Однако план «поплыл» уже в первый месяц. Естественно, из-за смежников. Кто б сомневался? Потребовали скорректировать план, однако пересматривать его я не стал и полную зарплату менеджеры не получили.

Зато во в следующий месяц ответственные сотрудники подключили не только свои личные связи в министерствах и ведомствах, но и вышли на руководство КГБ. Даже мой куратор удивился.

— Чем это ты их достал, что они вынесли мозг своим кураторам? Даже Юрий Владимирович озадачился.

— Не хотят потерять семьдесят процентов зарплаты, — усмехнулся я.

— Ах, да! У тебя же какая-то хитроумная система оплаты труда. Ты объяснял. Там не то, что не выполнять нельзя, но и перевыполнять. Штрафуется и за то, и за другое… Хе-хе… Ну-ну… Не для русского человека такой режим. Мы же привыкли весь месяц ничего не делать, а потом за неделю…

— Да, какой там — месяц? Ха-ха! — рассмеялся я. — Год привыкли балду пинать, а потом за неделю, кое как смастрячить…

Это мы разговаривали с ним в феврале. Потом в марте снова немного посмеялись потугам и возмущениям моих управленцев, а в апреле «воз», вроде как, сдвинулся с места и потихоньку покатился. Первой поставили и запустили автомастерскую. К тому времени автомеханики прошли стажировку на заводах «Мерседеса», «Вольцвагена», «Рено», «Форда» и «Фиата». Куда ж без него? Иномарок в Москве было не так много, а в сервисы «Жигули-Лада» автовладельцы стояли в очереди по несколько месяцев.

Уже в июне установили автосигнализацию на «Мерседес» Владимира Высоцкого, «Жигули» Никиты Михалкова, и «Волгу» Максима Дунаевского. После этого электрики автосервиса работали полноценные восемь часов с двумя выходными. Перерабатывать, или, тем более, «сбивать шару» я им запретил под угрозой увольнения и востребования с них средств, потраченных на их обучение.

Автосигнализация была запатентована в Соединённых Штатах Америки в тысяча девятьсот тринадцатом году, а иммобилайзер в девятьсот девятнадцатом. Я не стал покупать лицензию, а добавил в иммобилайзер автоматическую смену настройки системы, скользящие коды, продвинутую криптографию и получил свой патент. Принципиальным новаторством в «моей» сигнализации было использование микросхем внутри ключа, которая активировалась небольшим электромагнитным полем, которое вызывает протекание тока внутри корпуса ключа, который, в свою очередь, передает уникальный двоичный код, считываемый блоком управления автомобилем. Когда блок управления двигателем определяет, что кодированный ключ является текущим и действительным, он активирует последовательность впрыска топлива и машина едет.

Если запустят хотя бы пять спутников связи, повесив их над территорией СССР, мои иммобилайзеры можно будет подключить к услуге слежения. Что весьма полезно не только в качестве средства розыска угнанной автомашины, но и для специальных, хе-хе, мероприятий.

Обдумав все за и против моей поездки в «Париж по делу срочно», я склонился к тому, что ехать надо. Хотя мне уже было понятно, что никакая аппаратура никакой опухоли в моей голове не покажет. С Джоном Сомерсетом у нас сложились весьма доверительные отношения, потому что я его взял на солидный такой финансовый крючок.

После моего исчезновения в Альпах и небольшой, вокруг этого, шумихи, я проявился в Индии, где в аффилированном компании «Рэйнбоу» банке установили мою, Джона Сомерсета младшего, личность, после чего я снова «благополучно» исчез из поля видимости «папарацци». Своё исчезновение после спуска с горы я объяснил усталостью от публичности и желанием попутешествовать. Сам же по другому паспорту снова вернулся в Париж, а потом в СССР. Так что для всего мира я, как Джон Сомерсет, остался живым и невредимым, но чудаковатым миллионером, чурающимся публичности.

