— Я не помогала… Не прикасалась… То было не оружие! — негодующая Геро говорила страстно и непоследовательно. — То были голоса!.. То есть, люди. Я хочу сказать…

— Вы хотите сказать, — уничтожающе перебил капитан Фрост, — что думаете, я поверю, будто вы помогали переправлять в Бейт-эль-Тани избирательные урны.

— Я не думаю, что вы поверите чему-то! — с жаром заявила Геро. — И мне все равно, чему вы верите. Конечно же, то были не тела и не… То были деньги. Для покупки еды и для привлечения людей на сторону принца — тех, кто не мог выступить бесплатно — чтобы не возникло необходимости сражаться. Это ваши люди — ваши убийцы-моряки и ваш зануда-консул — начали бойню. Если бы не они…

Девушка внезапно умолкла, смущенная выражением лица Фроста, у нее упало сердце, ей захотелось зажать уши и не слышать больше ничего.

— Вы действительно верите в это? До чего ж доверчивое орудие в чужих руках! Неужели вам даже не приходило в голову открыть хотя бы один из сундуков?

— Они были заперты; к тому же… — Геро перевела дыхание и вдруг широко раскрыла глаза. Потом, словно стремясь убедить не его, а себя, произнесла шепотом:

— Там были деньги!

— Там были винтовки, — сказал Фрост.

— Не верю.

— Думаю, верите, угрюмо произнес Фрост.

— Нет, — сдавленно сказала Геро. — Нет! О нет!

— Как вас убедили не открывать сундуков?

— Сказали, арабы могут подумать… — она вновь умолкла, вспомнив, что говорила тогда Тереза. Клейтон предостерегал ее против Терезы… против Чоле… и остальных…

— Что вы могли присвоить часть содержимого? А вы поверили и помогли передать двести винтовок человеку, которому недоставало только их, чтобы поднять вооруженный мятеж! Теперь вы, наверно, скажете: «Ах, я не знала», и забудете скучную сентенцию, «гласящую: «Незнание закона не оправдывает никого».

— То были не… то были деньги. Наверняка!

— В сундуках такого размера? Не говорите глупостей. Винтовки — и ничего больше. Потом, словно этого мало, вы помогли Баргашу бежать к своим сторонникам и тем самым развязали мятеж, в котором погибло множество людей. А теперь несете чушь о жестокости этого старого болвана Эдвардса и горстки мальчишек-офицеров, которым выпала незавидная задача не дать мятежу охватить пол-острова и покончить с тем, началу чего вы со своими приятельницами содействовали, как могли. Если б вы имели какое-то представление о племени эль харт, то поняли, что им плевать на всех сыновей султана Саида, они хотели уничтожить всю его семью и захватить власть, а половина остальных сторонников Баргаша просто надеялась хорошо пограбить.

Лицо Геро побелело, как полотно, казалось она не слушает Фроста. Наконец произнесла чуть слышным шепотом:

— Нет. Это неправда. Тереза бы ни за что… Она обещала!

Смех Рори прозвучал грубо, отрывисто, словно грязное ругательство.

— Голубушка Тереза! Интригующая во всех смыслах особа. Но плюс к тому хитрая, несентиментальная, в высшей степени практичная и ярая патриотка. Фирма ее мужа, очень заинтересованная в плантациях сахарного тростника, стремилась сместить Маджида, так как его поддерживают англичане, решившие покончить с работорговлей. Вот почему месье Тиссо, его друзья (и, кстати, правительство) решили поддержать старшего брата, Тувани, когда Он потребовал себе все земли покойного султана, не довольствуясь львиной долей наследства. А когда британская Ост-Индская компания вмешалась и заставила военные корабли Тувани повернуть обратно, они перенесли внимание на Баргаша.

— Потому что он стал бы лучшим султаном, — вызывающе заявила Геро. — Он сделал бы кое-что для своих подданных, провел бы реформы и… и был бы сильным правителем в отличие от слабого брата, прогрессивным, а не отсталым, средневековым!

— Вам так сказали? Бедная мисс Холлис! Вот к чему приводят наивность и доверчивость.

