Лазарь начал так же, как его отец, — с мелких услуг для бедняков. Если карма — это игра, то Лазарь вступил в неё с выигрышной комбинацией. В свои пятнадцать лет он начал то, что вскоре превратилось в сложную сеть взаимных услуг, изначально движимую искренним желанием помочь: где-то починить крышу, где-то залатать стену. «О, Лазарь, слава богу, ты здесь, посмотри на эту проблему, с которой я столкнулся! Взамен я почти ничего не могу предложить, но вот, возьми: безделушку из нашего дома, семейную реликвию, что-то, что мне дорого».
Лазарь не стал бы принимать подарок и хранить его где-нибудь. Разве что, в своем воображении. Он понял, что ценность имеет не знак доллара, а выражение благодарности, которое недвусмысленно означает: «Теперь я обязан тебе всем».
«Что я мог с этим сделать?» — размышлял он. А потом кто-то другой нуждался в помощи, и Лазарь думал: «Не принесёт ли этому человеку пользу то, что у меня есть? А я, в свою очередь, не получу ли его преданность взамен?»
Незаметно для себя Лазарь Фёдоров к восемнадцати годам накопил множество долгов. Он скрупулёзно вёл их учёт. Иногда он голодал, но всё равно предпочитал голодать, чем потратить долг впустую, пока не станет ясно, как использовать его наиболее разумно. Позже, когда он вкушал дорогие блюда, его неизменно посещала мысль: «Ничто не сравнится с роскошью не иметь ничего». На заре своего дела еда была металлической и пресной, из консервной банки, но сопровождалась тем осознанием: «Ага! Я знаю, как заставить такого-то и такого-то достать мне то, что мне нужно».
Первым, от чего избавился Лазарь из своего прошлого, было здание. Формально он оставался его владельцем, но передал управление наёмному управляющему. Его бизнес не должен был опираться на счастье других, думал он. Если он хочет процветать, ему следует вкладываться в чужие страдания.
Лазарь искал тех, кто хотел большего, и предлагал им способ это получить. В свои юные годы он узнал многое, но важнее всего — как распознавать на лице отчаяние. Оно имело множество обличий: голод, усталость, бездомность. Но оно могло проявляться и на лицах богатых и привилегированных. Отчаяние было бездонным колодцем. Даже у сильных мира сего были свои потаённые карманы отчаяния, а терять им было куда больше, чем другим, и предложить Лазарю они могли несравнимо больше.
Вторым, от чего он отказался, было его имя — по крайней мере, в делах. Проблема имён, рассуждал Лазарь, в том, что они сами по себе — тени. Человек носит имя своего отца, и если отец ничем не примечателен, то и сын автоматически становится таким же. Но Лазарь не собирался быть незаметным, как его отец.
Имя «Кощей» впервые прозвучало из уст одной из ведьм Боро — первой, кто распознал в Лазаре талант быть полезным. Его первая крупная услуга стоила победы на выборах в одном из районов.
— Я знаю, что у тебя есть влияние среди ведьм Бруклинского Боро, — сказала она, — и слышала, что один из лидеров профсоюза перед тобой в долгу.
Ведьме не нужно было объяснять Лазарю, что без поддержки профсоюзов ей не видать победы. Лазарю, в свою очередь, не нужно было рассказывать ей, в чём заключалась услуга и как он её получил. Важно было лишь то, что к концу недели каждая ведьма Бруклинского Боро отдала свой голос её кандидату. Сама по себе победа на выборах была не важна. Ведьму вскоре забудут. Останется только история о том, как она пришла к худощавому молодому человеку, полному секретов, которого нельзя было подкупить обычными методами и который, следовательно, не мог быть легко уничтожен.
— Он как Кощей, — говорили люди. — Он бессмертен, как Кощей, и его можно найти только среди теней.
Если бы кто-то спросил Лазаря, как он это сделал, он бы усмехнулся и сказал:
— Разве вы не слышали о влиянии слухов? Не всё в этом мире — магия.
Но никто не спрашивал. Его уже слишком боялись. В конце концов, никто не доверяет тому, чего не может увидеть.
К тому времени, когда Лазарь задумался о женитьбе, он уже приближался к среднему возрасту. Он пережил своего отца и владел куда большим, чем ветхое здание. У него было несколько зданий, он собирал с них ренту, хотя это и не было его основным делом. Лазарь занимался всем. Если что-то можно было достать, Кощей либо уже владел этим, либо знал, как раздобыть.
