Галвина удивленно посмотрела на него, не ожидая услышать столь откровенные слова:
— О чем это ты, Торрик? Какие такие вещи лучше забыть?
Гном тяжело вздохнул, остановил свой тренировочный мах и прислонил секиру к стене. Затем провел рукой по мокрой бороде и собрался с мыслями:
— Знаешь, не всё у нас в Эбонской Олигархии так гладко, как можно подумать. Мой Дом Шадар'Лагот оказался замешан в грязных делах. Даже сама Малефия, директриса, обратила на это внимание. К счастью, я был рядовым штурмовиком и находился далеко от этих интриг, когда всё вскрылось. Вот и подумал тогда: а может, это шанс для меня — уплыть подальше, найти новый дом для дунклеров, где все начнется заново.
Самсон отложил саблю, прислушиваясь к словам Торрика, и взглянул на него с сочувствием:
— Похоже, всё стало совсем плохо для тебя, Торрик. Если ты решил сбежать так далеко…
Гном кивнул, его взгляд стал тяжёлым:
— Патриархи и матриархи моего Дома, если и живы, то точно не выйдут из пыточных. А для остальных… Ну, тут уж как повезёт. Может, кого-то назначат новым патриархом, а может, и в кандалы закуют. — Он пожал плечами, с неким горьким смирением в голосе.
Галвина нахмурилась и спросила, явно пытаясь понять тонкости политики дунклеров:
— Но ты же рассказывал, что вами правят синдики? Как же так получается, что эльфы управляют домами? Это что, два вида власти?
Торрик рассмеялся, его смех заглушил стук дождя по крыше:
— Да, правят дунклерами синдики. Но дома… Дома всегда под управлением темных эльфов. Это запутанная система, но она работает. Или работала до недавнего времени.
Галвина покачала головой, едва понимая его:
— У вас такая сложная иерархия, Торрик. Никак не пойму, как в этом не запутаться. У нас всё проще: король, а под ним лорды и рыцари. Примитивный, как ты говоришь, феодализм. Но зато понятно, кто кому подчиняется.
Торрик снова затянулся трубкой и выпустил клубы дыма, улыбаясь:
— Да, ваш феодализм проще. Но и у нас, и у вас одно общее — власть имущие всегда стремятся усложнить жизнь простым смертным.
Самсон снова взялся за саблю, его голос прозвучал задумчиво:
— Знаешь, жаль, что мой старый друг Элизар отказался плыть с нами. Столько же всего он пропустил. Столько удивительных событий! Но он предпочёл остаться в тепле и безопасности.
Дождь продолжал стучать, накрывая аванпост, а слова их разговора терялись в глухих лесах Самсонии, где в тенях прятались неизвестные угрозы и древние тайны, ожидающие тех, кто осмелится их разгадать.
Глезыр, присев на бочку, склонился над кружкой, где плескалось молодое, слабоалкогольное вино, приготовленное из местных фруктов. Он сделал большой глоток, но тут же скривился и с досадой пробормотал:
— Слабее эля! Надо еще настояться. Эх, вот бы на корабль вернуться, там, кажется, еще оставалось бренди.
Драгомир, сидя рядом, занимался чисткой своего пистоля, протирая его тряпкой. Он с улыбкой покачал головой:
— Тебе только дай повод напиться и накуриться! А нам предстоит поход. Вот попадёшь в ловушку с похмелья, будет тогда весело… — Он ухмыльнулся и подмигнул Лаврентию, который задумчиво писал формулы на доске у стены.
Крысолюд лишь отмахнулся, делая очередной глоток:
— Напиваться этим, Драгомир, пока нет никакого удовольствия. А вот на корабле… там нас настоящее вино и бренди ждут. Самое то, чтобы взбодриться перед приключением.
Боцман бросил на него косой взгляд:
— Словно забыл, что на носу у нас целая война с акулоидами. Всё тебе шутки да байки. Вспомни лучше, как капитана гарпии похищали. Вот где было веселье!
Лаврентий, заинтересованный, оторвался от доски и повернулся к ним:
— Гарпии? Никогда их не видел, только слышал о них в проповедях. Что за история, Драгомир?
Драгомир, скалясь, словно вспоминая приятный момент, кивнул.
— Ну да, было дело. Мы тогда плыли мимо атолла Трех Капитанов, как вдруг налетела целая туча гарпий! Схватили капитана, унесли на свои скалы, словно орлы ягненка. Мы причалили, взяли оружие и полезли спасать его, дрались с этими тварями на крутых утесах.
