Подставляя лицо морскому ветру, Лаврентий шагал по каменной лестнице вверх, к загадочной башне, нависшей над берегом. Башня, сложенная из серого камня, с которой сливались плети плюща и дикого винограда, казалась частью скалы. Над входом висела табличка со строгим предупреждением: «Обсерватория! Не беспокоить!». Клирик на мгновение остановился, рассматривая потрепанный медный колокольчик у двери, и теперь боролся с искушением постучать. Но в итоге любопытство взяло верх, и он тихонько позвонил.
Спустя несколько мгновений дверь открылась, и из нее высунулся худощавый старик с бородкой, растрепанной ветром. На его заостренном лице отражалось недовольство, а в глазах блеснул огонек подозрительности.
— Ты еще кто такой? — рявкнул он, прищурившись. — Агент инквизиции?
Лаврентий поспешно поднял руки в знак мира:
— Нет-нет, я всего лишь скромный священник Святой Матери, путешественник. Просто увидел вашу обсерваторию, и… стало интересно.
Старик почесал бородку, задумчиво посмотрел на клирика и вздохнул:
— Ну, если ты священник, тем более тебе тут делать нечего. Мы тут небо изучаем, звезды смотрим, а не свечки ставим! — Он сердито потряс кулаком в сторону небес, словно грозя самим богам. — Небо, понимаешь?!
— Но это же прекрасно! — с искренним восторгом ответил Лаврентий. — Изучение неба — благородное дело, и Святой Матери угодно, чтобы люди стремились к знанию.
Старик прищурился, словно проверяя, не издевается ли клирик над ним, затем неожиданно махнул рукой:
— А, пёс с тобой! Заходи!
Внутри обсерватория была не больше уютного домика отшельника. Первый этаж оказался маленькой кухней, совмещенной со спальней. В углу стояла потрепанная кровать, покрытая одеялом с изображением звезд, на столе — остатки вчерашнего ужина и стопка астрономических книжек. На стенах висели схемы звездного неба, сшитые из пергамента и разрисованные чернилами.
Старик повел Лаврентия вверх по винтовой лестнице, каждый шаг по которой отдавался легким скрипом. Наверху находилась лаборатория астронома. Здесь теснилось множество приборов: старый бронзовый телескоп, направленный через окно на небо, множество луп, сложенные стопкой стеклянные линзы и целый ряд металлических сфер с выгравированными созвездиями. На полках громоздились многочисленные запыленные книги, а ещё повсюду лежали исписанные листы бумаги с запутанными вычислениями и схемами.
Лаврентий осматривал это скромное, но удивительное пространство, полное вдохновляющего хаоса.
— Вот оно, мое царство, — гордо объявил старик, обводя рукой весь беспорядок. — Я астроном. Смотрю на звезды и планеты уже полвека. Знаешь, сколько раз мне говорили, что я безумец? Да плевать мне на их мнение! А знаешь, что я за это получил? Ничего!
Лаврентий усмехнулся, разглядывая старый телескоп, и тихо сказал:
— А что вы видите там, в этом безграничном небе?
Старик прищурился, схватил с полки несколько исписанных листов и ткнул пальцем в свои чертежи:
— Вот! Изучаю тела, что находятся за пределами нашего мира. Вон тот, я его назвал Циклопом, потому что он иногда как будто подмигивает — появляется на нем какая-то точка, словно глаз. Хотел бы я знать, что это значит… но не знаю! Наверное, тебе, клирик, такого не понять.
Лаврентий кивнул, делая вид, что понимает, хотя смысл загадочных слов старика пока ускользал от него. Он попросил разрешения заглянуть в телескоп и наклонился к окуляру, но, увы, увидел лишь мутное пятно. Астроном засмеялся:
— Глядеть надо ночью, глупец! Тогда видно все самое интересное. — Он вдруг запрыгнул на табуретку, снял с полки синий колпак с золотыми звездами и натянул его на голову. — Видишь вот этот колпак? Он помогает мне лучше чувствовать звезды!
Лаврентий с улыбкой спросил:
— А как именно помогает?
— Не твое это дело! — усмехнулся старик. — Это секрет астрономов. А знаешь, чем я сейчас занимаюсь? Изучаю Малую Луну. Все знают, что бывают две луны, но никто не понимает, почему то одна, то две. Что за тайна скрыта в их появлении?
