— Какой ребенок?
Вопрос раздался от двери. Дэн выпустил руки Кресси и быстро повернулся. Он не слышал, как дверь открылась, потому что второпях не закрыл ее плотно, потом она распахнулась от сквозняка, и теперь на пороге стояла Геро Холлис, пристально глядя на него расширенными испуганными глазами.
Она вновь спросила с неожиданной настойчивостью:
— Какой? Чей ребенок заболел?
— Фроста, — лаконично ответил Дэн.
Геро шагнула в комнату.
— Вы уверены? Кто вам сказал? Может, это просто предлог, чтобы остаться?
Казалось, в голосе ее звучит мольба об утвердительном ответе. Дэн удивился настойчивости Геро, потом решил, что она слышала о холере и боится ее; так же, как Кресси боится новых беспорядков.
— У нее просто какая-то горячка, — поспешил ответить он. — Узнав, что «Фурия» не уплыла, я сам отправился в Дом с дельфинами, виделся с Поттером и Ралубом. Ребенок нездоров. Поттер отказывается трогать девочку с места, а Ралуб и команда не хотят уплывать без них. Мы, пожалуй, могли настоять, но тогда нам пришлось бы конвоировать «Фурию», а как только «Нарцисс» скрылся из глаз, они тут же повернули бы обратно и через два дня оказались бы в городе. Пусть уж остаются, здесь можно держать их под наблюдением.
— Они посылали за врачом? — настойчиво спросила Геро.
— Для чего им… А, для ребенка. Наверно, пригласят какого-нибудь местного лекаря, только не думаю…
— Местного лекаря? То есть, хакима? Но ведь он может прописать только что-то вроде кипяченой с амулетами воды. И вы это знаете! Почему сразу же не послали за доктором Кили? Он может оказать помощь. Вы обязаны вызвать его немедленно!
Тревога в ее голосе подействовала на Дэна раздражающе. Он считал Геро бесстрашной и, видя, как она теряет от страха голову при одном лишь подозрении, что холера может появиться в более близком к консульству квартале, очень расстроился. Ему казалось, она будет поддерживать, ободрять Кресси в наступающие тяжелые дни. Он всегда видел в ней сильную духом женщину и утвердился в этом мнении, видя, как замечательно она держалась после того, что сделал с ней Фрост. И хотя выказанные тогда стойкость и упорство казались ему неуместными (Дэн считал, что женщины должны быть слабыми, чувствительными и отнесся бы к слезам, истерике, подавленности с гораздо большим пониманием), они все же давали ему надежду, что Геро сохранит голову в надвигающемся кризисе и станет опорой его нежной, чувствительной Кресси и ее слишком возбудимой матери. А тут на тебе, при первом же слове об эпидемии она потеряла самообладание, совершенно не думая о нервах его Кресс иды.
Дэн был уверен, что боязнь заразы является ахиллесовой пятой неукротимой мисс Холлис, и с трудом сдержал раздражение. Взяв себя в руки, он заговорил спокойным, ободряющим голосом:
— Уверяю вас, в диагнозе доктора Кили нет нужды. Симптомы холеры легко узнаваемы, а это какая-то горячка. Даже если тиф, то нет оснований полагать, что он распространится, а насчет холеры скажу, что если не будете выходить за пределы дома и сада, соблюдать обычные меры предосторожности, вам нечего…
— Тиф! — прошептала Геро. — Он же не менее опасен, чем холера… — Глаза ее утратили холодную настороженность и вспыхнули гневом. — А вы ничего не предприняли! Хотя знаете, что Бэтти и Ралуб вряд ли посмеют обратиться к доктору, а капитан Фрост не сможет, потому что сидит в. тюрьме! Да ведь раз они не отплыли в четверг вечером, значит, девочка была больна уже тогда. Прошло почти двое суток! А вы только и знаете, что говорите о холере!..
Она повернулась, зашелестев нижними юбками и накрахмаленным поплином. Дэн и Кресси слышали, как она бежит к холлу. Потом хлопнула парадная дверь.
— Ничего не понимаю, — беспомощно сказала Кресси. — Куда она отправилась? Что у нее на уме? Дэн, в Малинди, правда, холера? Это опасно? Ой, Геро ушла даже без шляпки, у нее будет солнечный удар, и если в городе зараза… Дэн, ее надо немедленно вернуть! Беги!..