Передав Сомерсету старшему полномочия по управлению заводами, фабриками и лабораториями, я оставил за собой право формирования бюджета, контроля и стратегического распределения финансов. Сомерсет о моём «финте ушами» сначала не знал. Потом мы с ним и с моим куратором обо всём переговорили и пришли к консенсусу. Исчезновение с их поля зрения мне и было нужно для подписания определённых документов, гарантировавших мне безопасность. Не доверял я, почему-то, никому к концу той и в этой жизнях. Вот и путал следы, как заяц. Хе-хе…

В Москве я быстро собрал необходимые для перелёта вещи в небольшую дорожную сумку, пообщался с Сашей Кутиковым и Владимиром Семёновичем. Сообщил им, что уезжаю по делам Фонда в Париж, выслушал охи и ахи Кутикова, и шутливые напутствия с дружескими похлопываниями по плечу Владимира Семёновича. Его сейчас выпускали вместе с Мариной Влади свободно, и Париж ему (как он сказал) надоел.

— Слушай, Пьер, у меня столько идей. И ребята такие толковые в труппе… Ставим Васю Шукшина, представляешь⁈ Получил разрешение у Любы на театральную инсценировку «Воли». Ну… «Я пришёл вам дать волю», помнишь у Шукшина? Или не читал?

Высоцкий подозрительно на меня посмотрел. Я улыбнулся.

— Да, нет! Читал! Я по глазам вижу! Ты же наш, хоть и французишка! Кхе-кхе!

Высоцкий простуженно закхекал.

— Слушай, Владимир Семёнович, поехали со мной? Я сначала в Париж, а потом в Лондон в одном медицинскую клинику. У моего отца там знакомый врач. Ты кашляешь как-то нехорошо.

— Заболел, что ли? — спросил Высоцкий, слегка напрягшись.

— Я? Нет! Он меня прокапывает разными витаминами, плазмами. Хрен знает чем, но я потом себя намного лучше чувствую и готов горы своротить.

— Хе-хе! Чем это он тебя прокапывает, что ты горы сворачиваешь?

— Совсем не тем, о чём ты подумал, — улыбнулся я. — Поехали? Хуже не будет, а у тебя вон сколько дел. Силы нужны, да и здоровье. Поехали?

— Кто ж меня выпустит? — усмехнулся Высоцкий. — Так вот, ни с того, ни с сего…

— Паспорт есть? Есть! Виза не нужна! Выпишем командировку. Вон, Сашку Кутикова возьмём. Я вам свой дом покажу…

— Млять! Как у него всё просто! — Высоцкий обратился к вставшему в стойку, как сеттер, Кутикову. — Хотел бы я так жить.

Высоцкий вздохнул.

— Так и живи. Марину бери и полетели.

[1] KPI (Key Performance Indicators) — это ключевые показатели эффективности или деятельности. Они в числовом выражении отражают качество и результат действий работника за определённый период времени.

— И тебе не жалко денег⁈ — спросил Высоцкий тоном Жеглова. — Ведь и поездка, и клиника, они же денег стоят. А мы тебе никто… Как это понимать?

— Понимай, как мою заботу о перспективном бизнес-партнёре. Некоторые фирмы за границей оплачивают сотрудникам медицинскую страховку, а высшему управленческому персоналу помимо медицины даже спа, другие косметологические процедуры и санатории. В СССР этим профсоюзы занимаются, а там — сами хозяева компаний. Вот и я озаботился.

Я сказал это так серьёзно, что Высоцкий нахмурился.

— А я думал, ты по дружески…

Я улыбнулся.

— И это тоже. Но, что это я тебе буду в дружбе признаваться, — сказал я тоже тоном Жеглова, только «жёсткого». — Ещё подумаешь, что «французишка» скабрезные цели преследует.

Высоцкий растянул губы в улыбке и восхищённо вскинул брови.

— Да ты артист, Пьер! Совсем меня скопировал, когда я Груздева допрашивал в «Месте встречи». Тебе сниматься надо. На сцене не потянешь, а вот эпизод сыграть ты сможешь.

— Кстати, про сцену и съёмки… Может быть кино про «Степана Разина» снимешь? То, что Шукшину не дали снимать. Не видел твой спектакль, но Разин, — это твой типаж.

— Нет ещё спектакля, Пьер, — скривился и потупил взгляд Высоцкий. — Пробуем только, с художниками работаем. Кстати… Нам бы денег…

— Пиши план и формируй бюджет, — пожал плечами я. — Как раз еду и за тем, чтобы денег добавить на наши проекты. Мне конкретная цифра нужна.

— Нарисуем! — снова «расцвёл» Высоцкий.

Я мысленно усмехнулся.

— А что это ты про съёмку кино сказал? Это, друг мой, не спектакль. Кино — это оборудование, павильоны…