До середины XVI века эти договоры кое-как соблюдались, и евреям приходилось терпеть только те неудобства временного пребывания в полуварварской стране, какие испытывали и христианские гости из Польши и Литвы. Но при Иване Грозном положение изменилось. Царь питал суеверную ненависть к евреям и решил вовсе не пускать их в Москву. Когда группа еврейских купцов из Литвы прибыла в Москву, их арестовали и товары отобрали. Евреи пожаловались Сигизмунду-Августу, и либеральный король написал царю горячее письмо в защиту попранных прав своих подданных (1550): «Многократно чинят нам докуку (докучают жалобами) подданные наши евреи, купцы нашего великого княжества Литовского, говоря, что ты не пускаешь наших купцов-евреев с товарами в твое государство, а некоторых велел задержать и товары их забрать. Вследствие этого они перестали ездить в твое государство, что ведет к великой обиде и ущербу для них и немалым убыткам по части взимания пошлин для нашей казны. А между тем в наших перемирных грамотах написано, что наши купцы могут ездить с товарами в твою Московскую землю, а твои в наши земли, — что мы с нашей стороны твердо соблюдаем. Поэтому, брат наш, прикажи, чтобы нашим евреям-купцам не запрещали так же свободно ходить в твое государство с товарами своими, как другие купцы наши и твои ходят по нашему и твоему государствам». На это убедительное письмо царь Иван Грозный ответил окриком деспота: «А что ты нам писал, чтобы мы жидам твоим позволили ездить в наши государства по старине, то мы тебе неоднократно писали о том раньше, извещая тебя о лихих делах от жидов, как они наших людей от христианства отводили, отравные зелья (лекарственные травы) в наше государство привозили и многие пакости людям нашим делали. И тебе, брату нашему, непригоже много писать о них, слыша про такие их злые дела. Ведь и в других государствах, где бы ни жили жиды, много зла от них делалось, и за такие дела они из тех стран высланы, а иные и смерти преданы. Мы никак не можем велеть жидам ездить в наши государства, ибо не хотим здесь видеть никакого лиха, а хотим, чтобы Бог дал моим людям в моем государстве жить в тишине без всякого смущения. А тебе, брат наш, не следовало впредь писать нам о жидах».
В душе Ивана Грозного, очевидно, сочетались оба элемента юдофобии: страх и ненависть, московский страх перед воплощением антихриста и ненависть к еврею, внушенная фанатиками из православного духовенства, оправдываемая слухами о преследованиях евреев на Западе. Этим можно объяснить ту жестокость, которую царь, по словам летописцев, проявил после взятия пограничного польского города Полоцка московскими войсками (февраль 1563). Он приказал утопить в реке Двине всех оставшихся в городе евреев. Приказ был исполнен: прорубили лед и бросили евреев с женами и детьми в воду. Спаслись лишь немногие, согласившиеся принять крещение по православному обряду. Из поляков были обезглавлены только священники, а миряне были забраны в плен. Однако Полоцк был впоследствии (1579) возвращен Польше храбростью Стефана Батория, покровителя евреев, и разрушенная община была восстановлена[37].
В последней четверти XVI века едва заметны следы евреев в Московском государстве[38]. В столицу страны они не смели приезжать, а ездили иногда в пограничный город Смоленск, куда доступ литовским купцам был вообще легче. Приезд евреев в Московию усилился только в Смутное время, при обоих Лжедимитриях (1605-1608), которые привели в Москву многих поляков. Когда же поляки открыто вмешались в русские дела и Сигизмунд III предпринял свой поход на Смоленск и Москву (1609), среди нахлынувших туда польских солдат и купцов оказалось немало евреев. В самой польской армии были еврейские маркитанты, торговавшие водкой и разными товарами, и многие из этих искателей наживы платились жизнью, когда попадали в руки московитов. Исключительным явлением был еврейский «рыцарь» (доброволец) Бераха из Тишовца, который служил в конном казачьем отряде польской армии и погиб геройской смертью в сражении под Москвой (1610). Такие встречи не могли, конечно, способствовать улучшению отношений к пришлым евреям в Москве. Когда русские бояре вели с польским королем Сигизмундом III переговоры об избрании его сына Владислава на московский престол, одним из условий с русской стороны было запрещение евреям въезда в Москву. Это условие было включено в тот пункт договора, где будущий правитель обязывался охранять неприкосновенность греческой веры и не допускать, чтобы «люторские и римские учители» (протестанты и католики) сеяли раскол в церкви. Избрание Владислава, как известно, не состоялось. Патриотическое движение привело к освобождению Московии от поляков и к господству династии Романовых. От России к Польше отошел только Смоленск, где уже в 1614 году образовалась еврейская община из 80 членов. Здесь и в пограничных местах происходил торговый обмен между Польшей и Россией, ибо после недавних войн даже поляков-христиан неохотно допускали внутрь Московского государства.
