Двойственная роль марранов, как полукатоликов и полуевреев, не могла внушать португальцам доверие к ним. Христианское общество испытывало неприятное ощущение от присутствия этого инородного тела в церковном организме. К новохристианам питали ненависть, смешанную со страхом. Эти чувства привели в 1506 году к страшной катастрофе в Лиссабоне. В праздник Пасхи у некоторых марранов нашли мясо ягнят и кур, приготовленное по еврейскому обряду, а также неквашеный хлеб («маца») и горькую зелень («марор») для пасхального стола. Подозреваемых арестовали, но через несколько дней выпустили на свободу. Эта снисходительность к «еретикам» возмутила добрых католиков в Лиссабоне, и «черная сотня» доминиканцев стала искать предлога для расправы. В пасхальное воскресенье доминиканские монахи выставили в одной церкви распятие и раку с мощами, от которых струился какой-то загадочный свет. Один из присутствовавших в церкви марранов позволил себе неосторожное замечание, что мощи светятся не в силу чуда, а, вероятно, от подвешенной сзади лампы; по другой версии, он будто бы шутливо выразился, что в нынешнюю пору засухи водяное чудо было бы нужнее, чем огненное. Услышав эти «богохульные» слова, разъяренные католики и особенно католички набросились на вольнодумца, вытащили из церкви и убили. Доминиканцы поспешили натравить возбужденную толпу на всех марранов. Два монаха шли, с распятием в руках, по улицам города и кричали: «Ересь, ересь!» Всех встречавшихся по пути марранов разъяренная толпа убивала. В первый день их было убито и сожжено свыше 500. На другой день, в понедельник, резня возобновилась с еще большим ожесточением. Врывались в дома марранов, вытаскивали обитателей, старых и молодых, на улицу и бросали в костер. Беременных женщин выбрасывали из окон домов на улицу, и громилы подхватывали их на свои копья. В числе жертв был богатый откупщик налогов, марран Маскаренас, которого народ особенно ненавидел; обломки мебели из его разгромленного дома были свезены на площадь как топливо для костра. А в это время по улицам бегали монахи с крестами в руках и разжигали народ криками: «Miserere!» («Господи, помилуй!»), «Кто за христианскую веру и крест святой, пусть идет за нами, чтобы истребить евреев!». На третий день убийства и разбои продолжались в окрестностях Лиссабона, куда бежали марраны. Всего погибло за три дня свыше 2000 человек. В числе жертв были и старохристиане, ошибочно принятые за марранов. Были случаи гнусного насилия над женами и девушками; одна марранка заколола монаха-насильника его собственным ножом[20]. Правительство было возмущено этими зверствами толпы. Король Эммануил велел строго наказать виновников погрома. Зачинщиков вешали и четвертовали, а двух монахов-подстрекателей сожгли. Устрашенные лиссабонской резней, массы марранов стали выселяться из Португалии; король сначала разрешил эмиграцию, но потом запретил ее. Чтобы удержать марранов в стране, он впоследствии гарантировал им свободу от инквизиционного надзора еще на 16 лет (с 1512 г.).
Эта ценная для марранов гарантия соблюдалась только до смерти короля Эммануила (1521). Его преемник Иоанн III (1522-1557) повел иную политику. Еще будучи инфантом, он выражал недовольство по поводу снисходительности своего отца к новохристианам. Королева Екатерина, испанская принцесса, уговаривала мужа ввести в Португалии автономную инквизицию против еретиков, по образцу испанской; в этом направлении сильно агитировали и доминиканцы. Король поручил двум лицам следить за поведением марранов. Один из них, выкрест Генрикес Нунес, усердно исполнял роль шпиона. Притворяясь марраном и поэтому имея доступ в дома «анусим», он обо всем докладывал королю. Он доносил, что в домах многих марранов он не видел икон, молитвенников и других принадлежностей католического жилища и что из Испании вероотступники продолжают ездить в Лиссабон, где можно удобнее «иудействовать». На основании этих донесений Иоанн послал Нунеса к испанскому королю Карлу для тайных переговоров о введении инквизиции в Португалии. Марраны узнали об этом и решили отомстить предателю. Переодевшись монахами, двое из них настигли Нунеса по дороге, близ города Бадахос, и убили его, отняв письменные доносы, которые он вез с собой для агентов инквизиции. Мстители, однако, были обнаружены и осуждены на лютую казнь: им отрубили руки и, привязав изувеченных к хвостам лошадей, поволокли на эшафот. Шпиона Нунеса духовенство причислило к лику мучеников церкви (1525). Убийством Нунеса воспользовались враги марранов для агитации против них. Кортесы жаловались королю, что марраны забрали в свои руки аренду крупных имений и хлебную торговлю, что они дают наибольший контингент врачей и аптекарей и в качестве таковых могут вредить здоровью пациентов-христиан. Марраны с тревогой следили за этой агитацией: они чувствовали приближение грозы.