Лишь когда ведьмы Боро начали завидовать его успеху, Лазарь понял, что наконец добился достаточно многого. Завладев компроматом на каждую ведьму в каждом районе, он решил, что может позволить себе отдохнуть.
— Жена? — переспросил Антонов, усмехаясь с лёгким недоверием.
Антонов был сравнительно молодым, низкоранговым ведьмаком из Боро (к которому Лазарь подошёл сперва как Кощей, а затем, постепенно, уже как он сам). Со временем стало очевидно, что Антонов куда больше ведьмак, чем политик, и, следовательно, гораздо перспективнее своих старших коллег. Бокал пива, купленный для Антонова, окупался десятикратно. К концу вечера он всегда предлагал Кощею что-то ценное — заклинание или магию, которая давалась ему легко, но оставалась недоступной для других.
— Почему-то я сомневаюсь, что твоё ложе холодно, Кощей Бессмертный, — заявил Антонов
— Просто ищу свою царевну Марью, наверное, — ответил Лазарь, с удовольствием поддерживая отсылку к сказке, в честь которой его прозвали. Как обычно, он тихо потягивал своё пиво, пока Антонов осушал своё залпом.
— У меня как раз есть Мария, — усмехнулся Антонов. — Тихая такая. Найди себе такую же.
На самом деле Лазарь мало интересовался женитьбой. Но ему был нужен наследник. Хороший наследник. Кто-то, кто продолжит его дело. Сильный мальчик, которого он сможет вырастить мудрее, чем его когда-то воспитал собственный отец — человек, чьё наследие угасло слишком быстро. Лазарю нужен был сын Кощея. Наследник династии, продолжатель империи.
— Тихая подойдёт, — сказал Лазарь. — С тишиной я могу работать.
Так Антонов нашёл для него Анну — хорошенькую блондинку, худенькую и хрупкую, которая, казалось, смертельно боялась Лазаря. «Не как жена Антонова», — подумал он с завистью. В отличие от Анны, Мария Антонова всегда слушала, её взгляд был острым, внимательным и любопытным — совсем не таким, как у Анны. Если при виде Лазаря Анна превращалась в нервного, загнанного кролика, то Мария — примерно того же возраста, если не младше, ещё почти девочка с тонкими девичьими руками — смотрела на него с таким пристальным, проницательным взглядом, что Лазарь инстинктивно начал избегать её взгляда.
В отличие от Антонова, который легко обсуждал свои дела в присутствии жены, Лазарь держал свои секреты при себе. Он и Анна вели, по большей части, раздельную жизнь, за исключением времени, потребовавшегося ей, чтобы зачать ребёнка.
К тому моменту у Антонова уже родился первенец — красивая девочка по имени Марья. «Подходящее имя», — подумал Лазарь, но вслух не сказал. Как и мать, маленькая Марья Антонова с самого рождения обладала пронзительным взглядом. Лазарю казалось странным, что он это замечает. Она была любимицей своего отца.
— Принцесса Марья, — ворковал Антонов, держа дочь на руках. — Моя Машенька, моя маленькая принцесса!
Лазарь не чувствовал к ней ничего подобного, но предчувствовал, что их жизни — его, её и слишком тихой, слишком умной матери этой девочки — навсегда переплетутся.
А потом родился Дмитрий.
С рождением сына Лазарь впервые узнал, что значит любить кого-то сильнее, чем самого себя. С самого первого крика, вырвавшегося из лёгких его сына, человек, которого называли Кощеем Бессмертным, обрёл своё предназначение. Он хотел наследника для всего, что он построил, но в тот день понял, что его призвание — нечто куда большее.
Смыслом его жизни стало создание чего-то, что будет достойно его старшего сына.
Лазарь убедился, что был прав, подружившись с Антоновым. Не потому, что тот был особенно полезен, а потому, что он был удобен. Антонов, казалось, совершенно не осознавал, насколько ценны его способности; у него не было ни малейших амбиций, чтобы представлять угрозу для бизнеса Кощея. Это означало, что впервые Лазарь, вместо того чтобы видеть в Антонове инструмент для устранения потенциального соперника, начал воспринимать его скорее как домашнего питомца.
