Я подумала о том, насколько разные характеры у этой троицы. Как получилось, что они стали побратимами? Нод Эдгардо всегда невозмутим и спокоен. А ещё он... величественен? Не знаю, как это назвать, но он не давит своим авторитетом, не запугивает суровостью, и в то же время, сомневаться в его праве принимать решения и отдавать приказы не приходит в голову. Я даже мысленно всегда называю его «нодом».

С Чарито мы сходу перешли на ты, в поисках информации запросто, без обид, обменивались комплиментами типа: сам балда и сама лопушина, я — пень дубовый и я — башка ватнолобая. Ухватившись за интересную идею, он забывал вообще об остальном мире, не то, что об одежде. Правда, подловить его ниже пояса мне больше не удавалось, а вот полюбоваться идеальным торсом — запросто, и не однажды. С ним было легко и просто, будто мы знакомы с ясельных горшков. Наверно, взаимный конфуз помогает сближению. Мне показалось, что Чарито всё равно, что исследовать. Ему важен сам процесс. Поэтому за его спиной постоянно что-то булькает, крутится или потрескивает.

Из этой троицы мне труднее всего определиться с Альсандо. То он казался мне добрым волшебником с бархатным голосом и лукавыми глазами, то мраморной статуей, от которой веет прохладой в солнечный день. Теперь и вовсе — сухарём замороженным, карающей дланью судьбы. Где-то в глубоком подвале моей души я понимала, что не справедлива к нему. Но картинка в голове уже нарисовалась! Как теперь её развидеть?

Я, наконец, заметила, что нод Эдгардо сидит, выжидающе опустив подбородок на сцепленные в замок руки. Давно? Я смутилась и заторопилась, а потому начала слишком сбивчиво:

— Нод Эдгардо, я должна... Простите, что задерживаю... Мне нужно...

— Не торопитесь. У нас есть время для разговора.

— Спасибо.

Я выдохнула, вдохнула, и начала сначала.

— Мне жаль отнимать ваше время, но боюсь, самой мне не справиться. Мне нужно как-то прожить эти восемь лет, найти жильё, работу. Но я почти ничего не знаю о вашем мире. Нет, я конечно читала, — спохватилась я, — но запоминала только то, что казалось главным именно в тот момент... Я просто не знаю, с чего начать.

— Что именно «с чего начать»?

— Мне нужны жильё и работа, — я с робкой надеждой посмотрела на наместника.

Нод Эдгардо слушал меня с таким вниманием, будто я подробно пересказывала ему бразильский сериал.

— Мне не попадалось — возможно, я просто не обращала внимание, — информация о том, как у вас можно снять жильё. Хотя бы небольшую комнатку, — поспешила его успокоить. — Но, наверное, сначала мне нужна работа, чтобы было чем оплачивать жильё. Чарито сказал, что на Цвирке не принято держать домашних животных, только сельскохозяйственных... Наверно, я могла бы стать ассистентом у местного врача, чтобы набраться опыта. А вы могли бы дать мне рекомендацию?

Про деньги я решила пока помолчать, посмотреть на реакцию.

Посмотрела. Всё тот же вежливый интерес, и никаких эмоций. Ну, то есть, каждый сам куёт свои проблемы? Ладно, надеюсь, прямо завтра меня за дверь не выставят, успею посмотреть географию Цвирка. И без разговора с тем чешуйчатым обманщиком не обойтись — договор у меня с ним, значит и обещанное вознаграждение с него.

— Натала, я правильно понял — вам не нравятся ваши апартаменты? — мягко вытащил меня из раздумий нод Эдгардо.

— Нет, конечно, номер замечательный. Но я же не могу прожить в нём все восемь лет.

— Почему? Мы можем обустроить вам другие... другой номер, с отдельным кабинетом и спорт-комнатой.

— Нет, спасибо. Любое гостеприимство имеет свой предел.

— На Земле благодарность за спасение сына имеет ограничения? — слегка сдвинул брови нод Эдгадо.

— По-разному. Но у нас говорят: «Пора и честь знать». Любой гость, даже самый желанный, нечаянно нарушает личное пространство и привычный порядок жизни хозяина. Невольно, им обоим приходится подстраиваться друг под друга и, рано или поздно, от этого устают.

