Тотчас же кусты словно взорвались обломками веток и передо мной вскочил растрёпанный, с выпученными, как плошки, глазами, с полыхающими, расцарапанными щеками, хозяйский сын. Он жадно хватал воздух и смотрел на меня так, словно увидел Смерть с бензопилой вместо косы. Потом молча потянул руками из моей хватки свой хвост, и ломанул через кусты так, что после него можно будет прокладывать асфальт по просеке.

— Матарис, подожди! — закричала ему в спину. — Я сделала тебе больно? Тебе нужна помощь?

Но он, кажется, припустил ещё быстрее.

Я вышла на веранду, где беседовали Касио и Ангера, жена нода Танкаро. Рядом, как в мультяшной идиллии, пристроились Эр-2, Няня и домашний мехатрон хозяев, о чём-то сплетничали, перемигиваясь датчиками. Сам Танкаро и Лусиан, уже почти час, кружили в небе на аэрокарах, устроив воздушные догонялки.

— Ангера, кажется, я, нечаянно, повредила хвост Матарису. Ему нужна помощь, но он убежал.

— Успокойся, — мягко улыбнулась драконица. — Это очешуивание. Сейчас лучше его не трогать, а дать в одиночестве прийти в себя.

— Пойдём, я объясню, — Касио повёл меня в сад, неодобрительно покачав головой на свежую просеку. — Понимаешь, вторая ипостась даётся подросткам не сразу и очень нелегко. Это Даньяло у нас уникум, — Касио снял мальчишку с дерева, отправил к Ангере пить чай, и продолжил: — Перепады настроения, постоянный зуд на коже, а потом, от малейшего волнения, вдруг могут вылезти чешуйки… в самых неожиданных местах. Потом, по мере накопления маны, вылезают когти, а то и сразу драконьи лапы. Иногда рога или гребень, реже — хвост. Ты наступила на него?

Я помотала головой:

— Просто поймала руками.

Касио отвернулся и очень странно закашлялся. По-моему, этот зараза пытался не заржать в голос.

— Да что не так? — ткнула его под рёбра кулаком.

Касио кашлянул ещё пару раз и повернулся.

— Натала, я же говорил: хвост — это очень интимно. Боюсь, парнишка не скоро придёт в себя.

Но мне было не до смеха. Сил, скрывать тревогу, просто не осталось.

— Касио, скажи, что может ожидать Альсандо после суда?

— Тебе не стоит волноваться, — посерьёзнел и он. — Думаю, речь пойдёт лишь о количестве шрота, которое придётся выплатить, как неустойку.

— Что такое шрот?

— Собранная и переработанная мана-энергия. Заготовка под конструкты. Не думаю, что сумма будет большая. К тому же, нод Альсандо крылатый, значит быстро восстановится.

Не похоже, что Касио волнуется, но меня это не успокоило:

— А самый худший вариант?

Касио загадочно улыбнулся, но сделал вид, что размышляет вслух:

— Папа говорит, что женщинам нельзя доверять никакие секреты…

— Мне можно, — сделала самые честные глаза, какие возможно.

— Обычно, дела чести рассматривает ближайший старейшина. А самый близкий член совета старейшин живёт на территории имения нода Эдгардо. Это его мама.

— У него есть мама? Ну да, даже драконы не рождаются без мамы. Но он о ней знает?

— А почему нет? — теперь удивился Касио. — Она всегда жила рядом, знала о его делах.

— И дала доступ к закрытым архивам, — догадалась я, но Касио сделал вид, что не услышал. — А его отец?

— Он был очень старым драконом, когда родился нод Эдгардо. Два их старших сына, в разное время, погибли во время Прорывов. Поэтому, когда нод Эдгардо вернулся со службы, старик передал ему наместничество, а сам поднялся в горы и развоплотился.

— Что он сделал? — я думала, что ослышалась.

— Очень старые драконы, уставшие от жизни и накопившие очень много мана-энергии, либо улетают на полюса, и там леденеют, превращаясь в накопители энергии для планеты, либо, у кого нет крыльев, поднимаются в горы и развоплощаются, отдавая всю свою энергию защитному куполу.

— Охренеть! А Альсандо, Чарито?

Касио покачал головой:

— Они инкубаторские. У них нет родных. А с Эдгардо сдружились в военном техникуме, когда ещё не были нодами.

«Они просто не знают, о родных,» — я подумала об Албе.

