— Это же мелочь, капитан! — заявил он, размахивая рукой так, что треснула деревянная перегородка. — Воду надо просто довести до кипения! Я в походах не раз пил кипяченую воду, когда лужи и ручьи были единственными источниками, и ничего со мной не случилось. Варёные червяки — не самое худшее, что можно проглотить в таких условиях.
Галвина нахмурилась, её лицо исказилось выражением отвращения. Она прищурилась, глядя на гнома, и с нескрываемым раздражением возразила:
— Я не собираюсь пить воду с варёными червяками… или кто они там? Может, для тебя это нормально, Торрик, но мне это не подходит. Мы же не дикари, чтобы опускаться до такого.
Торрик хмыкнул, но промолчал, лишь затянувшись своей трубкой и выпустив клубы дыма, словно этим жестом хотел выразить свое мнение о «городских» привычках и слабостях.
Самсон, понимая, что их спор вряд ли приведет к решению, вздохнул и покачал головой.
— Не будем рисковать здоровьем, когда мы посреди океана, — заявил он твёрдо. — Если кто-то отравится, это может обернуться катастрофой. У нас нет лишних рук, чтобы лечить больных или кормить тех, кто не в состоянии работать.
Затем он обратился к Элиаре, которая сидела на краю стола, скрестив ноги, её плащ слегка касался пола.
— Ты же знаешь магию воды, — спросил Самсон, с надеждой глянув на неё. — Можешь ли ты очистить воду в бочках?
Элиара на мгновение замялась, её взгляд стал чуть более напряжённым. Она отвела глаза, словно пытаясь что-то утаить, но потом всё же ответила:
— Нет, очистить воду от таких мелких тварей я не могу, — признала она. — Но я знаю заклинание, которое может сделать солёную воду пресной. Правда, много воды так не преобразуешь, я упаду без сил раньше, чем смогу обеспечить водой всех на борту. Но на самый крайний случай, если будет совсем плохо, смогу попробовать.
Самсон кивнул, но в его глазах мелькнуло беспокойство. Он понимал, что в их ситуации каждое действие требовало взвешенного подхода, к тому же ему не хотелось доводить Элиару до изнеможения, когда впереди ещё долгий путь.
Тут в разговор вмешался Лаврентий, который до этого тихо сидел у окна, сложив руки на груди. Его лицо оставалось спокойным, но в глазах была заметна задумчивость.
— У меня есть другое предложение, — произнёс он, наклонив голову. — Я могу превратить вино в воду, если понадобится. Могу благословить наши запасы, чтобы они стали пригодными для питья, и это будет служить в нашей нужде.
Едва он успел договорить, как Глезыр вскочил со своего места, его хвост метнулся из стороны в сторону, а глаза вспыхнули от негодования.
— Совсем святоша с ума сошёл, а?! — завопил он, размахивая лапами. — Вино — это же святое! Да ты подумай, что предлагаешь! Мы же не ради воды его на борт взяли, а чтобы скрасить ночи в этом чёртовом море! Это уж слишком!
В ответ Лаврентий лишь пожал плечами, не выражая никаких эмоций, его лицо оставалось спокойным, словно он не обращал внимания на негодование крысолюда.
— Жизнь важнее комфорта, Глезыр, — сказал он тихо, но твёрдо. — Но это, конечно, на крайний случай. Пока есть вода, не будем трогать ваше вино.
Самсон, пытаясь разрядить напряжение, усмехнулся и хлопнул по плечу крысолюда.
— Успокойся, Глезыр, — сказал он, кивнув. — Будем надеяться, до этого не дойдёт. Если не случится штиля или других неприятностей, наших запасов должно хватить до Атоллии. Но если придётся, мы сделаем всё возможное, чтобы выжить.
После этого капитан отпустил всех, и члены совета разошлись по своим делам. Торрик вернулся к бомбарде, бормоча что-то себе под нос о ненадёжности городской воды и преимуществе луж, Галвина направилась в свою каюту, всё ещё недовольно бурча, а Лаврентий с невозмутимым видом ушёл молиться в свою небольшую келью на борту.
Элиара задержалась на мгновение у двери, бросив взгляд на Самсона.
— Надеюсь, ты прав, капитан, и эти бочки не станут нашей последней ошибкой, — сказала она с лёгкой усмешкой, в которой скрывалась тревога. — Но если что, я сделаю всё, что смогу.
