— Вот уж этого он сделать не мог, — со смешком сказал Рори. — Иначе с чего ж он на своем последнем дыхании их проклял?

Маджид снова вздрогнул и резко обернулся, словно боялся увидеть стоящего за спиной колдуна или его призрака.

— Ты прав. Сокровища, как он и сказал, лежат в пещере. Возьми лошадей и жди в манговой роще у колодца. Нам потребуются только веревка и лом, я их прихвачу.

Рори поклонился и пошел по мокрой траве между высоких пальм к пляжу, где Бэтти поджидал его с вытащенной на гальку шлюпкой с «Фурии», чтобы отвезти обратно в город.

День стоял жаркий, безветренный, невыносимо влажный, но большую часть его Рори проспал. Нервы его не беспокоили, снов он не видел и проснулся освеженным. По крыше Дома с дельфинами ритмично барабанил дождь. К закату он стих, горизонт очистился, и над синевато-серым морем появилась золотистая полоса. Позднее, когда Фрост ехал по раскисшей дороге ведущей на запад, к Бейт-эль-Расу, тучи немного разошлись, оставив широкий просвет чистого, словно омытого дождем неба с безмятежно сверкающей россыпью звезд.

Он взял с собой Бэтти и четырех вьючных лошадей. Маджид, сопровождаемый обоими глухонемыми, не заставил себя ждать. Оставив свой эскорт на страже в тени манговых деревьев, они поехали вдвоем и удивились тому, с какой легкостью достигли цели.

Остров был усеян подземными пещерами, и без подробных указаний мчави они могли бы искать всю жизнь и не найти той, что нужна. Но по указаниям нашли легко, и в очень скором времени свет их единственного керосинового фонаря упал на спрятанные сокровища султана Саида, замерцавшие многоцветными огоньками, более яркими, чем звезды.

— Твой отец, да покоится он в мире, знал, что делает, — заметил Рори, обретя наконец голос. — Во имя семи тысяч семисот ангелов, откуда, по-твоему, он все это собрал? Похоже, это добыча из десятка разграбленных городов.

Ответа Фрост не получил, так как Маджид даже не слышал вопроса. Султан стоял на коленях, поднимал рассыпанные драгоценные камни и пропускал между пальцев сверкающими потоками, наблюдая, как пламя фонаря играет на усеянных самоцветами портупеях, алмазах на эфесах ятаганов, Ожерельях, кольцах, брошках с рубинами, резными изумрудами, сапфирами, бирюзой, лунными камнями и аметистами, на множестве нитей жемчуга.

Рори глянул на камни и кубки, оружие, сундуки с неограненными самоцветами и отвел от них взгляд. За ними от пола до потолка пещеры высились золотые бруски из награбленной добычи, дани и сокровищ веков, расплавленных в грубые слитки для удобства перевозки. Драгоценные камни — штука заманчивая, они не только дорого стоят, их блеск, цвет, переливы, пагубная красота чаруют мужчин и гипнотизируют женщин. Но для себя он предпочитал золото.

Оно все его. Или, по крайней мере, большая часть.

Маджид всегда любил красивые вещи, ценил форму, цвет, блестящее великолепие драгоценных изделий ювелиров, златокузнецов, оружейников и прочих умельцев, и за ними не замечал грубых желтых слитков, хотя и представляющих собой баснословную ценность, но лишенных изящества и красоты. Кроме того, там было много золотых монет: луидоров, гиней, дукатов. И масса серебряных долларов, почерневших от времени, но мелодично звенящих при ударе о камень. Маджид удовольствовался всем этим и одной седельной сумкой золотых слитков, а остальные отдал Рори — и в придачу филигранное золотое ожерелье с мелкими жемчужинами, топазами и турмалинами. Красивую вещицу, не особо ценную. Фрост решил, что Зора ей обрадуется.

— Груз тяжелый. Заберешь его сейчас? — беззаботно спросил Маджид, любуясь, как ожерелье из жемчуга и бриллиантов, окаймленных изумрудами в-форме капель, блестит и переливается в свете фонаря. — Или оставишь здесь, пока не сможешь вывезти морем?

— Сейчас. У меня шесть лошадей. Четыре вьючных с переметными сумами. Чем скорей мы увезем все это, тем лучше. Ты говоришь, эти твои двое слуг надежны, но я мало кому из увидевших все это стал бы доверять, а если будем ездить сюда снова и снова, за нами начнут следить, пойдут разговоры.

