Воздух уже пахнул только соленой водой и грязевыми норками, где скрывались крабы, когда прилив отступал, обнажая корни мангро. Небо из ультрамаринового стадо светло-бирюзовым, закат пламенел, отбрасывая длинные лучи, отражающиеся в жемчужном кюре и золотящие рифы. Но Рори сидел, охватив руками колени, и ничего этого не замечал.

Рори не сомневался, что каяк, только что затопленный на глубине пятнадцати футов, был тем самым, который он видел накануне вечером. И теперь понимал, почему он казался груженым, почему тот негр покинул его — и был испуган. Негра надо найти как можно скорее, это будет нелегко, у него были почти сутки форы, и если он достиг какой-то деревни, то уже может оказаться слишком поздно. Однако негр был усталым, и есть легкая вероятность, что он лежит, спрятавшись среди кустов и деревьев, набираясь сил, прежде, чем идти вглубь острова.

Рори поднялся на ноги, его просторный хлопчатобумажный халат и жилет почти высохли, он надел их и быстро пошел к тому месту, откуда негр повернул к деревьям.

Лучи заходящего солнца пронизывали чащу высокой травы, казуарин и панданусов на краю утеса пониже рядов высоких пальм. В их свете ярко блеснуло что-то металлическое, и Рори, шатавший сквозь мелколесье, увидел, что это дешевая жестяная коробка, лежащая открытой и пустой возле ветхой хижины из пальмовых листьев.

Хижина была небольшой, небрежно выстроенной, выглядела она так, словно перенесла несколько дождливых сезонов, но поскольку стояла в отдалении от пляжа и была обвита побегами дикого винограда, Рори раньше не замечал ее. Шел он к ней осторожно, но ступать бесшумно в таком месте было нельзя. Внутри ее послышался шорох, затем наружу выполз на четвереньках человек и неуверенно поднялся, щурясь от лучей заходящего солнца. Это был тот самый негр, которого он видел при лунном свете. Узнав его, Рори ощутил огромное облегчение. Успел!

Черная кожа негра приобрела серый оттенок и казалась слишком просторной для его громадного тела. Заговорил он нетвердым, хриплым голосом, словно древний старик или пьяный.

— Джамбо… хабариза кутва? (Привет… какие новости принесло утро?)

— Сиджамбо! День прошел, и наступил вечер, — ответил Рори. — Что ты делаешь здесь, и что с тем, кто приплыл с тобой?

— Умер, — заплетающимся языком ответил негр. — Они все умерли. Наша дау зашла в Пангани, мы увидели, как люди падают на улицах, и быстро отплыли; нас было тридцать восемь. Один человек тайком пробрался на борт и спрятался в надежде бежать от болезни, он принес ее с собой и умер. Но зараза осталась и стала нас косить. В конце концов живыми остались двое, я и араб из Шарджи. Ветер понес дау, швырнул на риф возле устья реки. Тогда мы взяли золото, жемчуг, серебро — мертвецам они ни к чему к спаслись с тонущей дау. Украли рыбацкую лодку, и течение принесло нас через море сюда. Араб заразился и умер, как только мы достигли берега. Я один остался в живых из всех, кто десять дней назад покинул Пангани. Только я!

Негр с усилием выпрямился, держась за дверной косяк хижины, громко, бессмысленно рассмеялся и, указав дрожащим пальцем на фиолетовые холмы Африки, за которые зашло солнце, произнес с одышкой:

— Мое племя и все племена в большой стране за теми горами вымерли — все вымерли. Но я, Оламбо, спасся! Я в безопасности. И разбогател… разбогател…

Он торопливо оглянулся через плечо, словно желая убедиться, что они одни, и понизил голос до хриплого шепота:

— Я зарыл богатство под полом этой хижины, все, кроме двух серебряных монет, на которые куплю еды, и кольца, уже послужившего хорошей платой. Вернусь, откопаю, куплю земли, рабов и стану великим. Но сперва надо найти деревню. Где ближайшая?

— К югу отсюда, — сказал Рори и указал подбородком в сторону Мкокотони. — Только тебе туда нельзя. Здесь у тебя еды нет?

— А тебе какое дело? — злобно спросил негр. — Почему это нельзя? Я богатый и хожу, куда захочу!

Он повернулся, Рори выхватил пистолет из складок жилета и выстрелил ему в затылок.