Самсон в ответ лишь кивнул ей и остался в своей каюте один. Он смотрел на карту, размышляя о долгом пути, что ещё предстоит пройти, и о трудностях, которые могут возникнуть в любое мгновение. Впереди был Бесконечный Океан, а вместе с ним — испытания, которые могли сломить даже самых стойких.
«Рыба-меч» продолжала свой путь по спокойным волнам Бесконечного Океана. Ночь была тиха и безветренна, как будто само море уснуло, уступив звёздам возможность доминировать на небесном куполе. Яркие звёзды безраздельно владели тёмным небом, и их свет отражался в чёрной, как чернила, воде. На борту было тихо, лишь изредка доносился стук мачт и скрип канатов, нарушавших этот покой.
Лаврентию не спалось, и он решил выйти на палубу. Ему нравились такие ночи, когда небо было чистым, а звёзды казались настолько близкими, будто можно было протянуть руку и коснуться их. Он стоял у борта, держа в руках амулет Святой Матери, и его губы беззвучно шептали молитву. Лицо священника было обращено к звёздам, а в его взгляде читалась глубокая сосредоточенность.
К нему подошёл один из матросов — худощавый юноша с обветренным лицом и загрубевшими руками — свидетельством долгих месяцев на море. Паренек неуверенно почесал затылок, но всё же решился обратиться к клирику.
— Отец Лаврентий, — начал он, опуская взгляд. — Вы не могли бы меня благословить? Знаю, что, может, это не по-нашему, но мне как-то спокойнее будет.
Лаврентий тепло улыбнулся, его лицо стало мягче, и он положил руку на плечо юноши.
— Конечно, сын мой, — сказал он и произнёс короткую, но проникновенную молитву, благословляя юношу и желая ему безопасности и защиты на этом опасном пути. Матрос благодарно кивнул и, слегка смущённо улыбаясь, вернулся к своим обязанностям.
Но этот момент заметил Драгомир, стоявший у штурвала. Он поднял одну бровь, будто его что-то позабавило в этом зрелище, передал штурвал другому матросу и подошёл к священнику, опершись на борт рядом с ним.
— Ты всё же странный для клирика, Лаврентий, — произнёс он, покачав головой и глядя на море, на котором отражались звёзды. — Редко такое увидишь.
Лаврентий изумлённо приподнял брови и посмотрел на боцмана, слегка склонив голову.
— Почему же? — спросил он, сдерживая улыбку. — Чем это я так выделяюсь?
Драгомир хмыкнул и, сунув руки в карманы своей поношенной куртки, посмотрел на него с искренним интересом.
— Странно, когда молодой мужчина в духовном сане напрашивается на борт судна, идущего к морскому дьяволу на рога, — ответил он, разглядывая Лаврентия. — Я видел миссионеров на Атоллии. Это матерые, повидавшие всякое старики, которые уже удивиться-то ничему не могут. Но ты… ты совсем другой. Женился бы… Я вот только не знаю: вам жениться-то можно?
Лаврентий слегка усмехнулся и перевёл взгляд на звёзды, словно они могли помочь ему найти правильные слова.
— Да, жениться можно, — ответил он после короткой паузы. — Но только на других служителях церкви Святой Матери. Это у гелионистов можно жениться на ком угодно, хоть на крестьянке, хоть на дворянке. А у солнечных аскетов вообще всё строго — им даже любовью заниматься нельзя. Но у нас, у солариан, важнее всего — долг: распространять веру в Святую Матерь по всему свету. Если ты в этом ничего не понимаешь, Драгомир, то и рассуждать не стоит.
Драгомир усмехнулся, но в его глазах промелькнуло уважение к стойкости и убеждениям Лаврентия. Он кивнул, как будто признавал его правоту, хотя и не мог до конца понять этого образа жизни.
— Может, ты и прав, отец. Но всё равно тебе здесь не место, как мне кажется. Ты создан для мира, а не для этой бесконечной воды и опасностей.
На этот раз Лаврентий просто улыбнулся и снова посмотрел на звёзды, не отвечая на слова боцмана. В это время к ним подошла Галвина. Её шаги были почти неслышными, как у человека, привыкшего к ночным вылазкам, а лицо оставалось скрытым в тени капюшона.
— Что это вы тут шепчетесь под звёздами, как два заговорщика? — с усмешкой спросила она, глядя то на Лаврентия, то на Драгомира. — Я думала, что одна не могу заснуть, а оказывается, и у вас бессонница.
