— И вы не смогли удержаться. Прекрасно понимаю. Но если возьмете манеру входить во все дома, где хозяин по небрежности бросил дверь приоткрытой, то можете нажить в этом уголке мира серьезные неприятности. Например, оказаться в гареме у какого-нибудь впечатлительного джентльмена. Или даже похищенной ради выкупа!

От Геро не укрылась насмешливость последней реплики, но она не изменила принятому решению и сказала спокойно:

— Правда? Я очень разочарована, поскольку не раз слышала, что у арабов восхитительные манеры.

— Как правило, да. Но они еще очень страстны, необузданы и склонны возмущаться появлением тех, кого можно заподозрить в шпионстве.

— Я не «шпионю»! — возмутилась Геро.

— Вот как! Прошу прощенья. Очевидно, меня на эту мысль навела та предельная осторожность, с которой вы вглядывались в старые караульные помещения. Кстати, что надеялись там обнаружить?

— Ничего, — ответила изрядно вышедшая из себя Геро. — То есть, мне было просто интересно. Это место выглядит таким… таким старым.

— Оно старое. Если вы имеете в виду наружную стену. По-моему, тут стоял форт в те дни, когда Португалия была великой колониальной державой. А дом построен лет двадцать-тридцать назад; строил его араб, чьи манеры никак не назовешь восхитительными.

— Да? Кто же это? — спросила Геро с обманчивым безразличием.

— Джентльмен по имени Али ибн Ахмед, если вам это сколько-то интересно.

Геро было очень интересно, но она этого не сказала. Мысленно повторила имя, стараясь запомнить, и удовлетворенно подумала, что не только узнала то, ради чего пришла, но и лишний раз убедилась — у Рори Фроста прекрасные отношения с владельцем дома. Если лейтенант Ларримор и полковник Эдвардс, узнав об этом, не сделают правильных выводов, ее это очень удивит. Да и самого Рори, решила она, тоже бы удивило, он многое знает о доме и опрометчиво признается в этом.

Она обратила внимание, что Фрост глядит на нее с задумчивым выражением на худощавом, загорелом лице. Заметив ее взгляд, он спросил:

— Интересно, о чем вы думаете? Наверно, опять «им о чем»?

— Вот именно. Мне просто любопытно, что вы здесь делаете.

— Полагаете, выгружаю какой-то сомнительный груз средь бела дня? Уж вам-то известно, на меня это непохоже!

— Да, конечно, — от души согласилась Геро.

Капитан рассмеялся.

— Вот это мне в вас нравится, мисс Холлис. Вы безо всяких дамских колебаний рубите сплеча. Если вам необходимо знать, я просто наслаждался отдыхом в том месте, которое всегда находил спокойным и, до недавнего времени, уединенным.

Геро не обратила внимания на оскорбительный намек, содержащийся в последнем слове, и холодно поинтересовалась, не взял ли он манеру приезжать сюда, когда дом явно пуст, и его друга-араба нет дома.

— Какого друга-араба?

— Али ибн Ахмеда.

— Если речь о покойном, неоплаканном Али ибн Ахмеде, он покинул сей мир добрых пятнадцать лет назад. Приготовил ничего не подозревающему гостю ловушку и по неосторожности угодил в нее сам. Думаю, на том свете ему весьма жарко.

Геро нахмурилась и раздраженно сказала:

— Тогда его сына. Или того, кто владеет сейчас этим домом.

— Владею им я, — ответил Рори Фрост.

— Вы?!

— Действительно не знали? — В глазах Рори светилась насмешка. — Да, вижу, действительно. И мне хотелось бы знать, почему это известие так разочаровало вас. Вы ведь разочарованы, не так ли?

— Нет. Да!.. То есть… Когда вы… — она вновь умолкла и закусила губу.

— Когда приобрел этот дом? Лет пять-шесть назад.

Пять-шесть назад. Стало быть, никакой тайны здесь нет, полковник Эдвардс и лейтенант Ларримор не только должны об этом знать, но, наверно, беря грех на душу, не раз поручали обыскивать дом сверху донизу. Значит, прятать здесь рабов Фрост не мог. Но все же мушкеты он выгрузил здесь, причем ночью — это она видела собственными глазами. Достаточно было только сказать… Нет, этим бы она ничего не добилась, ввозить мушкеты законом не запрещается, а это его собственный дом, его собственный пляж.

