

— Дорогие друзья! Коллеги! — начал Лев, и в его голосе не было обычной строгости, лишь теплота и искренняя благодарность. — Мы собрались здесь не просто как сотрудники одного института. Мы семья. Семья, которая совершает, без преувеличения, невозможное. Каждый из вас от уборщицы до заведующего отделом, вносит свой вклад в одно великое дело. В дело спасения жизней.

Он обвел взглядом зал, видя знакомые, дорогие ему лица: умного Жданова, внимательно слушавшего в углу; Постовского, скромно улыбающегося; Мишу, краснеющего под взглядами; Катю, смотрящую на него с безграничной верой и поддержкой.

— Мы создали не просто лабораторию. Мы создали фабрику чудес. Наши шприцы, наши жгуты, наши лекарства уже сейчас, сегодня, спасают людей. А впереди новые открытия, новые победы! Но сегодня не о работе. Сегодня о нас. О нашей дружбе, о нашем единстве. Я хочу сказать каждому из вас спасибо. С наступающим 1939-м годом! За нас!

Громовое «Ура!» потрясло стены особняка. Все чокнулись, кто бокалом с шампанским, кто стопкой с водкой. Настроение стало по-настоящему праздничным.

И тут началось пиршество. Столы представляли собой фантастическое зрелище. Рядом с традиционным гусем с яблоками и селедкой под шубой красовались диковинные блюда.

— А это что за красота? — протолкался к столу один из инженеров, указывая на румяное «Мясо по-французски» под золотистой сырной шапкой.

Лев, стоявший рядом, с улыбкой пояснил:

— Это мясо по-новому рецепту, «а-ля Борисов». Сыр плавится и создает такую корочку. Попробуйте, не пожалеете.

Люди с опаской, но с любопытством накладывали себе на тарелки невиданные яства. Сашка, уже изрядно развеселившийся, активно рекламировал устриц.

— Не бойтесь, граждане! Смотрите, как я! — Он взял раковину, сбрызнул лимоном и с шумом втянул моллюска. Все ахнули. — Вкусно! Как… как свежий огурец, только морской!

Но настоящий фурор произвел салат «Цезарь». Многие с подозрением ковыряли в нем вилкой.

— Листья какие-то… с сухариками? — недоумевала одна из лаборанток.

Лев подошел и, взяв себе порцию, стал есть с видом знатока.

— Это новый салат, «Цезарь». Соус тут особенный. Попробуйте, это очень свежо и вкусно. И полезно.

Его пример оказался заразительным. Вскоре у блюда с «Цезарем» выстроилась очередь. А когда подали торт «Медовик» с нежнейшим сметанным кремом, восторгам не было предела.

— Лев Борисович, да ты не только медик, ты и кулинар от бога! — восхищалась Варя, забирая у официантки вторую порцию торта.

Патефон заиграл танго. Сначала танцевали только самые смелые пары, но постепенно, под воздействием вкусной еды, прекрасного настроения и алкоголя, танцевальная площадка заполнилась. Леша, раскрасневшийся и счастливый, пытался научить Дашу танцевать фокстрот, вызывая добродушный смех окружающих. Миша, сначала ревниво наблюдавший, не выдержал и присоединился к ним.

Сашка отплясывал русскую с Варей, залихватски притоптывая и вызывая оглушительные аплодисменты. Катя, сияя, танцевала с Львом медленный танец, на мгновение забыв обо всех тревогах и заботах.

Позже, когда страсти немного поутихли, кто-то из младших сотрудников достал гитару. Первые, робкие аккорды, и взгляд всей компании невольно обратился к Льву. Он улыбнулся, махнул рукой, но Сашка уже толкал его в спину:

— Спой, Лев! Спой что-нибудь для души!

Лев взял гитару, настроил ее и запел по-особенному, с каким-то фирменным, Горьковским цинизмом и в то же время искренней удалью.

'Я московский озорной гуляка,

По всему тверскому району,

В переулках каждая собака

Знает мою легкую походку…'

Сначала подпевали тихо, потом все громче и громче, а на припеве уже гремел весь зал, хлопая в ладоши и притоптывая. В этот момент не было ни начальников, ни подчиненных, ни академиков, ни лаборантов, была одна большая, шумная, счастливая семья.

Поздней ночью, когда основные страсти утихли и основная масса гостей разбрелась по комнатам или дремaла в креслах, «старая гвардия»: Лев, Катя, Сашка с Варей, Миша, Леша и счастливая Даша устроились в более тесном кругу в малой гостиной, у самого камина. В воздухе витал запах кофе, дорогого табака и полного, глубокого удовлетворения.

Сашка, развалившись в кресле и попивая портвейн, вздохнул:

— Вот это праздник так праздник. Прям душа поёт.

Лев, глядя на огонь в камине, улыбался. Алкоголь и общая атмосфера сделали его разговорчивее.

— А вы знаете, — начал он задумчиво, — пока я все это организовывал, мне в голову пришла одна идея. Побочная, но… прибыльная.

Все с интересом перевели на него взгляды.

— Мы тут с вами всю эту кухню будущего устроили, — он обвел рукой стол с остатками яств. — А почему бы параллельно с медициной не начать делать патенты на бытовую технику? Приборы, которые лет через двадцать-тридцать должны быть в каждом доме.

— Например? — с любопытством спросила Катя.

— Ну, например… тостер, — сказал Лев, и все замерли. — Тот самый Сашка, его ведь можно запросто в массовое производство пустить. — Или электрический чайник. Воду вскипятит в разы быстрее, чем на плите. Или капельная кофеварка… Блендер, чтобы супы-пюре делать… Или… — он сделал драматическую паузу, — микроволновка.

— Микро… что? — не понял Леша.

— Микроволновая печь, — пояснил Лев, стараясь говорить максимально просто. — Прибор, который разогревает еду с помощью особого излучения. За минуту, без огня. Внутри все молекулы воды начинают… колебаться, от этого и жар.

В комнате повисло ошеломленное молчание. Даже Миша, знавший толк в физике, смотрел на Льва с широко раскрытыми глазами.

Первым опомнился Сашка. Он фыркнул, потом рассмеялся, и его смех подхватили все остальные.

— Лев, да ты тот еще изобретатель! — сквозь смех выдохнул он. — Сначала кровь останавливаем, сепсис лечим, а потом бац! И тостерами весь мир завоевываем! Я уже вижу вывеску: «Борисов и Ко: от пенициллина до тостера!»

Все смеялись, шутили, представляя себе эти диковинные приборы. Идея воспринималась как бредовая, но гениальная, рожденная в атмосфере полного расслабления и праздника.

Когда общество окончательно разошлось, Лев и Катя вышли на веранду. Морозный воздух обжег легкие после натопленного дома. Небо было черным и бездонным, усыпанным мириадами звезд. Где-то вдали завывали волки, да из трубы поднимался к луне тонкий столб дыма.

Катя прижалась к нему, кутая руки в рукава его пиджака.