Группа евреев попала позже в эту запретную страну не по своей воле. Когда после новой русско-польской войны (1632-1634) среди военнопленных оказались и некоторые еврейские жители занятых русскими городов Литвы и Белоруссии, их отправили в восточные области Руси, в Уральскую область, но вскоре по мирному договору они были отпущены на родину, кроме лиц, женившихся на русских «девках и женках» (указ Михаила Романова от 1635 г.). При царе Михаиле повторился конфликт с Польшей из-за евреев. Король Владислав IV просил царя о дозволении приехать в Россию королевскому фактору Арону Марковичу из Вильны, для ввоза и закупки товаров. Царь ответил, что готов разрешить приезд любому польскому купцу, но не евреям, «коих в России не бывало и с коими никакого сообщения христиане иметь не могут» (1638). Таким образом, Московское государство осталось закрытым для евреев и в первой половине XVII века. Традиция Ивана Грозного была еще крепка в закрытом русском Китае. Не пуская евреев к себе, русские вскоре придут к ним как союзники восставшей Украины, которая через реки еврейской крови перекинется на сторону Москвы, «под высокую руку» царя Алексея Михайловича (1654).
Более «культурное» гнездо юдофобии утвердилось на северо-западной границе Польши, в прибалтийской Ливонии (Лифляндии) с главным городом Ригой. Управляемая «великими магистрами» немецкого ордена меченосцев, Ливония в 1561 г. присоединилась к Польше как вассальная провинция, чтобы избавиться от притязаний Московии и Швеции. Для немецких купцов в Риге, боровшихся со всякой конкуренцией со стороны голландцев и других иноземцев, ожидаемый наплыв евреев из Польши был нежелателен. Еще во время войны, когда польские войска были призваны в страну, ливонские купцы просили короля Сигизмунда-Августа не допускать к поставке продовольствия для армии людей из «злостного еврейского народа» («das bosshaftige jüdische Volk»). В договоре между Сигизмундом-Августом II ливонским магистром (впоследствии герцогом) Кетлером был помещен пункт о запрещении евреям торговать и брать в откуп пошлины в Ливонии. Однако из позднейших многочисленных обращений туземного купечества к королю Сигизмунду III и польскому сейму о недопущении евреев в Лифляндию видно, что бумажные запреты оказались бессильными против требований хозяйственной жизни. В конце XVI и начале XVII века евреи из пограничных мест Белоруссии, издавна проникавшие со своими товарами в земли ливонского ордена, стали чаще приезжать в Ригу и другие города. Им покровительствовали немецкие землевладельцы или рыцари, которым они доставляли товары из Польши и Московии в обмен на продукты сельского хозяйства. Белорусский город Полоцк и некоторые другие города на Западной Двине вели оживленную торговлю с Ригой главным образом через евреев. Нарушалась торговая монополия туземных немецких купцов, и к прежним конкурентам, голландцам и шотландцам, прибавились сыны «богохульного, зловредного, нечестного народа, нетерпимого во многих странах христианского мира, обособленного известными отличительными знаками и ограниченного в нравах по закону». Эта характеристика еврейства дана была рижскими бюргерами своим делегатам, отправлявшимся на варшавский сейм в 1611 году, с поручением ходатайствовать о выселении из страны еврейских и шотландских странствующих торговцев, которые занимаются продажей товаров и разменом монет «в настоящее тревожное время войны» (польско-московской). Король Сигизмунд III старался охранять «привилегии нетерпимости» лифляндского купечества. В начале Тридцатилетней войны, когда Рига была занята шведским королем Густавом-Адольфом, местное купечество добилось от него подтверждения своей привилегии, «чтобы евреи и иностранцы не были терпимы в стране во вред бюргерам» (1621). Из дальнейших официальных актов, однако, видно, что у евреев не оспаривалось право временного приезда в Ливонию для торга на ярмарках и для расчетов с местными купцами. Часто, однако, временное пребывание продолжалось довольно долго, превращаясь в постоянную оседлость. Вообще, в Прибалтике господствовала немецкая система: здесь не было слепой московской юдофобии, исполненной суеверного страха перед евреями, а была трезвая расчетливая юдофобия купцов, которая против еврейских конкурентов защищалась вывеской христианства, а против голландцев или шотландцев — доводами патриотизма.