Лаврентий, заинтересованный, присел на стул и стал слушать:
— А у тебя есть записи, когда Малую Луну видели?
Старик замер, явно не ожидая такого вопроса от священника, затем бросился к полкам, извлекая пыльные свитки:
— Конечно, конечно! Держи, если что-нибудь понимаешь в этих каракулях.
Лаврентий разложил записи на столе и стал сосредоточенно просматривать даты и циклы появления Малой Луны. Затем попросил пергамент и перо, и старик, суетливо притаскивая чернильницу, что-то пробормотал себе под нос.
Клирик внимательно переписывал данные и начал составлять уравнение, сверяясь с астрономическими записями. В голове его складывались числа, и, наконец, он произнес:
— Если учитывать углы наклона орбит и влияние света, то можно высчитать приблизительный цикл появления Малой Луны в течение нескольких десятилетий. Должно быть, у нее есть и более длинный цикл, который мы просто не заметили.
Старик замер, присматриваясь к расчетам Лаврентия, затем вдруг засиял, словно озаренный открытием:
— Эй, клирик, а ты не так уж и глуп, как я думал! С такими расчетами мы сможем предсказать следующее появление обеих лун! О-о, я чувствую, что близок к разгадке!
Лаврентий улыбнулся, но его не оставляло странное чувство, будто они вторглись в неведомую тайну мира.
В таверне разговоры текли, как поток темного эля, вперемешку с громким смехом и шутками. Торрик, расправив плечи и подняв кружку, вдруг задал вопрос, который словно завис в воздухе:
— А вы-то, ребята, что планируете в этих новых землях найти? Какие мечты скрываются под вашими пыльными шляпами?
Глезыр, пригубив своего любимого напитка, лениво скользнул взглядом по таверне и хитро усмехнулся.
— Ну, сначала, конечно, хочу найти побольше диких зарослей дурелиста, ха-ха! — Он хмыкнул, довольный собственной шуткой, но потом добавил: — Если же серьезно, не хочу задерживаться в этих местах дольше необходимого. Если найду что-то ценное — хорошо, а если нет — Самсон мне и так заплатит, лишь бы домой вернуться целым.
Гругг, которому все это время приходилось подстраиваться под низкие потолки таверны, гулко рассмеялся и заявил:
— А я, пока на корабле нужны мои руки и мой котел, буду для вас готовить. А потом вернусь на Клыковые острова к семье. У меня там жена и пятеро детишек, жду, не дождусь, когда смогу увидеть их снова.
Галвина, задумавшись, спросила:
— А где находятся эти Клыковые острова, Гругг, и откуда такое название?
Огр потер затылок, словно вспоминая давнюю легенду, и начал рассказывать медленно и размеренно, как ему было свойственно:
— Это далеко на севере Атоллии, за холодными течениями. Там скалы, высокие, как острые клыки, что торчат из моря. Раньше в наших кланах были настоящие воины, мы захватывали острова дикарей и людоящеров, но сейчас… Пираты не очень-то разрешают нам воевать без их одобрения. А поссориться с пиратами — это самое плохое, что может случиться.
Галвина, словно бы думая вслух, тихо сказала:
— Не знаю, что ждет меня в этих новых землях. Может, я встречу новых людей, тех, кто рискнет отправиться сюда, и научу их защищаться, научу тому, что знаю сама… Но жизнь показывает, что не все можно спланировать.
Она сделала большой глоток вина и, чувствуя, как оно обжигает горло, встала, чтобы выйти на улицу подышать свежим воздухом. Легкий морской бриз коснулся ее лица, смывая пьяную лихость вечера.
Возле входа в таверну к ней снова подошел Емельян, и в его взгляде читалась тревога. Он заговорил приглушенно, словно боясь, что его подслушают:
— Правда, что вы собираетесь в южные моря, Галвина?
Она кивнула, чуть нахмурившись от его серьезного тона.
— Да, правда. Мы готовы к любым опасностям. А что, ты тоже хочешь предупредить нас о чем-то?
Емельян сжал губы, но потом заговорил снова, голос его был глухим, как шум морского прибоя:
— Нет, это не байка. Там водится Тихий Ужас, бич южных морей. Мало кто возвращался, когда Ужас находил их корабли. Говорят, он огромный, как целый город, но его невозможно заметить, пока не станет слишком поздно. Он подбирается тихо, словно мрак, и одним движением поглощает целые корабли.