— Не думаю, что у Альсандо вам будет удобней, — покачал головой нод Эдгардо. — У него стандартная холостяцкая квартира из пяти комнат, и даже сосед на этаже. А Чарито устроил в своей квартире несколько мини-лабораторий, так что... Да и жить с Чарито — сплошное испытание, поверьте. Он увлекается настолько, что иногда мне или Альсандо приходится силой отрывать его от опытов и просто кормить и колоть снотворное, потому что его мехатрон показывает близкое к истощению состояние. Уверяю вас, ваше присутствие в замке совсем не мешает моей жизни. Скорей, наоборот — принесло приятные изменения.

Я улыбнулась тому, что не ошиблась в Чарито, и тут же вздохнула: как объяснить иностранцу, ино... мирянину такие простые для меня вещи?

— У нас говорят: «Мой дом — моя крепость...» И мои правила. Не обижайтесь, нод Эдгардо, но пока я живу в вашем доме, я живу по вашим правилам. А я хочу по своим.

Наместник откинулся на спинку кресла и выглядел озадаченным. Я не стала останавливаться.

— Всё детство я мечтала стать Айбо... лечить животных. Никогда не представляла себя в другой профессии. И учёба в институте далась мне совсем не просто: проходилось подрабатывать и ассистировать в двух клиниках сразу, плюс волонтёрство в приюте. Два года назад я решила, что смогла добиться своего. Я даже открыла свой веткабинет, а теперь... Оказалась на Цвирке... Восемь лет очень большой срок. Квалификацию врача я потеряю, и, вернувшись на Землю, мне придётся заново устраивать свою жизнь. Я должна к этому подготовиться.

— Почему потеряете?

— Восемь лет слишком долгий срок, а знания, которые не применяются, очень легко забыть. Кого мне здесь лечить, если домашних животных вы не держите, а сельскохозяйственных, в случае непригодности аннигилируете?

— Забыть? Долгий срок?

Интересно, я так же выглядела, когда впервые увидела его дракона?

— Нод Эдгардо, а на Цвирке только драконы живут?

— На севере, в горах, поселение из гномьего мира, на востоке есть небольшое поселение оборотней. Ну и в сельских районах живут бесчешуйные. Люди.

— Земляне? — я чуть не подскочила.

Кажется, наместник слегка смутился.

— И такая версия есть. Некоторые историки предполагают, что миллион лет назад наши предки перенесли несколько групп людей на Цвирк, спасая их от катаклизма на Земле. Но мне кажется более вероятной другая версия. В древние времена, когда жизнь на Цвирке только формировалась, образовались две ветви развития. Одни особи, что получили мана-частицы в крови, сумели аккумулировать окружающую энергию, обратить её в броню, стали более сильными, энергичными. Вторая ветвь, лишённая маны, оказалась более слабой. Мы, конечно, заботимся о них, но они мало проявляют интереса к наукам, стремления к прогрессу. Их устраивает размеренная сельская жизнь и только единицы решаются искать чего-то большего.

— Угу, халява — не самый лучший инструмент для эволюции.

— Вы так думаете?

— Так говорит моя мама. А сколько живут ваши бесчешуйные?

— Около двухсот лет, редко больше.

— На Земле люди живут лет семьдесят-восемьдесят. Очень редко больше.

О, оказывается, у нода Эдгардо могут быть очень большие глаза! И такое забавное изумление на лице.

- А сколько лет вам? - Дождалась я любимый женский вопрос.

- Двадцать семь.

Нод Эдгардо сглотнул. Затем нахмурился.

- На Земле детям позволено жить самим и… лечить других?

Я рассмеялась.

- В моей стране люди считаются совершеннолетними в восемнадцать. И значит, способными не только самостоятельно принимать решения, но и нести ответственность за свои поступки. Я даже голосовать ходила, - похвасталась, но кажется, вхолостую. Дракон ещё не переварил предыдущую новость.

- Нод Эдгардо, на Земле жизнь движется гораздо быстрее, чем на Цвирке, так что, восемь лет это очень большой срок, поверьте.

— Мы не знали этого, — с сожалением, тихо проговорил нод Эдгардо и опустил глаза. — Это неприятный факт: с миром Земли Цвирк соприкасается чаще всего, но о землянах мы не знаем почти ничего. Это... настораживает. Я подумаю, чем смогу вам помочь.