— Касио, не знаешь, почему Чарито так разозлился тогда?

Он ответил очень неохотно, и я опять вытаращила «честные» глаза.

— Это было до моего рождения. Только слухи… Как-то во время Прорыва ноду Чарито досталась в напарники островитянка. В детстве слышал спор мамы со старшей сестрой, кто кого в этой паре спас. Не знаю, что там случилось, но нод Чарито обрёл крылья, а островитянок не терпит до дрожания чешуи.

Нет, пожалуй, я бы не хотела иметь драконью память и воспоминания о каждом чихе за несколько сотен лет.

Мы с Ачилевичами уже собирались прощаться — им ведь ещё домой лететь, но тут Даньяло, долго шептавшийся до этого с любопытной Иманилой, вдруг подбежал к краю взлётного помоста и закричал:

— Дедушка Мороз, лови! — хорошенько размахнувшись, бросил вверх довольно большую, литра на два, колбу из тёмного стеклопластика.

Я напряглась, как гончая на старте, дёрнула Касио за рукав, шепнула:

— Мне нужна эта бутылка! Проследи, куда упадёт!

Подбежала к Ангере, затараторила:

— Ангера, миленькая, пожалуйста, посмотри пока за Даньяло, я потом всё объясню, пожалуйста, очень надо!

Она испуганно закивала, а я повернулась к малышу:

— Данюша, солнышко! Пожалуйста, нарисуй мне на память всех наших друзей. Всех вместе и каждого отдельно. Сделаешь? Умница. Эр-2, ты же подскажешь Даньяло, в каких позах кого рисовать? И проследи, чтобы позы не повторялись.

И пока ребёнок ответственно шествовал к столу с карандашами, в сопровождении своего и моего мехатронов, я уже подбегала к аэрокару Ачилевичей.

Лусиано рванул в воздух, едва я коснулась сиденья, закрывая купол уже на ходу. Меня вжало в кресло встречным потоком воздуха так, что думала и останусь здесь навечно, трафаретом.

— Видел, куда упала бутылка? — спросила, едва лёгкие вновь наполнились.

— Я успел бросить на неё маячок, — кивнул Касио. Глаза его горели азартом. — Вон! Смотри! — он схватил брата за плечо, и тот рванул кар так, что меня опять отбросило к спинкам.

Я впервые пожалела, что здесь нет ремней безопасности.

Крепко вцепившись в кресло Касио, я вглядывалась в склон холма выискивая бутылку. Я не боялась, что она разобьётся — бутылки здесь неубиваемые. Да и нужна мне была не она, а содержимое.

Вон, в кустах! Точно, она!

Я собралась выскочить, но поток воздуха из-под днища аэрокара подтолкнул её вверх и вперёд — прямиком в небольшой водопадик.

— Вниз! — заорала я и мы рухнули, чудом не плюхнувшись в озеро.

Лусиано медленно вёл кар над поверхностью озера, а мы с Касио прилипли носами к стёклам и скосив глаза, разглядывали взволнованную воду. Я не выдержала и опустила борт со своей стороны, улеглась на кресла и свесила голову, в поисках неуловимой ёмкости.

— Вижу! — теперь крикнул Лусиано, и рванул кар вдоль вытекающего глубокого, но неширокого ручья.

Меня не выбросило только потому, что я лежала, вцепившись одной рукой в полозья борта. Какое-то время мы летели вдоль берега, пока Лусиано не заставил кар зависнуть.

— Не вижу, — кусая губы, пояснил он.

И опять, до боли в глазах мы вглядываемся в бликующую рябь воды. Теперь и Касио откинул свой борт, встал и осматривал поверхность сверху.

— Вон! — он ткнул пальцем мне за спину. — За ветку зацепилась!

Лусиано загнул такой вираж, что я кубарем покатилась вниз салона. Благо, там борт был закрыт. Но не успели мы даже закончить манёвр, как клятая бутылка опять сорвалась и помчалась по воде. Она, видимо, попала в стремнину, потому что теперь мчалась так, что Лусиано никак не мог её нагнать.

Я вцепилась в его кресло, и бормотала, не помня себя:

— Быстрее, быстрее, пожалуйста, ещё чуть-чуть.

Краем глаза видела, как напряжены спина и шея Лусиано, как побелели его пальцы, вцепившиеся в навигационный круг, но никак не могла остановиться:

— Ещё чуть-чуть, пожалуйста, быстрее!