Настроение у него было отличное, и я понимал его. Наверх я вытащил документы, касающиеся только семьи Семёныча. Всё остальное, в том числе и белогвардейский архив, и архив американского экспедиционного корпуса, я оставил на прежних местах. Каким образом американский архив оказался в подвале дома Семёныча, я представить себе не мог. Выкрали его? Наверное. Кто? Арсеньев с дедом Семёныча? Наверное. А кто ещё? И что мне оставалось думать, когда я наткнулся на агентурную картотеку и личные дела американской агентуры, и что делать. Как мне было их не отдать любимому государству?

Пришлось документы отдать. И золото тоже отдать. Не получалось не отдавать золото, а было так жалко, что я весь чесался. Пока не додумался позвонить цыганскому барону. А кому мне ещё было звонить? Билу Клинтону?

— Привет, Роман Григорьевич, — поздоровался я с папой цыганской девочки Татьяны, когда позвонил ему на третий день моих страданий над златом и перебором картотеки «американских» засланцев.

— О-о-о! Евгений! Как я рад тебя слышать! Тебе жутко повезло, что ты меня застал дома! И мне жутко повезло, что я задержался дома. Мы уезжаем к родственникам в Румынию. Ты уже передумал и хочешь к нам приехать. Это хорошо, потому, что Татьяна так и не перестаёт о тебе думать.

— Подождите, Роман Григорьевич. У меня платный звонок, а мне нужно с вами сильно посоветоваться.

— Так, советуйся, чего ты молчишь?

— Кха! — кашлянул я так в трубку, что цыган «ойкнул». — Что это там у тебя гавкнуло? Собачку завёл.

— Рояль я себе завёл «Шрёдер». Слышали про такую немецкую фирму?

— Солидная фирма, но не немецкая, а российская. Это старейшая фирма по производству фортепиано в России. Иоганн Фридрих Шредер был одним из немногих российских производителей, прославившихся и на международном уровне. У тебя на чугунной раме?

— На чугунной, — подтвердил я.

— Значит инструмент выпущен уже после восемьсот шестьдесят второго года. Это очень надёжная вещь. Играет?

— Очень даже вполне себе… В очень хорошем состоянии. Думаю, он появился во Владивостоке в году девятисотом. Это рояль первого гражданского жителя Владивостока и он стоит у меня в квартире.

— В твоей квартире стоит рояль? — удивлению цыгана не было предела. — Евгений, как это возможно?

— Э-э-э… Роман Григорьевич, я сейчас живу в такой квартире, где может стоять рояль. Так вот… Я хочу его продать. В половину цены. Из уважения к вам, Роман Григорьевич и к вашей дочери Татьяне.

— А какая цена?

— Пять тысяч.

— Ну-у-у… Что ж… Хорошая цена. Красивый, говоришь?

— Из корня карельской берёзы сделан. Дерево само поёт.

— Из корня карельской берёзы? — удивился цыган. — Ни разу не видел такой инструмент. А ты электрогитару сделал? Как мечтал?

— Сделал. И она очень неплохо играет. Приехали б вы ко мне, Роман Григорьевич, я бы вам такие вещи показал. Вы очень сильно удивитесь. Очень…

Последнее «очень» я произнёс так значительно, что цыган на минуту завис.

— Мне срочно нужно выехать в Румынию, но сразу после неё я еду к тебе.

— Тогда к вам будет просьба. Сможете купить в Румынии транзисторы?

— Ну-у-у… В принципе… Тебе я не могу отказать, Евгений, ты же понимаешь… Кхе-кхе…

— Я успею дать вам телеграмму с номерами?

— Если только «молнию». Мы завтра уже уезжаем.

— Всё, звоню на почту. Приедете, деньги отдам.

— Хорошо, — как-то обречённо произнёс цыган я понял, что ему придётся тратить валюту.

— Две цены отдам.

В телефонной трубке послышался облегчённый выдох.

— Да-да, хорошо, Женя. Жди меня дней через десять. И адрес укажи в телеграмме. И телефон.

— Хорошо-хорошо…

Чтобы отправить телеграмму, мне пришлось брать наличные и бежать на главпочтамт. По телефону почта «молнии» с названием транзисторов не принимала. Мне пришлось брать с собой чешский транзистор и показывать.

— У меня знакомый за границу уезжает в командировку в Румынию. Обещал привезти мне оттуда транзисторы, — сдуру ляпнул я.

