Трава уже поднялась над черным пеплом и обугленными головешками на несколько дюймов. Он стал старательно разгребать граблями пепел, просеивать его между пальцами и вскоре нашел два почерневших металлических кружочка. Те серебряные монеты, которые негр отложил для покупки еды в ближайшей деревне. Но несмотря на тщательные поиски, ничего, похожего на кольцо, не обнаружил.

Сходив к дому за лопатой, Рори принялся рыть обожженную землю и в конце концов откопал тяжелый узел из дешевой ткани. Он не представлял, может ли на такой вещи сохраниться толика заразы, но тут было не до осторожности, он развязал грубые узелки и раскрыл накопленное богатство мертвецов с дау, так недавно отплывшей из Пангани. Его, как сказал негр, одному человеку хватило б на жизнь в достатке до конца дней. Золотые и серебряные монеты, несколько ювелирных изделий, парчовый мешочек, набитый жемчужинами. Но кольца не оказалось и там.

Рори зарыл все это обратно в ямку, утоптал над ней землю, забросал ее сором и снова пошел к морю смыть с себя заразу, которую мертвецы могли оставить на своем утраченном богатстве. Но движения его были механическими, потому что мысли обратились к тем часам, которые негр провел на острове. Он недоумевал, почему не подумал раньше, что в этой хижине кто-то мог побывать до него, и почему упоминание о кольце не задело его внимания. Нужно будет расспросить Кербалу.

Занялся Рори этим, как только вернулся домой, и старик безмятежно сказал, что старой хижиной часто пользуется одна бедная женщина из Марубати, она живет тем, что собирает на плантациях волокна кокосовых орехов и опавших листьев, потом продает для изготовления корзин, циновок и канатов. Он сам видел, как она собирала эту дрянь накануне последних дождей. Вне всякого сомнения, женщина заходила в хижину переждать там полуденную жару.

На другой день после появления каяка, подумал Рори. Нашла ее занятой последним человеком с зараженной дау, возможно, разделила с ним еду и оказала Другие любезности за то кольцо. Нужно послать в деревню Кербалу, пусть выяснит. Если это правда, старик должен, будет поехать в город к Маджиду, предупредить, что холера, возможно, уже проникла на Занзибар, а ту деревню надо немедленно изолировать.

Кербалу выслушал его с вытянутым лицом. Но ехать в деревню на кобыле отказался, все знают, что такой лошади у него нет, кто-нибудь из шпиков полковника Эдвардса может обратить на нее внимание и начать опасные расспросы.

— Шпики у него повсюду, — сказал Кербалу, — и осторожность не помешает. Но если твои подозрения оправдаются, если женщина встречалась с тем негром, я возьму кобылу и поеду в город ночью.

Он набросил на осла сложенное одеяло и, усевшись верхом, медленно поехал под жарким полуденным солнцем. К наступлению темноты он не вернулся, и коп Рори услышал, что в ворота стучатся, то вышел с пистолетом в руке посмотреть, кто пожаловал в такой поздний час, и увидел Джуму с Хадиром.

На предыдущей неделе хаджи Ралуб хотел вернуться на остров, но потом ветер прекратился, и «Фурия» провела несколько дней в дрейфе возле Пембы. Прошлой ночью ветерок позволил им достичь определенной якорной стоянки на восточном берегу, там они узнали такую важную новость, что Ралуб хотел отплыть среди бела дня, рискуя быть замеченным с «Нарцисса», но ветер снова утих, и он не знал, когда сможет добраться до Тумбату. Поэтому он послал Джуму и Хадира пешком, а «Фурию» приведет, как только сможет. Если ветер будет благоприятным, то капитан до восхода должен подняться на борт, и они поплывут на восток. Потому что черная холера уже добралась до острова.

— И теперь, — сказал Джума, — будет распространятся с быстротой пролитого на воду масла. Я уже видел ее, эта болезнь смертоноснее целой армии с мечами и копьями. Где бвана Поттер и ребенок?

— В городе, — ответил Рори и посерел лицом при мысли о густом лабиринте улочек, вьющихся по столице Занзибара, застроенных такими высокими домами, что они лишены солнца и свежего воздуха, в них застаивается жара и вонь. Он тоже видел, что такое холера в перенаселенном восточном городе.