Грохот выстрела показался неожиданно громким в тихой чаще под высоким навесом из пальмовых листьев, но они отразили звук, и эха не разнеслось. Негр упал ничком и замер.

Рори минуты две ждал, не появится ли у него каких-то признаков жизни. Но пуля вошла в основание черепа, и негр умер мгновенно, ничего не ощутив. Стрелять второй раз не было нужды. Рори сунул пистолет на место, вернулся по своим следам на пляж и со всех ног поспешил к дому. Золото уже стало исчезать с неба, однако нужно было сделать еще несколько дел до наступления темноты. Дел, которыми он предпочитал заниматься сам.

Рори взял из дома спички и керосин, из конюшни охапку соломы, вернулся к заброшенной хижине и распростертому телу человека, умершему, не зная, что болезнь, от которой он хотел спастись, уже наложила на него свою руку.

В чаще шумно щебетали перед сном птицы, сумерки были зелеными, тихими, аромат от куста дикого жасмина смягчал запах экскрементов покойного. У Рори на миг возникло искушение укрыть тело ветвями, повалить на него хижину и предоставить джунглям уничтожить их. Но идти на такой риск было нельзя. Владелец хижины или случайный рыбак мог придти сюда в поисках крова, поэтому он, стиснув зубы, устлал труп соломой, облил керосином его, потом стены и крышу хижины. Порадовался, что солнце и ветер высушили почти всю влагу в столь укромном месте.

В хижину Рори не входил, не пытался извлечь богатство, зарытое негром, хотя достояние тридцати восьми людей из Персидского залива составляло, видимо, значительную сумму — даже за вычетом возможной стоимости жемчужин. Но в данное время эти соображения ничего не значили, они просто мельком пронеслись у него в голове, когда он выплеснул остатки керосина на порог и чиркнул спичкой.

Солома занялась легко, и он стал подбрасывать в огонь опавшие высохшие листья пальмы и гнилую скорлупу кокосовых орехов. Хижина сперва просто дымилась, но вскоре вспыхнула и жарко загорелась с шипением и треском, удушливые клубы дыма поднимались к ветвям над головой.

Пламя ярко пылало в сгущавшихся сумерках. Если не погаснет до темноты, его станет видно за много миль, но Рори не беспокоился по этому поводу, полагая, что вряд ли оно привлечет кого-то с целью погасить его или устроить расспросы.

Тошнотворный запах потрескивающего костра пронизывал сумерки, застревал в горле у Рори, хоть и стоящего с наветренной стороны, прикрыв лицо платком. Он кашлял, давился, однако не уходил, пока не увидел, что воспламенилась не только хижина, но и кусты вокруг нее, и что не осталось ничего, способного сохранить или передать заразу.

Вышел из чащи на свежий воздух Рори уже в темноте, снова отправился к морю, искупался, выстирал одежду и пошел домой с мокрым узлом подмышкой. Пламя еще жарко пылало, искры и дым поднимались выше пальм. Но оно уже шло на убыль и вряд ли могло распространиться, трава, подрост казуарины, пандануса и дикого кофе были зелеными, влажными от дождей и за радиусом самого сильного жара вянули, но не загорались.

Ночь была ясной, тихой, удушливо-жаркой. Рори вынес на крышу раскладушку и улегся там в белом свете луны. Просыпаясь, он всякий раз видел оранжевое зарево среди деревьев на краю утеса и клубы дыма на фоне звезд, ощущал тяжелый запах тлеющей зелени и обугленной плоти. Но барабанов не слышал, и как-то раз, засыпая снова после бессонного часа, подумал, что если накануне действительно били Барабаны Занзибара, то он предотвратил бедствие, которое они предвещали. Но если болезнь достигла африканского побережья, то появятся еще каяки и дау, пролив между островом и материком неширок, его легко переплыть при попутном ветре. Бэтти был прав, когда «Фурия» вернется, надо будет покинуть эти воды, уплыть подальше от болезни, опустошающей Африку.

К утру снова задул сильный ветер. На три дня зарядил дождь. Теплый ливень хлестал шумными водопадами из желобов На краю крыши, струился с пальмовых листьев, превращая землюпод ними в жидкую грязь. Целые стаи летающих и ползающих насекомых проникали во все помещения, и плеск дождя делал Тишину в пустом доме еще более ощутимой.