— Какая заграница? Ты это что, мальчик? Мы за границу телеграммы шлём только с разрешения органов. А ну, ка, посиди ка… Девочки, придержите его…

Девочки меня придержали. Старшая «телеграфистка» куда-то позвонила, кто-то пришёл, прочитал мою телеграмму, посмотрел на транзистор, на меня, на старшую.

— Вы что панику разводите? — спросило он добродушным тоном так, что старшая телеграфистка присела. — Телеграмма куда? В Румынию? Нет в столицу нашей Молдавии — Кишинёв. Мальчик радиолюбитель… Да, Евгений Дряхлов?

Я кивнул так, что у меня чуть не отстегнулась голова от шеи и клацнули зубы. Человек в сером костюме улыбнулся.

— Он вам даже свидетельство о рождении принёс. А почему «молния»?

— Они завтра уже едут…

— Понятно. Принимайте и отправляйте, девочки. У парня времени совсем нет.

«Девочки» засуетились. Мужчина в сером пальто и сером костюме потрепал меня по шевелюре и ушёл.

Роман приехал, так, как и сказал, ровно через десять дней. Когда я пришёл со школы, он сидел у меня в квартире и играл на рояле. К тому времени вызванный мной настройщик распарил то, что рассохлось и перетянул струны. Инструмент, действительно, играл неплохо. Громко, бурно.

— У него приятный звук, — сказал гость, — но я его брать не буду. Если тебе нужны деньги я тебе их дам. Ты же помнишь про счёт, открытый на тебя? Даже на нём есть неплохая сумма. Хочешь, пусть мама снимет.

— Нет, деньги мне не особо нужны. У меня неплохо получается зарабатывать. Хотел тебе сделать приятное. Рояль мне не нужен.

— Да, я уже посмотрел твою аппаратуру. Тут её на тысяч пять. Откуда такие заработки? А на счёт рояля… Сейчас не нужен, так потом будет нужен. Ты же песни сочиняешь? На рояле легче всего сыграть, подобрать… Пусть стоит.

— На инструменте играть надо, а я гитару люблю… Да и климат у нас переменчивый. Летом влажно так, что двери не закроешь, а зимой батареи так топят, что рассыхается всё.

— Так, поставь на батареи вентили, чтобы регулировать подачу воды. У нас давно так.

— О, мля! Точно! — подумал я. Странно, что элементарную, полезную «рацуху для дома для семьи» я сделать не догадался.

— Ну, ладно! Значит, отказываешься покупать рояль? Ну и хорошо, пусть стоит. Давай, я тебе покажу то, ради чего, собственно, пригласил, — сказал я и провёл цыгана в свою мастерскую, где стояли, собранные мной усилители и колонки. На некоторые литографическим способом был нанесён логотип «Jonny». Почти «Sonny»… А почему бы и нет?

— Это то, о чём я думаю? Сам сделал? Из таких же деталей, что я привёз? Хорошо выглядит. Как звучит?

— Да, это сделал и собрал я сам. Звучат по высшему классу. Хайфай — минимум. Сейчас включу тебе наш, переделанный мной магнитофон, где стоят похожие усилители и динамики моего собственного изготовления.

Я включил «Ноту». Зазвучал наш школьный новогодний «концерт». Потом я поднёс палец к губам и, подойдя к письменному столу, выдвинул его верхний ящик. В ящике лежала коробочка, наполненная самородным золотом. Я ещё раз приложил палец к губам и, обведя комнату рукой, показал на уши.

— Хорошо звучит. Кто играет? Незнакомые песни.

— Это мой ансамбль играет на школьном новогоднем вечере. Это моя музыка и песни. Нравится? — спросил я, показывая пальцем на золото.

— Очень! — сказал цыган, и улыбнулся. — Какому цыгану не нравится… хорошая музыка. Цыган любит… музыку. Много у тебя… такой музыки?

— Много. Готов отдать на реализацию. У вас, у цыган, получится это, — я показал пальцем на золото, — продать?

— Конечно. Отличная музыка.

Цыган ткнул пальцем в магнитофон.

— Это по Московским студиям звукозаписи разойдётся легко. Но их там не так уж и много.

— С каждой студи по паре тысяч и нормально. У меня три часа отличной музыки. Предлагаю это, — я ткнул пальцем в магнитофон, — переписать на кассеты и продавать в поездах. В студиях звукозаписи есть кассеты по сорок четыре минуты. Вот, считай, сколько концертов можно записать.