Никакие доводы и уговоры не могли сломить ее упрямства. Она поднялась к себе в комнату, заперлась, отомкнула шкатулку с драгоценностями и достала небольшую, перетянутую резинкой пачку писем; те хорошо написанные, но не особенно страстные любовные послания, которые она получала от Клейтона, хранила, перечитывала и восхищалась благородством выраженных в них чувств.

Геро стала просматривать их, что-то ища. И найдя, наконец, что искала, отложила письмо, заперла остальные обратно и долго сидела, глядя на свое отражение в зеркале.

Она понимала, что собирается поступить низко и некрасиво. Но Клейтон не убедил ее до конца, а ей необходимо знать наверняка. Не только ради себя; если Клей действительно повинен в смерти Зоры, он заслуживал возмездия, и то, что за него поплатилась она, несущественно, потому что Зора тоже была ни в чем не виновна.

Если есть какое-то оправдание предпринятой Фростом варварской мести, она не может выдать его для казни без суда. Другое дело, если б его собирались изгнать с острова и запретить ему появляться на подвластных султану территориях. Или даже приговорить его к тюремному заключению, конфисковать его собственность и судно. Но если Клей солгал, она не выдаст сведений, могущих привести к смерти капитана, поэтому пока она не узнает правды, не должна никого видеть, ни с кем говорить. И, чтобы узнать ее, готова унизиться до шпионства и обмана.

Глубоко вздохнув, Геро решительно потянулась за ножницами, осторожно отрезала последние четыре дюйма письма, написанного в этом доме больше года назад и полученного за неделю до отплытия на «Норе Крейн». На четырехдюймовой полосе бумага было всего несколько слов — последних, что написал ей Клейтон: «Приезжай как можно скорее. Вечно преданный тебе К».

Геро аккуратно сложила ее, вложила в чистый конверт, позвала Фаттуму и тщательно проинструктировала:

— Письмо нужно передать лично мадам Тиссо, когда поблизости никого не будет. Она не должна знать, кто его отправил, поэтому неси не сама, а отправь кого-то из садовников или водоноса, скажи, я хорошо ему заплачу, если он передаст ей письмо, ничего не говоря. Сможешь это устроить?

Фаттума кивнула, глаза ее блестели от любви к интригам и перспективы получения денег. Через час она сообщила, что письмо благополучно доставлено. Геро щедро заплатила ей, потом позвала грума Рахима, и несколько минут говорила с ним в саду. Затем вернулась в дом, попросила у тети камфарных капель и, сославшись на головную боль, прождала до вечера у себя в комнате, притворяясь изнуренной, не способной принять никого — даже доктора Кили.

Полковник Эдвардс кипелаг злости, лейтенант Ларримор угрюмо сжимал губы, даже Натаниэл Холлис при всем сочувствии к племяннице считал, что Геро ведет себя неразумно, что ей надо собраться с силами и сказать, где она была, с какой точки острова вернулась. Но Геро просто-напросто заперлась в спальне, и тетя Эбби поразила мужа, резко заявив всем четверым джентльменам, что будь у них хоть капля чувствительности — но откуда ей взяться! — они хотя бы отчасти поняли, какие страдания перенесла ее племянница, только в таких делах все мужчины без исключения — бесчувственные скоты!

Когда уже сгущались сумерки, Фаттума постучала к Геро и сказала, что Рахим вывел Шарифа из конюшни. Геро наконец вышла и спустилась вниз; встреченному в холле дяде сказала, что хочет взглянуть на коня, убедиться, что он здоров. В саду она потрепала Шарифа по холке, дала ему сахар, поговорила с Рахимом. Через некоторое время она вернулась такой бледной, осунувшейся, что дядя не на шутку встревожился и озабоченно посоветовал лечь в постель.

— Да, — бесстрастно произнесла Геро, словно не слыша его и отвечая на собственные мысли. Внезапно она села на ближайший стул. Мистер Холлис, растирая ее вялые ладони, забеспокоился, как бы она не упала в обморок, и с глубоким облегчением увидел полковника Эдвардса. Тот зашел в надежде, что мисс Холлис сообщила какие-то полезные сведения. Увидев, что юная леди поднялась с постели, следовательно, оправилась от слабости и пришла в более твердое расположение духа, полковник преисполнился радужных ожиданий. Правда, ненадолго.