Лаврентий с любопытством спросил, немного краснея:
— А правда ли, что все гарпии — женщины?
Драгомир усмехнулся, подмигнув:
— Они выглядят так, словно все они — женщины, вне зависимости от пола. Но это, знаешь ли, их трюк. Такова природа обманщиц, чтобы заманивать доверчивых моряков и других разумных существ. Но в душе — дьявольские твари, ни разу не женственные!
Лаврентий покачал головой, искренне возмущаясь:
— Какая мерзость! В этом есть явное проявление тьмы, играющей на пороках чад Святой Матери. Такие существа заслуживают только осуждения.
Глезыр засмеялся и отпил еще вина, его глаза хитро сверкнули:
— А представь, если бы они выглядели как крысолюдки! Вот был бы номер, если бы нас на скалы крысолюдки утащили! Хе-хе!
Элиара, которая с самого начала молча ходила по комнате взад-вперед, резко обернулась к ним, сверкая глазами:
— Вам бы лишь морские байки рассказывать и смеяться, когда дело серьезное! А гоблины эти нас обманут, вот увидите! Они нас заманивают на верную гибель, чтобы разделаться с нами.
Драгомир внимательно посмотрел на неё, заметив резкий тон и непривычное беспокойство в её глазах:
— Ты стала какая-то странная последнее время, Элиара. Постоянно тревожишься, куда-то уходит твой спокойный ум. Может, что-то не так? Что тебя так тревожит?
Элиара на мгновение замерла, поняв, что почти проговорилась, но тут же одёрнула себя, её голос стал холодным:
— Я просто не хочу, чтобы мы все угодили в ловушку из-за вашего наивного доверия к этим дикарям. Безумец тот, кто полагается на дружбу с племенем, едва способным связать два слова.
Лаврентий молча смотрел на неё, будто видел насквозь, а потом медленно кивнул, делая в уме выводы. Он убеждался, что в поведении Элиары появилось нечто новое, что она явно скрывает. Но пока он не знал, что именно — только ощущение опасности, исходившее от её скрытности.
Крысолюд заметил напряжение в воздухе и снова фыркнул, отворачиваясь от этой сцены:
— Вот спорим, она что-то недоговаривает, а потом это обернётся для нас боком, — пробормотал он себе под нос, делая вид, что не обращает внимания на испепеляющий взгляд чародейки.
Элиара, вспыхнув от гнева, развернулась и вышла в ночную тьму, оставив Лаврентия, Глезыра и Драгомира размышлять о её странностях и о тревожных знаках, которые висели над аванпостом, как предвестие надвигающейся грозы.
На следующий день в лагере царила привычная суета, хотя напряжение перед предстоящими событиями не покидало никого. Гругг, размахивая половником, готовил всем еду и параллельно рассказывал свою историю так, словно она была байкой из старых времен:
— Ну, значит, вот как было дело. Наш клан Танцующего Крокодила и клан Бледной Ночи воевали за один маленький остров, который был посреди наших земель. Думали, пустой, а потом как нашли там жилы серебра — и понеслось! Умудрились даже разделить его пополам, но недолго радовались… Ни мы, ни они не отказались от претензий. И так воевали, что даже те, кто там жил, подняли свой клан — Серебряной Стопы. Ну, а потом капитан Мог решил, что не стоит лишаться воинов из-за какого-то клочка земли. Вот я и ушел в поисках нового места, где можно было бы стать сильнее, а не воевать за камни.
Лаврентий, который помогал разносить утренний паек, с удивлением заметил:
— Ты стал очень хорошо говорить на агоранском, Гругг. Почти без акцента.
Гругг, скромно улыбнувшись, пожал плечами:
— Когда не умел, говорили, что дурак, а теперь говорят, что слишком умный. Ну, я просто учусь слушать. А еще вы болтаете без умолку, приходится запоминать.
Самсон, сидя неподалеку и обдумывая предстоящий поход на белоголовых, вздохнул, строя планы на завтрашний день с тяжестью в сердце:
— Если мы переживем этот поход да еще и сможем разобраться с серой пирамидой, то нужно будет возвращаться на материк за новыми припасами и людьми. Мачту мы почти починили, и скоро можно будет поднимать паруса. — Он замолк, прислушиваясь к мысли, которая, казалось, тревожила его больше всего. — Правда, кто-то должен будет остаться здесь. Я не могу допустить, чтобы Самсония за это время пришла в запустение или была захвачена. А вернемся мы не раньше, чем через пару месяцев.