Маджид кивнул, не отрывая взгляда от мерцающего в руках ожерелья.

— Ты прав. Но всего нам не увезти до утра.

— Попытаемся, — лаконично произнес Рори.

У него на это ушла вся ночь, но с помощью Бэтти он справился. Дом Тени находился чуть больше чем в полутора милях. Вдвоем они перевезли золото туда и сложили в одной из комнат первого этажа с толстой дверью, с решеткой и ставнями на окне. Впустил их Дауд ибн Сауд, пожилой араб, некогда второй помощник на «Фурии», а теперь сторож, занимающий две комнаты в пристройке у старой стены. Услышав, что его помощь не требуется, он вернулся в постель. Нрав капитана Фроста сторож прекрасно знал, а потому не проявил ни малейшего любопытства.

Маджид приехал с джутовыми мешками и глубокими корзинами, в каких возят на рынок фрукты и овощи. Он собственноручно наполнил их сокровищами, а Рори вынес все наружу. Оттуда драгоценности переправили в один из флигелей дворца Бейт-эль-Рас.

Вновь наступил серый рассвет, когда они навьючили на лошадей последний груз и слишком усталые, чтобы радоваться, поехали под проливным дождем в разные стороны. Рори в тот день спал под крышей Кивулими, держа в руке пистолет, а Бэтти негромко похрапывал, привалясь спиной к двери, за которой лежало золото на громадную сумму.

Во второй половине дня погода изменилась, нарушив унылую пасмурность и жаркое, душное затишье. Свежий ветер очистил небо, и все деревья, кусты, вьюнки в саду Дома Тени засверкали на солнце бесчисленными капельками воды; солнце выпило влагу на дорожках, лужи на каменной террасе и высушило мокрые ставни.

Рори ощущал на плечах его лучи, стоя в дверном проеме комнаты, доступ в которую последние восемь-девять часов преграждал спящий Бэтти, и глядя в изумлении на ее баснословное содержимое. То, что при свете судового фонаря казалось просто значительным, в сиянии дня выглядело невероятно, фантастично, и Рори, глядя на грубые слитки металла, подумал, что, может, еще не проснулся и видит их во сне.

Он медленно наклонился, поднял один, взвесил на ладони, потом вынул нож из ножен на поясе, провел лезвием по металлу и по легкости, с какой резалось золото понял, что оно без примесей.

Бросив слиток на место, Рори увидел на нем вмятину от удара о каменный пол; на краткий миг ему показалось, будто тяжесть всей этой колоссальной груды придавила его. Он почувствовал, что лишился свободы, ощутил острую тоску по беспечному, бесшабашному прошлому. Чувство это прошло так же быстро, как и возникло, но оставило неприятный осадок. Он подумал, будет ли теперь жизнь такой, как прежде, испытает ли он вновь то ощущение свободы, с каким перелез через забор «Академии для юных джентльменов» доктора Мэгградера в холодную ноябрьскую ночь почти двадцать лет назад, и которое не покидало его с того часа.

С помощью этих слитков теперь можно отомстить своему Неверному Управителю, дяде Генри, оплатить длинный счет своего детства. Можно продать «Фурию» и купить судно получше, побыстроходнее — но зачем? Необходимости заколачивать деньгу уже нет, а он никогда не возил грузы ради развлечения. Большую роль в этом играла нужда, целью являлась прибыль — чем больше, тем лучше. А теперь уже нет нужды покупать и продавать, торговаться и прятаться от кораблей кейптаунской эскадры.

Можно обеспечить всю команду до конца дней, свести счеты с дядей Генри и осесть на месте — но ему никогда не хотелось этого! Правда, он нередко честил «Фурию» дрянной, непослушной, треклятой стервой, но, как и Бэтти, привязался к ней, и мысль продать ее какому-нибудь арабу-работорговцу, который при первом же капризе посадит ее на риф или утопит во время шторма, внезапно показалась дикой. Такой же дикой, как отдать ее Бэтти и таким образом лишиться обоих; бросить их и уехать… куда?

В памяти тут же всплыл дом с витыми трубами и увитыми плющом стенами, где жил и он, и его многочисленные предки. По закону дом принадлежал ему, хотя дядя Генри жил в нем и считал своим собственным. Он, Рори, хотел вернуться и потребовать его обратно, когда сколотит состояние. Прошлой ночью он его сколотил или, как бы то ни было, приобрел. Оно валяется перед ним на полу комнаты занзибарского дома. Золота хватит купить, что угодно и уехать, куда угодно…