— Раз так, — сказал Джума, — я поеду туда с этой вестью и привезу их как можно скорее, потому что едва болезнь доберется до африканского города, у всех будет мало надежды выжить, и нельзя терять ни минуты.

— Нет, — сказал Рори. — Я сам поеду.

— И белые арестуют тебя? Безрассудство! — с презрением сказал Хадир. — Я слышал, белуджи и шпики полковника все еще следят за Домом с дельфинами.

— Тогда ни ты, ни Джума не сможете войти в ворота, потому что вас они тоже знают.

— Может быть, — пожал плечами Джума. — Но если не смогу войти сам, то сумею передать несколько слов. В конюшне есть какая-нибудь лошадь?

— Есть. Возьми ее.

Джума торопливо поел и седлал кобылу, когда Кербалу вернулся с вестью, уже не имеющей особого значения. Рори оказался прав, та женщина из Марубати зашла в хижину и обнаружила там спящего негра. При ес появлении он проснулся. Она разделила с ним еду и воду, а потом и ложе за серебряное кольцо. Возвратясь вечером в деревню, она продала его лавочнику, объяснив, как оно досталось ей, чтобы лавочник не счел его краденым и не заплатил поэтому меньше. Взяв деньги, она попросила кучера на телеге подвезти ее в Мкокотони, где на другой день должна была состояться нагома; и, как сказали в деревне, там она заболела и через несколько часов умерла. Люди, собравшиеся на нагому, узнали об этом, разбежались в панике, разнося с собой заразу, и болезнь уже появилась в другой деревне.

— Теперь нет нужды оповещать Его Величество султана, да хранит его Аллах, — сказал Кербалу. — Болезнь пришла на Занзибар, и нам остается лишь полагаться на Всемилостивейше го. Наша судьба предначертана, и если нам суждено умереть, значит, умрем. Но, думаю, в этом доме мы уцелеем, болезнь свирепствует только в городах и деревнях, где много домов и людей. Вас, господин, она может не коснуться — известно, что белых эта хворь обходит и сильнее всего косит черных.

— Будем молиться Аллаху, чтобы она не достигла города, — сказал Джума и, сев на Зафранс, ускакал в звездную ночь.

Фрост провел ночь без сна, высматривая паруса «Фурии», но пролив между Тумбату и берегом оказался на рассвете пустым, гладким, как полированные полы в безмолвном доме, и за весь день даже самый легкий ветерок не взрябил его поверхности.

К вечеру Рори послал Хадира наблюдать за дорогой, идущей на юг, к городу, а Кербалу — по утесу к Мкокотони на тот случай, если Джума и Бэтти решили плыть на каяке, а не ехать верхом. Сам он спустился к морю и пошел пляжем, хотя было мало надежды, что «Фурия» обогнет северную оконечность острова в такой штиль. Но лучше было ходить, чем сидеть, сложа руки.

К наступлению темноты не показалось ни каяка, ни шхуны, ни всадников; воздух оставался все также неподвижен. Звездный свет казался почти таким же торячим, как солнечные лучи, и барабанов опять не было слышно. Тишину нарушало только пронзительное гудение москитбв. Рори лежал голым на раскладушке под яркими звездами, чувствуя, как от нагретой за день крыши несет жаром и представляя, каково теперь в городе.

Большую часть ночи он провел без сна, надеясь услышать голоса и звук шагов. Но заполночь воздух стал прохладнее, и он наконец заснул, а проснувшись, услышал сухой шелест пальмовых листьев под ветерком. Ни Джумы, ни Бэтти, ни вестей из города не было. Но ветерок продолжал дуть, и к вечеру в проливе появилась «Фурия».

При вести, что Джума уехал в город и еще не вернулся, обычно бесстрастное лицо хаджи Ралуба рассекли резкие морщины, но он фаталистически пожал плечами и занялся погрузкой на борт свежей воды и продуктов, послав человека с подзорной трубой на Тумбату. Предосторожность эту Рори воспринял с мрачной насмешкой, заметив, что хаджи зря старается, лейтенанту Ларримору не нужно полагаться только на паруса, и если его корабль появится, при таком легком ветре им далеко не уйти.

— Да, но можно скрыться в темноте, — ответил Ралуб.