В это время на горизонте появилась «звезда с востока»: в Лиссабон прибыл мнимый посол заморского «еврейского царя» Давид Реубени, заинтересовавший короля Иоанна своим планом похода против турок (§ 11). Марраны увидели в Реубени своего освободителя и целыми толпами ходили к нему на поклонение. Один из них, восторженный Соломон Молхо, сам выступил в роли освободителя и, уехав в Италию, стал во главе мессианского движения. Других мессианский энтузиазм увлек на путь борьбы.
Группа вооруженных молодых марранов пробралась в пограничный испанский город Бадахос, где недавно совершилось убийство Нунеса, и силой освободила нескольких марранских женщин, томившихся в тюрьме инквизиции (1528). Местные церковные власти жаловались португальскому королю на дерзость еретиков и настоятельно требовали, чтобы в Португалии была введена такая же строгая инквизиция, как в Испании. В это время Иоанн уже разочаровался в фантастической миссии Реубени и удалил его из Лиссабона, чтобы он не смущал марранов. Отсроченный раньше проект введения инквизиции снова стал на очередь.
В 1531 г. король Иоанн поручил своему послу в Риме немедленно исходатайствовать у папы Климента VII буллу об учреждении в Португалии самостоятельной инквизиции. В совете папы слышались голоса, что Иоанн, по примеру Фердинанда и Изабеллы, желает ввести инквизицию не столько из религиозного усердия, сколько ради конфискации состояния осужденных еретиков. Тем не менее папа удовлетворил просьбу португальского поела и выдал ему буллу. Марраны, заранее узнав об этом через своих друзей в Риме, поручили одному ловкому дипломату из своей среды, Дуарте де Пазу, воздействовать на курию в смысле отмены папской буллы. Были пущены в ход и связи с сановниками курии, и деньги, и политические доводы. Благодаря мягкости характера либерального Климента VII агитация марранов увенчалась успехом. Папа сначала велел приостановить введение инквизиции, а затем издал «буллу прощения» (1533), в которой объявил следующее: евреи, некогда насильно окрещенные, не могут считаться членами церкви и, следовательно, не подлежат ее суду за отступничество; дети же их, крещенные при рождении, считаются христианами и должны быть удерживаемы в этой религии, но их нельзя наказывать за полученное от родителей воспитание, а можно только привлекать к церкви мерами кротости и вразумления. Согласно «булле прощения», все арестованные марраны должны были получить свободу. Португальский король медлил с опубликованием этой буллы, надеясь добиться отмены ее от Павла III, занявшего тем временем папский престол после смерти Климента, но он обманулся в расчете. Когда папский нунций в Лиссабоне донес в Рим, что Иоанн вопреки булле продолжает арестовывать марранов, Павел III потребовал освобождения арестованных, и король вынужден был покориться: 1800 узников получили свободу (1535).
Скоро, однако, переговоры о введении инквизиции возобновились. Папа готов был дать свое согласие на это на следующих условиях, гарантирующих правосудие: чтобы следствие о вероотступничестве не основывалось на доносах домашних слуг и подозрительных лиц; чтобы показания свидетелей давались не секретно, а в присутствии подсудимых; чтобы допускались свидания родных и близких с заключенными; чтобы имущество осужденных не конфисковывалось в пользу казны, а передавалось их законным наследникам; наконец, чтобы на приговор инквизиционного трибунала допускалась апелляция в Риме. На эти условия король Иоанн, враг марранов и большой охотник до их конфискованных имуществ, не мог согласиться. Он обратился к посредничеству императора Карла V, прося его убедить папу в необходимости для Португалии автономной инквизиции по испанскому образцу. Павел III не мог противиться настояниям императора и издал буллу о введении инквизиции в Португалии (23 мая 1536), только со следующими ограничениями: в первые три года после учреждения трибуналов в них должны соблюдаться формы обыкновенного судопроизводства; имена обвинителей и свидетелей должны быть сообщаемы подсудимым; в первые десять лет имущества осужденных не должны конфисковываться в пользу казны.