Но Дэну не хотелось превращаться в посмешище, гоняясь по улицам за мисс Холлис. Он считал, что она пошла к дому доктора Кили, находящемуся недалеко от консульства, и здравомыслящий доктор успокоит ее.
Первое предположение оказалось справедливым. Геро действительно отправилась к доктору, без шляпки, без сопровождения, к ужасу швейцара консульства, сделавшего слабую попытку задержать ее. Доктор только что вернулся после долгого совещания с полковником Эдвардсом. Речь шла о том, можно ли принять какие-то меры, чтобы предотвратить или ограничить грозящую городу эпидемию. В данных обстоятельствах можно понять, почему он выказал мало сочувствия к беспокойству Геро и еще, меньше к его причине. Однако человеком он был добрым, любил детей и ощущал большую симпатию к мисс Холлис, считая ее разумной и почти не подверженной причудам, поэтому внимательно выслушал и согласился немедленно пойти с ней в Дом с дельфинами; но первым делом принес Геро одну из шляпок жены и зонтик.
Бэтти, Ралуб, и все остальные встретили ее с невыразимым облегчением, и у самой Геро возникло странное чувство, будто она возвратилась к знакомым людям, в привычный дом. Даже не верилось, что бывала здесь она всего дважды.
Ей вспомнилось, как она впервые прошла под резными дельфинами вместе с Фаттумой, закутанная в черное одеяние арабки и убежденная в своей правоте. Казалось, это было очень давно, чуть ли не в какой-то другой жизни, и то была другая женщина, а совсем не Геро Холлис.
С тех пор произошло многое, и она так изменилась, будто не имела ничего общего с той эгоистичной, самоуверенной девицей, которая собиралась наставить Занзибар на путь истинный, очистить улицы, привести на трон другого султана, положить конец работорговле и нисколько не сомневалась, что все это ей по силам. Или с той юной пуританкой, невыразимо ужаснувшейся тому, что не признающий законов проходимец, по воле случая спасший ее из воды, содержит цветную любовницу и прижил с ней внебрачного ребенка. Она бежала из этого дома, словно он был заражен чем-то страшнее холеры или тифа, и как дурочка старалась отмыться карболовым мылом от моральной нечистоты. Но теперь она опустилась на колени у кровати этого ребенка и взяла в ладони горячую ручку девочки, совершенно не думая, что подвергает себя уже другой заразе, способной причинить гораздо больше вреда ее телесному здравию, чем та причинила ее впечатлительности.
Амра лежала в комнате Зоры. Там следовало ожидать тишины и прохлады, потому что выходила она окнами на сад и море, откуда почти всегда тянуло ветерком. Но окна были наглухо закрыты, а в комнате, изобилующей зеркалами, драпировками, мягкими диванами и красивыми безделушками, собралось слишком много людей: маленькая полная негритянка Ифаби заламывала руки и негромко стонала; Дахили, няня Амры, издавала языком звуки, похожие на кудахтанье встревоженной квочки, и совала девочке охлажденное питье, не меньше полудюжины других женщин наперебой предлагали советы или, сидя возле кровати, обмахивали больную веерами из пальмовых листьев.
— Я не могу выгнать их„мисс, — признался Бэтти, посеревший от беспокойства и усталости. — Они заботились о девочке с самого ее рождения и ни за что не оставят больную.
Женщины неохотно отошли, глядя на доктора с сомнением и надеждой, но его поразило, что Геро они встретили с облегчением, нисколько не удивясь ее приходу, словно она уже бывала в этом доме. Кили тут же отверг эту нелепую догадку и сосредоточил внимание на ребенке. Геро вполголоса ласково успокаивала девочку, а Бэтти и женщины, затаив дыхание, не сводили с врача глаз.
— Очень боюсь, что это брюшной тиф, — сказал доктор, подтвердив их худшие опасения. И попытался отправить Геро домой, сказав, что оставаться ей опасно, а эти женщины могут делать то же, что и она.
— Прекрасно знаете, что это не так, — с укором ответила Геро, не двигаясь с места. — Я кое-что знаю об уходе за больными, хоть и не получила специальной подготовки. Если это тиф, девочке понадобится мое умение. Я смогу ухаживать за ней, получив от вас указания, а от этих женщин никакого проку не будет, они станут только причитать над девочкой, беспокоить ее, не смогут проявить ни малейшей твердости, а потом, чего доброго, дадут ей какой-нибудь ужасный отвар или прибегнут к помощи отвратительных амулетов.