— А почему это не может быть правдой? — страстно спросила Геро. — С какой стати вы уверены в своей правоте лишь потому, что постарались подружиться с Маджид ом, дабы вас не прогнали с острова? Принц стал бы лучшим султаном!

— С точки зрения арабов — да, — согласился Фрост. — Они всегда предпочитают коварных и безжалостных. А другие качества, которыми вы наделяете его — чистейший вымысел, и Тереза, в отличие от вас, прекрасно это знает. Существует одна-сдинствснная причина, по которой фирма ее мужа предпочитает видеть правителем Занзибара и материковых территорий Тувани или Баргаша. И тот, и другой позволили б за определенное вознаграждение возить рабов на тростниковые плантации Бурбона и Ла Реюньона. Теперь понимаете?

— Нет… — Голос Геро понизился до шепота. — Вы не можете этого знать. Это ваша выдумка. Я никогда не слышала о Ла Реюньоне, невозможно, вы просто…

Голос отказал ей.

— Похоже, вы не слышали очень о многом, — грубо сказал Рори. — К вашему сведению, острова Бурбон и Ла Реюньон принадлежат Франции, и Его Императорское Величество Наполеон Третий — или его правительство, если угодно — разрешил ввоз рабов под благозвучным названием «свободный найм», оно должно означать, что негры добровольно предлагают свои услуги. Однако положение вещей от этого нисколько не меняется. Туземные агенты скупают негров по всему побережью Мозамбика и гонят на французские суда, где их спрашивают, согласны ли они завербоваться на десять лет. Негры не понимают ни слова, а поскольку торговцы велели им в ответ на всякое обращение кивать — у африканцев это означает «нет», а не «да», как у нас — они кивают, и это расценивается, как согласие. Потом их переписывают, нумеруют и везут на плантации; а живут они там недолго. Знаете, сколько рабов нужно для плантаций одного только Ла Реюньона? Сто тысяч! Поскольку жизнь на плантации одного раба длится в среднем пять лет, французам ежегодно требуется двадцать тысяч новых. Требуется так остро, что французские военные корабли сопровождают работорговые суда до самого порта. Французы интригуют против султана Маджида, так как Англия поддерживает его. Они создали такой спрос на рабов, что цены взлетели, и племенам выгоднее захватывать в плен соседей, чем добывать средства для жизни обычным способом. Вот чему вы, проникнутая общественным сознанием девушка, вы с вашими приятельницами всеми силами помогали. Забавно, не так ли?

— Я… — начала было Геро и не смогла продолжать.

Капитан Фрост засмеялся.

— Да, как ни странно, вы, мисс Холлис. Ваше пылкое, слепое вмешательство в заговор Баргаша содействовало гибели многих людей, и если бы Баргаш преуспел, вы были бы причастны — признаю, в малой степени, но все же причастны — к резкому увеличению числа рабов во французских колониях (а также и других местах) и к возможности торговать неграми любому человеку.

— Вроде вас! — сказала Геро дрожащим голосом.

— Вроде меня, — любезно согласился капитан Фрост.

Ужас и удивление ненадолго подавили гнев девушки. Но он вспыхнул вновь, когда она вспомнила, что человек, читающий ей нотацию, будто провинившейся школьнице, по собственному признанию, распутник, вор, работорговец, да может быть, еще и пират! И все же выговаривает, что она по неведению вмешалась в то, чем он сознательно занимается многие годы — и притом ради наживы.

Краска опять залила ее бледное лицо, и она пылко заговорила:

— Вы многое сказали мне в порицание, но, по крайней мере, я не замышляла никакого зла, в то время, как вы!.. Откуда вам знать, что в тех сундуках находились мушкеты? Если и так (во что я не обязана верить), то лишь потому, что вы сами привезли их на Занзибар и спрятали в этом самом доме. Вашем доме. И еще смеете говорить, что я причастна к гибели людей, вооруженных именно теми мушкетами, которые вы продали Баргаш у.

— Не Баргашу, — спокойно поправил Рори. — Агенту, который, видимо, перепродал их Баргашу с немалой выгодой.

— Значит, признаете.

— Почему же нет? Если вы уклоняетесь от своей доли ответственности, это не значит, что я должен поступать так же.

Геро торжествующе, презрительно засмеялась.