— С ней сейчас нельзя разговаривать! — резко сказал раздраженный мистер Холлис, — Разве не видите, что бедная девочка больна? Позовите мою жену — и принесите стакан воды!

Племянница его выпрямилась и четко, сдержанно произнесла:

— Спасибо, дядя Нат, я совершенно здорова и готова ответить на любые вопросы полковника Эдвардса.

— Это очень любезно с вашей стороны, мисс Холлис, — сказал полковник, глядя в ее бледное лицо с легким беспокойством. — Благодарю. Может, нам поговорить где-нибудь с глазу на глаз?

— Я готова сказать здесь все, что могу, — ответила Геро, не выказывания желания двигаться с места.

— Э… конечно. В таком случае, мы все хотим узнать, имеете ли вы представление, где сейчас Фрост и его судно, и не можете ли сказать нам, куда вас отвезли, когда похитили.

— Меня не похищали, — сказала Геро.

— Как?!

Оба джентльмена ошеломленно уставились на нее.

Дядя оправился первым и не без едкости попросил Геро взять себя в руки и не говорить ерунды.

— Это не ерунда, — ответила Геро, впервые в жизни прибегнув к беспардонной лжи. Потом стала приукрашивать ее. — Капитан Фрост знал, что толпа пиратов собирается напасть на консульство, решил, что оставаться мне здесь неразумно, отправил меня в более безопасное место и вернул с достаточным сопровождением, как только опасность миновала. Вот и все.

— Ни разу в жизни не слышал подобной чепухи, — возмутился дядя Йат, — и если думаешь, что я ей поверю… Послушай, Геро…

Полковник поднял руку, заставив его умолкнуть.

— Минутку… Мисс Холлис, можно поинтересоваться, почему Фрост не взял в безопасное место и мистера Майо с грумами? И не отправил никакого сообщения вашей семье?

— Видимо, решил, что мужчины способны сами < постоять за себя, а женщина может подвергнуться худшей участи, чем побои. Так или иначе, времени на споры не было. Мистер Майо неправильно истолковал ситуацию, и это неудивительно; а послать сообщение оказалось невозможным из-за беспорядков в городе.

— Нужно быть не в своем уме, чтобы лгать так беззастенчиво, — сердито сказал дядя Нат.

Геро поднялась, оправила юбку и сказала отчужденным, равнодушным тоном:

— Прошу прощения, но это все, что я хотела сказать; думаю, то же самое вы услышали от тех людей, что привезли меня сюда.

— Но…

— Можете вы найти иной мотив в поступке капитана Фроста? — сдавленно спросила Геро.

Дядя в гневном изумлении уставился на нее, но британский консул кивнул и суровым тоном сказал:

— Могу. И полагаю, вы знаете, что это правда. Прошу прощения.

На бледных щеках мисс Холлис вспыхнул легкий румянец, но она промолчала, и полковник неторопливо произнес:

— Даже если вы считаете, что Фроста в какой-то степени можно оправдать, другие его дела не заслуживают оправдания; как и подстрекательство пиратов к бесчинствам и насилию ради достижения собственных целей. В результате двое людей убиты, многие тяжело ранены; об этом нельзя забывать. И даже если б не произошло вашего похищения — спасения, раз вам так угодно, это не отразилось бы на моем решении подвергнуть его немедленному наказанию.

— Знаю, — еле слышно ответила Геро. — Но вы должны Понять, что… обстоятельства не позволяют мне содействовать вам в этом. Очень сожалею.

— Я тоже, — мягко сказал полковник. Взяв ее холодную руку, он совершенно неожиданно наклонился и поцеловал ее с чопорным уважением старшего, повернулся и тихо вышел.

Натаниэл Холлис, оправясь от удивления, стал требовать объяснений, но умолк при виде столь же неожиданного зрелища — Геро плакала. Не так шумно, как его Эбби, без детских всхлипов, как Кресси: слезы неудержимо катились по ее щекам и капали с подбородка. Он никогда еще не видел племянницу плачущей, и после ее бесслезного упорства с самого возвращения считал, что она неспособна плакать. Этот беззвучный плач встревожил его сильнее, чем любое шумное проявление чувств.