Геро потребовалось усилие, чтобы скрыть разочарование, и это ей удалось. Потом церемонным тоном сказала, что это очаровательный дом, и расположение его мистер Фрост, должно быть, находит весьма удобным. Она извиняется, что помешала ему отдыхать, и ни в коем случае не вторглась бы в его владения, если б знала о его присутствии.

— Не сомневаюсь, — угрюмо ответил капитан Рори. — И не стану спрашивать, что привело вас сюда, потому что вполне догадываюсь. Видимо, вы пришли разузнать, кому принадлежит это место, потому что видели, как однажды ночью я выгружал здесь некий груз, и заподозрили, что здесь могут храниться и другие грузы. Что здесь даже может находится загон для рабов. А работорговцев вы очень осуждаете. Я прав, не так ли?

— Помнится, вы уже задавали этот вопрос, — сказала Геро, притворяясь, что не понимает. — И помнится, я ответила, что я не «осуждаю», а ненавижу работорговлю и всех, кто ею занимается.

— Вы дали мне это понять. Почему?

— Почему? Неужели вы это серьезно? Причина должна быть ясна любому разумному человеку, я не могу понять, как вы можете задавать мне такой бессмысленный, бесконечно глупый вопрос. Всего доброго, сэр.

Геро отрывисто кивнула ему, хотела повернуться и уйти, но позабыла о колючем побеге, зацепившемся за кружево ее нижней юбки. Ей пришлось задержаться, чтобы высвободиться. Капитан Фрост легко перешагнул через куст, ухватил ее запястье железной хваткой и размеренно, с металлом в голосе произнес:

— Если б вы знали меня получше, то поняли, что я не задаю бессмысленных вопросов. У меня есть особая причина интересоваться вашими взглядами.

Геро перевела взгляд от его жестких пальцев на столь же жесткое лицо и с немалым трудом сдержала вызванный страхом порыв пинаться и царапаться. Поняв, что эта попытка может окончиться только унизительным поражением, она спокойно произнесла:

— Вы причиняете мне боль.

Проблеск чего-то, очень похожего на восхищение, вспыхнул в лице капитана Фроста, он слегка улыбнулся и выпустил ее. Геро отдернула руку, потерла вмятины, оставленные его пальцами, но больше не совершала ошибки, пытаясь уйти. Рори секунду-другую молча смотрел на нее, а потом безо, всякой логики, с каким-то удивлением подумал, что забыл, серые у нее глаза, или в них есть зеленые крапинки, и что больше не забудет.

— Оставив в стороне общие слова, — негромко спросил ой, — ответьте, за что конкретно вы ненавидите работорговцев? За то, что они зарабатывают деньги таким образом?

— Нет. — Голос девушки был ледяным. — Я уже говорила вам, и уверена, вы этого не забыли. Но если хотите, чтобы сказала еще раз, буду рада удовлетворить ваше желание. Ненавижу я их потому, что они лично повинны в смерти, муках и унижении тысяч людей. Невинных существ, не причинивших им никакого зла и не вступавших с ними в ссоры. Потому, что работорговцы бездушно обрекают их на унижения, страдания и несчастья…

— Да, я так и-думал. Просто хотел увериться, что понял правильно. В таком случае, мисс Холлис, может, скажете мне, как это с такими взглядами вы из кожи лезли, чтобы стать лично повинной в смерти и увечьях нескольких сот людей, которые не могли причинить вам зла, и с которыми — насколько мне известно — вы вряд ли ссорились? Более того, почему сочли возможным содействовать расширению работорговли, к которой, по вашим словам, питаете ненависть? Я, может, оправдал бы вас, если б вы делали то или другое ради личной выгоды; это был бы по крайней мере более понятный мотив, чем любовь к вмешательству в чужие дела. Однако, признаюсь, это вызывает у меня интерес.

Геро решительно заявила:

— Вы, наверно, сошли с ума! Я не имею ни малейшего понятия о чем идет речь, и вы сами, уверена, тоже. Можно, я пойду? Мне пора.

Капитан Фрост, пропустив эту просьбу мимо ушей, жестко сказал:

— Я уже советовал вам не соваться в дела, которых не понимаете, но, кажется, вы из тех юных особ, которые не внемлют советам. Вы обяжете меня, объяснив, как ваша щепетильная совесть позволяет помогать в переправке оружия безответственному сброду заговорщиков и вместе с тем полностью снимать с себя ответственность за смерти, как прямого результата этого поступка.